Особый случай - Юрий Яровой

«Но зачем нужны аварийные трапы?» – Людмила, поколебавшись – отругает ведь! – все же вынула телефонную трубку из гнезда и нажала кнопку:

– Командир, может, без трапов обойдемся? Что я должна говорить пассажирам?

– А ты, мать, ничего не говори. В Кольцове на полосе лед. Уловила?

– Как будто мы не садились никогда в гололед. Командир ничего не ответил, и Людмила поняла, что ему не до нее. «Придется вытаскивать, – решила она. – Ну, в заднем отделении – ладно, мальчик поморгает и промолчит. А если спросит, можно не ответить. А как быть с первым салоном? Эта психопатка там взвинтила обстановку… А трап вытаскивать к ногам пассажиров четвертого „а“ и „б“. Кто хоть там сидит?»

Вышла в салон, прошла по проходу, просматривая, все ли пристегнуты. В четвертых «а» и «б» сидела пожилая пара, судя по всему, муж и жена. И оба не спали.

Не спала, к ее удивлению, и «эта психопатка». Моряк ей уступил свое, среднее место, а сам пересел к иллюминатору.

Людмила нагнулась к майору, продолжавшему сидеть все в той же напряженно – выжидательной позе уже второй час.

– Можно вас побеспокоить?

– Да, – ответил майор, окинув ее быстрым взглядом.

– У нас ожидается трудная посадка… – Людмила запнулась, поймала себя на мысли, что не имеет права говорить о посадке никому, даже атому майору – летчику: ведь он, в конце концов, тоже пассажир.

Майор спросил просто:

– Вам нужна моя помощь?

– Да, – улыбнулась Людмила – она была благодарна ему в этот момент: избавил от объяснений! – Нам нужно перетащить два… ранца. – Очень уж ей не хотелось произносить – «аварийные трапы»…

02 часа 00 мин.

Свердловск, командно – диспетчерский пункт Кольцово

Аэропорт Кольцово окончательно прекратил прием самолетов в час десять, и тотчас в Москву по магистральному телефону была отправлена телеграмма, а еще через минуту – две на электронной карте в ЦДС под надписью «Свердловск» вспыхнул красный индикатор с цифрой 2: порт закрыт из-за низкой облачности. Поэтому, когда в два ноль – ноль самолет № 75410 над Артемовским был передан из Тюменского РДП в Свердловский, а синоптики подтвердили, что нижняя кромка облачности – шестьдесят метров, то есть как раз на минимуме «А», перед руководителем полетов Крыловым встал невеселый вопрос: как сажать машину «с завязанными глазами», образно выражаясь?

Крылов пересадил Виталия с «восточного» пульта на «западный», а сам сел на его место.

– Хотите посмотреть? – почему-то шепотом спросил его Виталий, чуть отодвигаясь от тубуса экрана локатора. – Идет, но скорости маловато…

Крылов усмехнулся: определить на экране локатора, какая скорость даже у Ту –104, так же трудно, как заметить передвижение на циферблате часов минутной стрелки. Но все же он пригнул голову к тубусу и вгляделся в оранжевый экран: на его левом секторе одиноко мерцала зеленоватая точка.

Крылов повернул к себе микрофон и нажал кнопку; – 75410, Кольцово.

Ответил, как Крылов угадал по голосу, штурман – Геннадий Осипович Витковский. И Крылов, неожиданно для самого себя, спросил не по инструкции:

– Геннадий, погоду у нас знаешь?.. Как намерен садиться?

– Командир считает, сядем нормально, – ответил Геннадий Осипович; тоже, очевидно, узнавший голос своего бывшего командира.

– Что у вас с топливом, Геннадий? Может, дотянете до Челябинска?

– Нет, Виктор, садиться будем в Кольцове. Керосина сейчас около трех тонн.

– Значит, только на посадку?

– Только па посадку и с первого захода.

– Локатор в порядке?

– На локатор надежды нет: командиру нужен обогрев стекол. Так что вся надежда на «землю».

– Ясно. Я переключу на тебя всю технику. Подвести-то мы тебя подведем, а как будете садиться?

– Сделай полосу посветлей.

– Это само собой. Включим освещение на максимум.[25]

– Ты меня не понял. Вспомни: сорок пятый. Кенигсберг. Возвращались ночью. Подбили нас. Вспомнил?

– Понял. Включим прожекторы. На какой высоте прошли Артемовский?

– Две сто.

Крылов отодвинулся от микрофона, вытащил из кармана носовой платок и вытер вспотевший лоб.

– Что у вас было в сорок пятом? – услышал он над собой голос Ивановского.

Все начальство, пока он разговаривал со штурма ном 75410-го, от стола руководителя полетов пере шло к пульту «восточного» диспетчера: связь с самолетом шла по «громкой», значит, весь разговор слышали.

– Подбили нас зенитчики, – объяснил Крылов. – На честном слове дотянули до аэродрома, а там – низкая облачность, дождь.

– Как же вы сели?

– Осветили аэродром автомобилями. Завернули на поле какую-то автороту.

Ивановский внимательно посмотрел на Крылова, потом оглянулся на главного инженера управления.

– Сколько у вас автомашин?

– Штук двадцать наберется… – не очень определенно ответил главный инженер.

Недоумение главного инженера в той или иной степени разделяли все: при любой аварийной посадке на поле оставляют только пожарные машины и «скорую помощь». Все, что может помешать посадке, убирают. А тут – целая автоколонна!

Ивановский мельком глянул на главного инженера, встал, обогнул пульт и подошел к окну. Из окна был виден кусок аэродрома и цепочки огней вдоль взлетно-посадочной полосы. А еще дальше, за полосой, смутно угадывался силуэт радиолокатора. «Хоть бы луч, какой пробил эту проклятую облачность! А у них еще и дворники не работают – значит, на стеклах слой воды. Совсем вслепую прядется сажать… Дождь как назло!»

Начальник управления подошел к пульту.

– Где здесь ЦДА?[26]

Виталий Витковскнй мгновенно нашел нужный тумблер, схватил телефонную трубку селектора и протянул Ивановскому. – ЦДА? – спросил начальник управления. – Ивановский. Почему не доложили о подготовке к приему аварийного самолета?

Выслушал и отрезал:

– Через пять минут полоса чтоб была готова! Я без вас знаю, что они могут сесть и со льдом. Могут, но не должны! И вот еще что: сколько у вас сейчас автомашин на ходу?.. Так. Топливозаправщики не годятся. Остальные все до единой, немедленно на летное поле, вдоль начала полосы, и прикажите шоферам включить фары на полную мощность. Приказ ясен? Да, вот еще что: не исключено, что самолет при посадке выкатится за «борт», поэтому автомашины расставьте так, чтобы не мешали. Ясно? Выполняйте!

02 часа 01 мин,

Москва, Центральная диспетчерская Аэрофлота

Генеральный конструктор разрешил повторить полет на высоте восемьсот метров, Двигатель летчики 75610-го запустили в час сорок восемь. Запустили с третьей попытки, меняя по рекомендациям главного конструктора режимы, и едва двигатель набрал номинальные обороты, как диспетчер порта Домодедово начал передавать указания по запуску в ЦДС.

Указания принимал Козырев, записывал, а Павлов тут же по другому телефону передавал их в радиоцентр. Передача рекомендаций была закончена в час пятьдесят девять, а еще через минуту позвонил министр.

Министр: Товарищ Павлов? Мне только что доложили «соседи»… – министр сделал ударение на слове «доложили», отчего оно в сочетании с «соседями» приобретало язвительно-иронический оттенок, – что самолет вдет со сниженном до пяти метров в секунду. Идет или падает, товарищ Павлов?

Павлов: Я только что получил от командира корабля радиограмму; «Полет протекает нормально». Думаю, что они начали снижение перед заходом на…

Министр: Самолет, согласно наблюдениям «соседей», начал обледеневать… В ноль сорок, а не перед заходом, как вам кажется.

Павлов: пять минут назад командиру выданы рекомендации о запуске двигателя. Испытания…

Министр: И вы уверены, что командир воспользуется вашими рекомендациями?

Павлов: Я считаю, что мы сделали все воз..

Министр: Это мы узнаем через двадцать три минуты. Т не вам давать оценку своим действиям. Я выражаюсь ясно?

Павлов: Ясно, товарищ министр.

Услышав отбойные гудки, Владимир Павлович положил трубку на аппарат и повернулся к Козыреву. Его мало волновало – слышал ли тот разнос министра. И все же настолько несправедлив был этот разнос, даже под горячую руку, даже в такую горячую минуту, что к Козыреву он повернулся если не за сочувствием, то во всяком случае – за поддержкой.

– Александр Иванович, ты ведь летчик? Что бы стал делать на месте командира аварийного корабля? Нежели бы не стал запускать третий двигатель? – Да, – ответил Козырев без колебаний.

02 часа 10 мин.

Салон самолета № 75410

Обход второго салона не дал ничего – спрашивать аспирин было не у кого. Майор Камышин не верил своим глазам: все семьдесят пассажиров спали! Что это – полное неведение, что творится с самолетом и что их ждет при посадке, или такое невероятное пренебрежение к опасности? Впрочем, один пассажир не спал. В первом ряду салона майор заметил перебежчика – читинского «зайца». Устроился «заяц» не так уж плохо; откинув со стенки детскую кроватку, он превратил ее в столик – две бутылки коньяка, пакет с яблоками…