Бешеный прапорщик части 1-11 - Дмитрий Зурков

— Хотите оставить трофей себе, Денис Анатольевич? Понимаю, ручной пулемет в группе — это неубиенный козырь. Хорошо, я согласен. Только помните, трофеи нравятся не только Вам.

Вот эта последняя фраза вкупе с подмигиванием что должна означать? Что непосредственный начальник тоже не отказался бы от чего-нибудь трофейного? Добро, сделаем. И на будущее надо «обменный фонд» создавать для всяких презентов тыловикам и прочим нужным господам. Ну это не горит.

— Я еще хотел попросить Вас, Валерий Антонович, о помощи в поисках нужных добровольцев. Мне нужны саперы, или в крайнем случае артиллеристы. Короче говоря, люди, разбирающиеся в минно-взрывном деле. И чтобы они могли выдерживать наши нагрузки…

— Хотите увеличить группу, Денис Анатольевич?

— Завтра хочу устроить экзамен своим. По действиям в качестве командира группы. Если выдержат, можно будет комплектовать еще четыре.

— А почему только четыре? Вас же пятеро.

— Один из казаков на командира еще не тянет, зато к данному агрегату, — я показал на «Мадсен», — воспылал прямо таки неземной страстью. Будет универсальный пулеметчик для всех групп.

— Хорошо, экзаменуйте своих казаков, а я попробую подыскать Вам пополнение…

На следующий день я устроил «молодым» выпускной экзамен на тему «Рейд в тылу врага», то есть собрались по-боевому, с полной выкладкой — карабин, две сотни патронов, сухпай на сутки, фляги, лопатки, лохматки вскатку на вещмешок, «Оборотни» на пояс. Я хорошо помнил по будущей жизни как выглядел «Оборотень-2» и сподобился в кустарных условиях повторить его форму. Правда без всяких наворотов типа стропореза, обжимки для детонаторов, раскладывающейся рукояти и т. д. Получился хороший такой нож с лезвием типа «ятаган», или на американский манер — «спир пойнт». Моим ребятам он очень понравился, они просто скопировали его и отдали заказ в слесарные мастерские местного депо. Железнодорожники постарались, и ножи удались на славу. Сбалансированные, хорошо лежащие в руке…

Маршрут был проложен до линии фронта и обратно — километров 25–30 в один конец, преимущественно по лесам и болотцам вдоль дорог. Задача простая: довести «языка», то бишь меня любимого, до вышестоящего командования. И пройти маршрут должны были незамеченными. А еще должны были понаблюдать за какой-нибудь дорогой — кто и куда по ней едет. В составе группы у меня по-прежнему трое «казачат», и старший урядник Митяев, ими командующий. Ему экзамен устраивать не стал, — и так все видно. А вот «молодым» пообещал, что если сдадут экзамен, будут набирать свои группы. Туда командиром группы идет Митяй, обратно — Гриня. С Андреем сложнее, хорошо, что он сам это понимает. Пока он — наш штатный пулеметчик, с «льюисом» прямо сроднился. После наших «подвигов» я, вроде бы, заслужил доверие у казаков и недостатка в добровольцах не было, еще десяток человек тренировались «на базе»…

Мы уже дошли до наших окопов, немножко пошутили с нестроевой ротой какого-то пехотного полка — подперли толстым дрыном ворота в сарай, где они храпели в полном составе, включая дневального, и стали возвращаться обратно к себе, когда вдруг со стороны дороги раздались выстрелы. Идущий впереди дозорный упал на колено и вскинул вверх руку, согнутую в локте — «Всем — Стоп». Группа моментально присела, бойцы уже ощупывали свои сектора стволами карабинов. Гриня бесшумно подвинулся ко мне:

— Командир, надо посмотреть что там. Я Митяя пошлю.

Я согласно кивнул, казачок плавно перетек на три метра вперед, беззвучно хлопнул по сапогу казака, который был дозорным, что-то ему шепнул. Митька ухом ввинтился в траву и исчез. Гриня занял его сектор и стал осматриваться. Я устроился рядом с ним. Минуты через три появился Митька, его лицо было встревоженным.

— На дороге санитарный обоз, четыре телеги. Пятеро германцев-кавалеристов, застрелили ездовых, один стоит с конями, остальные возле передней телеги.

Ну и что это все значит? Откуда здесь гансы и что им нужно? Место выбрано ими с умом, кругом лес, достаточно хорошо гасит звук, на дороге никого, четыре телеги — легкая добыча. Но почему санитары? Надо посмотреть…

— Одеваем лохматушки, идем к обозу. Михалыч, ты — справа, Гриня — слева, Митяй со мной, Андрей — прикрываешь тыл. Двинулись.

Через минуту мы были возле дороги. Посередине колеи стояли телеги с ранеными, у последней один из немцев, видимо коновод, держал двух лошадей, остальные были привязаны к бортику.

Так, руки заняты, винтовка за спиной, пока не опасен. Дальше, двое стоят у второй телеги, в руках — тесаки, винтовки тоже за спиной. У первой телеги какой-то ганс держит сзади за локти медсестру, а перед ней стоит офицерик и что-то ей говорит. Охранения нет, ничего не боятся, все смотрят на офицера и ухмыляются.

Подозвав своих, даю ЦеУ:

— Михалыч, твой — коновод, потом контролируешь правый фланг и тыл. Гриня — контроль слева и страхуешь меня, Митяй, Андрей — валите «гансов» с тесаками, дальше — по обстоятельствам. Живым нужен только офицер. Начинаем по свистку, расползлись быстренько.

Так, а вот это уже неправильно, пощечины должны женщины мужчинам давать, а не наоборот. Это у вас, герр официр, недоработочка в воспитании, но мы ее сейчас быстро исправим. Все готовы, можно начинать. Достаю люгер, патрон уже в патроннике, — как услышал выстрелы, сразу дослал, даю короткий свист, за которыми следуют два винтовочных выстрела, вылетаю из канавы на дорогу, кувырок, выстрел с колена по ногам «держателя», потом — офицера. Все падают, перекат назад — влево, контроль своего немца, краем глаза замечаю Митяя с Андреем уже на дороге, выбить люгер у лейтенанта-кавалериста, добавить пониже каски, чтобы не делал глупостей, вот и все. Медсестричка начинает сползать по борту телеги на землю, подрываюсь, два шага вперед, подхватываю ее на руки, поворачиваю лицом к себе… И где-то я ее уже видел. Бережно укладываю ее на место возницы, подсовываю под голову сброшенную и скомканную лохматушку, оглядываюсь по сторонам. Сладкая парочка, Митяй с Андреем стянули руки за спиной герру лейтенанту и теперь перетягивают ему ремешком от пистолета бедро повыше раны, в общем, все — как учили. Немец скрипит зубами, но не орет, — типа нордический характер показывает. Погоди, гаденыш кайзеровский, ты у меня еще плакать будешь очень крупными слезами и сопли по всему мундиру размазывать. Мне нужно только выяснить, почему ты на обоз с ранеными напал. Но это пока подождет…

Снимаю с ремня фляжку, набираю в горсть воды и осторожно брызгаю медсестричке на лицо. Она тихонько стонет — вздыхает, потом приоткрывает глаза, потом они наполняются слезами, она прячет лицо в ладони и бьется в истерике. Я вижу, как вздрагивают ее плечи, как она задыхается от рыданий, глажу ее блестящие каштановые волосы, говорю что-то успокаивающее…

Все в этом мире проходит, истерики тоже. «Сестричка» потихоньку успокаивается, садится, смущается, краснеет, пытается найти у себя платочек, чтобы привести себя в порядок… Надо начинать разговор.

— Мадмуазель, позвольте представиться: прапорщик Гуров, Денис Анатольевич.

— Николаева Мария Егоровна. Простите… Сейчас дыхание переведу… Прапорщик, не смотрите на меня, я неизвестно как выгляжу… Мне неловко…

Мария Егоровна… Маша… Машенька! Та самая медсестричка, которую моя ненаглядная угощала кофейком в день моей первой прогулки в госпитале. Да, мир тесен!

— Хорошо, я закрою глаза, но не обещаю, что не буду подглядывать.

Она пытается улыбнуться, это уже хорошо.

— Что они, — киваю в сторону немецких тушек, — от Вас хотели?

— Мы забрали раненых, ехали в госпиталь, эти появились внезапно, будто бы из ниоткуда… Никто из санитаров не успел за ружья взяться, как они их всех убили… Меня стащили с повозки, стянули руки за спиной, их офицер подошел и сказал, что ему нужны медикаменты для перевязок, и еще… Еще он сказал, — ее глаза снова стали мокрыми, — он сказал, что они прирежут всех раненых… И что он этого не сделает только… Только если… Если я… буду…Буду благосклонна к нему и его солдатам…

Мир закружился перед глазами, быстрей, еще быстрей. Потом все заволокло горячей бордовой пеленой…

— Х-а-а-а-р-р-р-а-а-й!!! — Я пришел в себя, когда на плечах висели мои бойцы, пытаясь оттащить меня от лейтенанта, а он в свою очередь пытался отползти подальше, глядя безумными глазами и оставляя за собой две вспаханные шпорами бороздки. Мой нож валялся на дороге, я и не помнил даже когда и зачем я его выхватил. Оглянувшись на Машу, я заметил ее испуганно-округлившиеся глаза. Черт, как бы опять слезы не начались…

— Пустите, я — в порядке, — я повернулся к Грине, — Что случилось?

— Командир, ты барышню успокаивал, потом как заревешь дурным голосом и одним прыжком к немцу кинулся. На него прыгнул, нож в руке, штаны ему с одного маха распластал, вторым замахом собрался ему это…ну… его мужское дело отмахнуть, да тут мы с Митяем подоспели, да сразу и не оттащить было. Рычишь, как медведь, глаза кровью налитые, а силищи в тебе — вдвоем еле справились.