Врата Мёртвого Дома - Стив Эриксон

– То, что случилось во время восстания в империи, было ошибкой, – внезапно вскричал сапер. – Логросу Тлан Аймассу не поступало никаких приказаний.

Единственной ответной реакцией Турка на это была горькая усмешка. Показав рукой на дорогу, он произнес:

– Иди с миром, Разрушитель Мостов.

Кипя возмущением от царящей в мире несправедливости. Скрипач покинул гостеприимный дом.

Увидев Скрипача, Моби с бешеным визгом кинулся ему навстречу из дальнего угла комнаты. Он яростно хлопал крыльями, пытаясь обнять хозяина своими неуклюжими руками. Ласково ругая и отталкивая от себя зверька, которой в порыве нежности был способен задушить даже более крепкого человека, сапер пересек порог и закрыл за собой дверь.

– А я уж было начал волноваться, – отозвался из темного угла комнаты Калам.

– Немного сбился с пути.

– Какие-то проблемы?

Скрипач пожал плечами, снимая дождевик и оставаясь в отделанном кожей жилете.

– А где все остальные?

– В саду, – ответил, перекосившись, Калам.

Пытаясь не привлекать внимания, Скрипач остановился, засунул руку в задний карман и достал оттуда украдкой волшебный подарок танно. Решив не посвящать Калама в детали своего путешествия, сапер спрятал раковину в узел с запасными рубашками.

Усадив Скрипача за стол, убийца налил ему полный кувшин водянистого вина, а затем дополнил свой.

– Ну что?

– Все стены в городе сплошь покрыты символами. Я полагаю, не пройдет и недели, как улицы окрасятся в цвет крови, – ответил Скрипач, делая большой глоток.

– Я купил лошадей, мулов и снаряжение. К тому моменту мы будем уже около Одана. Там, я думаю, гораздо спокойнее, чем здесь.

Скрипач взглянул на своего компаньона: его темное, грубое лицо едва виднелось в редких лучиках света, пробивающегося через плотно зашторенное окно. На изрытой крышке стола перед убийцей лежала пара ножей, а рядом – точильный камень.

– Может, ты и прав, – проговорил Скрипач, – а возможно, что нет.

– На стенах были руки? Скрипач проворчал:

– Ты же тоже заметил их.

– Да, символов мятежа – в избытке, все места сбора давно сообщены, ритуалы воззвания к Дриджхне – проведены: я могу про читать в этих иероглифах то же самое, что и любой местный житель. Но вот что касается отпечатков рук этих нелюдей... это действительно что-то совсем иное.

Калам наклонился вперед, взял в каждую руку по ножу и лениво перекрестил голубоватые лезвия.

– Мне кажется, эти знаки показывают направление движения. На юг.

– Пан'потсун Одан, – прокомментировал Скрипач. – Наверное, это место сбора всех тварей.

Убийца уставился своими темными глазами на перекрещенные лезвия.

– Это не слухи, я точно об этом где-то слышал.

– Так думает Кимлок.

– Кимлок! – словно проклятье воскликнул Калам. – Он в городе?

– По крайней мере, мне передали его мнение, – нашелся Скрипач, вновь сделав большой глоток вина. «Если я расскажу убийце о своих похождениях и встрече с танно, – вновь подумал сапер, – Калама как ветром сдует со своего места. А Кимлоку придется пройти через врата Худа – Кимлоку, его семье, охране – всем. Этот человек не оставит им никаких шансов. Да, танно, мое молчанье – это еще один огромный подарок тебе и твоей семье».

Сзади по коридору послышались шаги, и через мгновенье в комнате очутился Крокус.

– Здесь темнота, как в горной пещере, – отозвался он, войдя в сумрак с солнечной улицы.

– А где Апсала? – резко спросил Скрипач.

– В саду, где же ей еще быть, – отозвался воришка дару.

У сапера отлегло от сердца. Смутное беспокойство, вошедшее в привычку у Скрипача, до сих пор никак не могло его покинуть. «Если я не видел ее перед собой, – размышлял сапер, – приходилось постоянно оглядываться назад, ожидая удара в спину. Я не могу привыкнуть к тому факту, что эта девушка давно изменила род своей деятельности. Но если Шеф Убийц выберет ее для своих целей вновь, то первым свидетельством этого события станет нож, который непостижимым образом окажется у моего горла».

Вздохнув, Скрипач принялся массировать занемевшие мышцы шеи.

Крокус пододвинул к столу кресло и, присев в него, тоже потянулся за вином.

– Мы устали ждать, – произнес он. – Если наша команда собирается пересечь этот чертов материк, то пора отправляться в путь. За стеной нашей комнаты находится гниющая груда мусора, которую свалили в канаву со сточными водами. Она кишит крысами, а жаркий воздух вокруг настолько наполнен мухами, что порой становится трудно дышать. Если я останусь здесь еще хотя бы на день, то обязательно подхвачу какую-нибудь заразу.

– Давай надеяться, что самое большее, что тебе грозит, – это болезнь Голубого Языка – попытался успокоить его Калам.

– Какая болезнь?

– Твой язык распухает и становится голубого цвета, – объяснил Скрипач.

– Так что же в этом хорошего?

– Ты наконец-то перестанешь болтать.

Яркие звезды повисли над головой и луна начала свой путь по ночному небосклону, когда Калам выбрался из своего убежища и взял направление к Джен'рахбу. Старые наклонные площадки, ведущие к вершине холма, сейчас стали похожи на огромные лестничные пролеты, зияющие своими брешами. После катастрофы городские ловкачи стали постепенно разбирать эти магистрали, используя каменные глыбы в качестве материала для постройки и ремонта своих домов в других районах Эхрлитана. Сейчас на месте старых дыр выросла густая поросль колючего кустарника, чьи длинные, похожие на толстенную проволоку корни, как огромные якоря, пронизывали всю толщу склона.

Убийца осторожно, как кошка, карабкался по каменным глыбам, припадая почти к самой земле. Он не хотел, чтобы какой-нибудь случайный ночной прохожий в Нижнем городе увидел его фигуру на фоне ночного неба. Вокруг стояла звенящая тишина, лишь несколько патрулей малазанской армии несли свою службу. Видимо, на них тоже подействовало это томящее безмолвие: ощущая себя, словно в некрополе, где живут одни только духи, солдаты время от времени перекликивались друг с другом, выясняя, все ли в порядке. Для Калама это было только на руку: периодически слыша из аллеи тревожные голоса, он мог не бояться внезапного нападения блюстителей порядка со спины.

Добравшись до вершины, он проскользнул между двумя огромными блоками известняка, которые когда-то образовывали часть внешней стены Главного дворца. Калам остановился, глубоко вдыхая пыльный ночной воздух, и посмотрел вниз, на спящие улицы Эхрлитана. Башня нынешнего кулака, бывшая когда-то резиденцией Священного Фалах'да, высилась в темноте над городом, подобно уродливой, сжатой в кулак руке, поднимающейся из черного угольного пласта. В этой башне сейчас затаился военный правитель Малазанской империи, закрывающий уши на пламенные предостережения Красных Мечей, малазанских шпионов и сочувствующих сторонников, которых еще не прогнали или не убили. Весь полк охраны располагался в собственных казармах башни. Они были призваны из внешнего укрепленного форта, построенного в стратегических целях вокруг Эхрлитана много лет назад. Башня не могла вместить такое количество народа, поэтому солдаты спали под звездами во дворе, прямо на каменных плитах. В гавани два древних фаларийских боевых корабля были отшвартованы от малазанских молов, а в доках империи осталась позабытая недоукомплектованная команда моряков. Малазане находились под осадой, хотя официальной войны им до сих пор никто не объявлял.

Калам почувствовал внутри себя борьбу двух пристрастий. С одной стороны, с момента рождения он жил и рос среди населения, оккупированного империей, однако с другой – вся его сознательная жизнь прошла в рядах под ее знаменами. Калам воевал за императора Келланведа, за Дассема Ультора, Ветряного Парня и Дуджека Однорукого. Но Лейсин не принадлежала к их числу: предательство сорвало эти узы много лет назад. Император вырвал бы сердце восставших с первого удара: короткий, но беспощадный террор отбил бы охоту к сопротивлению власти на долгие, долгие годы. Но Лейсин сделала по-другому, она оставила старые раны, которые постепенно начали гнить, и о том, к чему это привело, боится говорить даже сам Худ.

Калам соскользнул с гребня холма. Пейзаж, открывшийся перед глазами, был малопривлекательным: между бесформенными грудами наполовину раскрошившегося камня из известняка виднелись глубокие ямы с водой, поросшие густым, непролазным бурьяном. Кругом кишели мыши и ящерицы, а воздух наполняли тучи летающих насекомых.

Недалеко от центра площадки возвышались первые три этажа башни. Ее наклонившиеся стены были покрыты спускающимися вниз корнями иссушенных деревьев, злая судьба которых определила им место на верхнем этаже. У основания виднелся проем, служивший некогда входной дверью.

Калам внимательно осмотрел его со всех сторон, а затем, наконец, решился приблизиться. Подойдя на десять шагов к башне, он увидел слабые отблески мерцающей где-то в глубине свечи. Мгновенно выдернув из ножен кинжал и стукнув два раза по камню, убийца ринулся в проем.