Бал хищников - Конни Брук

Хотя держателям облигаций подобные предложения не нравились, они, как правило, принимали их, поскольку чувствовали себя между молотом и наковальней. Такая обменная сделка, пояснял Леви, – по сути дела, арбитражная операция. Если владелец приобрел облигацию по номиналу, а теперь она продается по 60 центов за доллар, он, скорее всего, не откажется обменять ее на бумагу, стоящую 65 центов, особенно если его единственная альтернатива – держать облигации обанкротившейся компании.

Но чтобы эти спасительные средства помогли погибающей компании, их нужно было применять быстро, не тратя времени на многомесячные утверждения в Комиссии по ценным бумагам и биржам. Еще один инвестиционщик, Джеймс Шнайдер из сан-францисского отделения Drexel, в 1981 году мучительно размышлял над проблемой. Он вел провальную сделку по ACI и теперь был обязан исправить положение. Прежде чем заняться инвестиционным бизнесом, Шнайдер получил юридическое образование. И вот в начале 1982 года он (по его собственным словам) нашел лазейку, позволяющую проводить обменные операции с необходимой быстротой, – раздел 3(а).9 Закона о ценных бумагах от 1933 года. По статье закона, компании имеют право предлагать обмен старых бумаг на новые без регистрации, однако инвестиционным фирмам запрещается взимать комиссионные за продажу или распространение незарегистрированных бумаг, а также «подстрекать» к обмену. Единственное, что разрешено инвестиционной фирме, – советовать компании, какого рода обмен наиболее целесообразен для нее и приемлем для держателей облигаций; во всем прочем инициатива должна исходить от самой компании.

В течение следующих четырех лет прочие инвестиционно-банковские фирмы по совету юристов в большинстве своем воздерживались от подобных операций. Юристы затруднялись определить, что именно можно счесть «рекламированием» или «подстрекательством» при этих крайне сложных обменах, где владельцев бумаг приходится наставлять и убеждать; они не советовали клиентам-банкирам связываться с этими в лучшем случае сомнительными делами. Некоторые инвестиционно-банковские фирмы проводили различие между обменами по принципу «кнута и пряника» (когда держателей облигаций убеждали, что менее привлекательная бумага лучше, чем риск банкротства) и такими, где компания в качестве защитной меры, как правило, выкупала свои бумаги на столь привлекательных условиях, что никакого давления не требовалось.

Комментируя проблему, Мэри Лу Малановски, партнер отдела корпоративных финансов Drexel, заметила: «Покупатели могут обратиться к нам – мы ведь не станем ничего им навязывать. А поскольку мы работаем преимущественно на внебиржевом рынке, постоянно говорим с покупателями и знаем, чего они хотят, они могут сказать это нам, а мы – передать компании». Действия по схеме 3(а).9, добавила она, с точки зрения Drexel, имели еще одно преимущество: фирма не несла ответственности за размещение бумаг; поскольку они не регистрировались, название фирмы не упоминалось в проспекте эмиссии.

Первую операцию по схеме 3(а).9 Drexel провела в 1981 году. В течение следующих пяти лет она проведет около 175 подобных обменов, преимущественно для проблемных компаний; суммарный объем их «мусорных» долговых обязательств составит семь миллиардов долларов. По данным, которые привел Рэндалл Смит в газете «The Wall Street Journal» (сентябрь 1986 года), в то время как другие инвестиционные фирмы, агрессивно вторгавшиеся на «мусорный» рынок в восьмидесятых годах, имели высокий процент дефолтов по размещенным выпускам – 9, 10, даже 17%, – у Drexel с ее львиной долей рынка уровень дефолтов был менее 2%.

Такой низкий уровень нельзя, конечно, объяснять только применением схемы 3(а).9. Drexel начала «мусорный» бизнес гораздо раньше подавляющего большинства конкурентов, и ее квалификация – умение проводить анализ кредитоспособности и точно выбирать ограничительные параметры конкретной эмиссии – была на голову выше. Конечно, схема 3(а).9 в значительной мере способствовала хорошим показателям Drexel – и, несомненно, «мусорного» рынка в целом, поскольку Drexel применяла схему 3(а).9 не только в тех эмиссиях,

Слияние с Майком которые размещала, – ибо в противном случае процент дефолтов был бы выше. Согласно статье, опубликованной в «Journal», дефолт был объявлен по бумагам на сумму 2 миллиарда 927 тысяч долларов – это 3,4% от суммарного объема всех новых публичных эмиссий «мусорных» (86 миллиардов 43 тысячи долларов), размещенных пятнадцатью ведущими фирмами с 1980 по сентябрь 1986 года. Поскольку Drexel использовала схему 3(а).9 не только для новых эмиссий «мусорных» обязательств, сопоставление не вполне корректно.

Однако, по самым осторожным подсчетам, если бы Drexel не провела бумаги на семь миллиардов по схеме 3(а).9, объем дефолта по новым эмиссиям оказался бы на два-три миллиарда больше, таком случае общий долларовый объем дефолта, указанный в статье был бы приблизительно вдвое больше. Можно с немалым основанием предположить, что более высокий общий процент дефолтов или внезапный рост случаев невыполнения обязательств по размещенным Drexel эмиссиям заметно снизил бы спрос на «мусорные», сложившийся в начале восьмидесятых годов. Но если машина Милкена и могла столкнуться с внешними препятствиями, то схема 3(а).9 помогла избежать их. А когда рецессия 1981-1982 годов стала затухать и последствия неудачных сделок удалось преодолеть (по крайней мере, на время), Милкен уже был готов завоевывать новые пространства.

Глава 5

Монастырь на углу Уилшир и Родео

В 1983 году произошел взрывообразный рост «мусорного» мира. К концу года крупная часть всего существовавшего на тот момент непогашенного эмиссионного долга – 40%, или 7 миллиардов 310,2 миллиона долларов, – возникла за счет новых эмиссий в том же году. Двадцать три эмиссии по 100 и более миллионов долларов против всего восьми в 1982 году. Drexel провела размещения на 4 миллиарда 690 миллионов – втрое больше, чем в предыдущем году.

Всего за десять дней в феврале 1983 года Drexel разместила семь новых выпусков на общую сумму 500 миллионов. В апреле фирма провела самое большое в своей истории единичное размещение «мусорных» на 400 миллионов для MGM/UA Entertainment Company. А затем, в июле, прошло размещение на миллиард для MCI Communications.

Прыжок, которым Drexel провела эти суперсделки, дался ей не так легко и безболезненно, как может показаться человеку неискушенному. По воспоминаниям одного бывшего сотрудника фирмы, Милкен и его команда очень нервничали, когда шло размещение бумаг MGM/UA, потому что оно вчетверо превышало самую крупную прошлую операцию. «Один из ребят Майка позвонил мне и попросил взять на десять миллионов, – рассказывал этот бывший розничный продавец Drexel. – Обычно, когда у них выходило хорошее дело, они мне ничего не предлагали, потому что Майк ненавидел розницу, никогда с ней не связывался – не хотел, чтобы его дергали звонками насчет облигаций на миллион, если он собирается разместить сразу на сто. А тут они попросили меня поучаствовать. „Знаешь, – сказали они, – тебе надо быть в команде". Я и взял.

А потом подписка оказалась больше, чем предполагали, и мне опять позвонили: „Верни нам все назад". Но я-то уже договорился с клиентами: „Дело, – отвечаю, – сделано". Тогда мне позвонил громила Майка [другой продавец]: „Ну ты, ублюдок…" – и понес меня в хвост и в гриву. В конце концов мы пришли к компромиссу: я уступаю пять миллионов, и они пять. Но потом этот тип опять стал звонить и кричать, что они хотят остальное.

Майк играет жестко, – заключил продавец. – Сам он не вмешивается и не выступает – я не помню, чтобы он говорил на повышенных тонах. Но нужные для этого люди у него есть».

Операция по MCI началась с 500 миллионов долларов. Но продавцы Милкена постоянно сообщали ему, что спрос растет и растет. Милкен вышел на 600 миллионов, потом на 800 и наконец на миллиард. Кроме того, ведь подписка на бумаги MGM/UA тоже была превышена. Но когда сделка выросла, Уолл-стрит охватило сомнение. Некоторые покупатели стали говорить, что миллиард долларов – слишком большой долг для компании и что ее ожидает слишком большое разводнение акций (вместе с облигациями были выпущены варранты).

В большинстве инвестиционно-банковских фирм поступали так: если они брались разместить «мусорные» на 100 миллионов, но обнаруживали, что могут продать только на 50 миллионов, размер сделки обычно урезался до этого реального уровня. Но Милкен вот уже много лет считал делом чести не менять первоначальных условий. Давая показания в середине 1986 года, он с неприкрытой гордостью заявил: «Хочу подчеркнуть, что за всю мою карьеру на Уолл-стрит я ни разу не выходил из сделки, если уже дал согласие, – независимо от того, каких усилий это требовало».

Подобная политика диктовалась, насколько можно понять, не только присущей Милкену добросовестностью, но и деловым расчетом. Она должна была (и обычно достигала своего) вызвать у клиента чувство глубокой признательности, например. Маршалл Коген из General Felt Industries вспоминал, как в трудные времена в 1980 году Drexel подрядилась разместить бумаги General Felt на 60 миллионов Долларов; выяснив, что не сможет продать и половины, фирма сама приобрела оставшуюся часть. «Я, – заметил Коген в интервью в 1986 году, – не помню случая, чтобы так поступила еще какая-нибудь инвестиционно-банковская фирма, ни одного. Сейчас все готовы нас финансировать – и Goldman, и Lazard. Но тогда, в 1980 году, больше никто не достал бы нам денег. А без них я не смог бы заложить тот фундамент, который теперь имею».