Меч Зарины - Клара Моисеева

Саки столпились и стали о чем-то перешептываться. Потом Фамир увидел, как они складывают в мешок вы-данную им на день еду.

― Теперь вы разойдетесь и дадите дорогу прокаженному! ― закричали охранники, подняв свои плети. ― Иди, проклятый небом и солнцем! Уходи подальше отсюда!

Фамир пошел. Но куда идти? Где найти укрытие? Как прожить одному в чужом, неведомом краю? Теперь он уже не может вернуться в родные степи. Теперь уже нет нужды стремиться к Зарине. Все потеряно! Все кончено!

Он обречен! Он погибнет вдали от людей. За что все это? Куда он идет?

Его нагнал Саксафар. Он протянул ему мешок с едой и сказал, что снимет с него цепь.

― Не подходи! ― закричал Фамир. ― Ты погибнешь, прикоснувшись ко мне, я проклят богом!

― Я сниму цепь, ― сказал Саксафар, хватая цепь, которой были скованы руки Ф.амира. ― Мы все решили, что кто-нибудь должен освободить тебя от оков. Я взялся. Я должен!

― Не прикасайся!―кричал Фамир. ― Я обречен на гибель, пусть уж остаются оковы, все равно...

― Не говори так, брат Фамир. Ты еще узнаешь радость: мы добудем целебных трав, мы не оставим тебя. Не мешай мне... Трудно разорвать эту бронзовую цепь. Как крепко она сделана! Ну-ка, пойдем подальше к пещере. Там есть камни, попробую я камнем разбить ее.

― Зачем же ты губишь себя? ― спрашивал Фамир.― У тебя сын растет и молодая жена ждет тебя в твоем шатре.

― Я не верю охранникам, будь они прокляты! Не будем страшиться, Фамир. ― И Саксафар стал камнем разбивать крепкие оковы. Ему удалось в одном месте разорвать цепь, и тогда Фамир стал ему помогать. ― Иди в пещеры, вблизи которых мы брали камни, ― говорил Саксафар. ― Мы будем по очереди приносить тебе еду. Ты не умрешь с голоду.

― Я все равно погибну, ― сказал Фамир.― Не губите себя. Для вас еще настанет день освобождения, я верю, а для меня ничего уже не будет на земле. ― Фамир отвернулся.

― Возьми нож, я стащил у охранника, ― шептал Саксафар.― Он не видел, как я ушел к тебе. Сделаешь себе лук. Стрелы мы добудем тебе. Жди нас в пещере.

Фамир молча поклонился другу.

― Ты сделал для меня больше, чем мог бы сделать родной отец. Ступай, чтобы тебя не поймали и не избили. Берегись, как бы и тебя не коснулось это проклятье. Пей настой из трав. Я буду молить богов о твоем спасении, Саксафар.

― Иди, Фамир, мы не забудем тебя. Может быть, болезнь покинет тебя и ты уйдешь в родные степи. Тогда передай сакам, что мы живы и ждем освобождения... Я пойду...

― Погоди... Ты видел когда-либо прокаженного? ― спросил Фамир. ― Посмотри на меня. Так ли выглядит прокаженный?

― Я никогда не видел прокаженного, ― отвечал Саксафар. ― Никто из нас не видел. А охранникам я не верю. Хоть здесь часто встречаются прокаженные, но они могли соврать, чтобы запугать нас. Беда пришла. Иди, Фамир. Может быть, дойдешь до родных степей. Ты на свободе!

― Такая свобода хуже неволи! Зачем же я пойду в родные степи? Чтобы принести проклятие сакам?

Они расстались. Фамир пошел по знойной, пыльной дороге, едва волоча ноги. Еще вчера ему показалось бы счастьем освободиться от цепей, а сейчас он свободен, но еще более несчастен. Проклятье, что легло на его плечи, уже никогда не покинет его. Как же ему жить? Он не может приблизиться к людям. Его забросают камнями.

«Саксафар сказал про пещеры. Пойду туда, ― подумал Фамир. ― Он дал мне нож. Я сделаю лук. Попробую выточить стрелы из камня. Друзья дали мне еду. Хватит на несколько дней. Им сегодня трудно придется... А Саксафар каков! Что будет с ним? И у него отвалятся руки?! Из-за меня... Нет! Нет! Небо, солнце, ветер, вода, земля, всех вас призываю: помогите несчастному! Сделайте так, чтобы это не было проказой! Сделайте! Сделайте!»

Фамир бросился на пыльную дорогу и завыл.

«ГРЕКИ НАЗВАЛИ БЫ ВАС АМАЗОНКАМИ»

Расскажи про Персиду! А как выглядят простые персиянки? Там были женщины других племен? А ты видел царский дворец?

На каждом привале, как только наступала минута блаженного отдыха, Ишпакая засыпали вопросами. И чем больше он рассказывал о жизни персов, тем больше появлялось вопросов, тем больше хотелось узнать.

Спаретра очень побила рассказы о добром и чутком человеке из далекой Греции, который помог Ишпакаю бежать.

― Расскажи о человеке с орлиным носом и добрым сердцем, ― просила она.

И тогда Ишпакай снова вспоминал дни, проведенные с благородным греком, их случайные встречи, горести и радости, которые они делили под чужим небом.

― Он был человеком мудрым и знающим, ― вспоминал Ишпакай, ― но сам о себе говорил, что знания его ничтожны и потому учиться нужно каждый день и каждый час. Он много рассказывал о разных племенах и народах, но еще больше расспрашивал. Все его занимало. Ему хотелось знать, как живут саки и какие у них обычаи, как мы лечим коней и как воюем. И больше всего любил спрашивать о женщинах сакского племени.

― Он хотел знать, красивы ли сакские женщины? ― допытывалась Спаретра.

― Вовсе нет. Он был уверен в том, что вы красивы, но ему хотелось знать, правду ли рассказывают о женщинах кочевых племен. Греки говорят, будто сакские женщины так горды и неприступны, что сами саки их боятся. Что все они всадницы и отличные воительницы, но свои полчища ведут отдельно от мужчин, потому что к мужчинам относятся враждебно. О них говорят, будто им ничего не стоит завоевать целые города. А живут они в степи и не признают даже шатров. Одеваются в звериные шкуры, а едят дикие коренья и пьют кобылье молоко. Этих женщин они зовут амазонками.

― Что же ты ответил ему? ― Глаза Зарины загорелись лукавыми огоньками.

― Что ответил? Сказал, что женщины у нас и гордые и смелые, но своих полчищ не имеют, а вместе с мужьями и братьями защищают свои земли. Сказал, что кумыс они пьют, но и похлебку варят. А одежду любят из пестрых заморских тканей, какие носят самые знатные персиянки. А что к мужчинам они враждебны и живут одни в степи, это, говорю, выдумка самая несправедливая.

― Зачем же нам уединяться и враждовать с мужчинами,― вмешалась Зарина, ― когда саки не имеют привычки обижать нас? Наоборот, нам оказывают всяческое почтение. Что ты ему сказал, Ишпакай?

― Я сказал, что не знаю, как в Греции, а у нас и женщину-вождя встретишь в степи. И если она вождь племени, то почести ей оказывают даже старейшины рода. А вас бы он назвал амазонками, ― заключил Ишпакай. ― Да, пожалуй, и верно бы назвал. Ведь вы ушли своим отрядом, без мужчин, и сами хотите сокрушить столицу Персиды. ― Ишпакай шутливо подмигнул Спаретре.

― Хотелось бы мне сокрушить столицу Дария, ― сказала Зарина уже серьезно, ― только полчище мое столь малое, что подобно горсти песка в пустыне. Амазонки!.. Я так и назову вас, девушки. И, хоть мы не воюем и одежда на нас не из шкур звериных, мы чем-то похожи на тех женщин-воительниц, о которых греки рассказывают сказки. Как ты думаешь, Ишпакай?

― Так помните же, девушки, отныне вы ― амазонки!― смеялся Ишпакай. ― Только никому не говорите о том, что намерены выручить из плена своих женихов и братьев. Пусть лучше о вас рассказывают небылицы.

― Хоть он и благородный, грек, а плохо о нас думает, ― сказала с обидой Спаретра. ― «Живут где попало, одеваются в звериные шкуры...» Пусть бы посмотрел на наши шатры и праздничные одежды! Пусть бы увидел, как стараются нам угодить наши мужья и братья! И сами сакские женщины достойны доверия.

― Вот если бы он знал о жене сакского царя Аморга, которая спасла своего мужа, ― сказала Мирина, ― он бы не говорил таких слов. Все знают, что Аморг был обречен на смерть и персидский царь Кир казнил бы его, если бы отважная жена не собрала великое войско и не повела против Кира десять тысяч женщин. Она не побоялась пойти в столицу Персиды. Она освободила мужа.

― Да и ты, Зарина, названа по имени отважной и мужественной царицы, ― вспомнил Ишпакай. ― И она умела воевать, а прославилась не звериными шкурами, а красотой и благородством своим. И хоть давно все это было, а до сих пор живет молва о том, как богаты были ее одежды и колесницы.

― То были цари и было у них воинство превеликое, ― заметила Зарина, ― а у нас только и есть по коню с попоной да по луку с колчаном. А уж если мы амазонки, то поскачем лихо вперед, и пусть встречные попробуют с нами сразиться!

― Чем не амазонки?―пошутил Ишпакай. ― Только куда ты спешишь? Ведь стадо отстанет и есть нечего будет.

― А мы охотой добудем себе пищу! Скорее в путь! Нечего тратить время!

Три дня отряд Зарины несся по караванным дорогам Хорезма, не зная устали. Девушки не задерживались на привалах. Покормив коней, они снова мчались вперед.

Ишпакай спорил, уговаривал не торопиться, но Зарина упрямилась и переубедить ее было невозможно.

На четвертый день Зарина полезла в мешок за едой и призадумалась. Там оставалось только немного овечьего сыра и остатки сухой лепешки.