Дрейфующая станция СП-40 бис - Андрей Сулацкий

Постепенно успокоились все – кубрик наполнился звуками мирного дыхания спящих. Чайка, взглянув ещё раз на тёмный прямоугольник оконца, сквозь которое были видны яркие звёзды, тихо переместился на ящик в коридор – там холоднее и в сон сильно тянуть не будет…

Через четыре часа Алексей был разбужен главстаршиной и, обняв карабин, занял своё место на ящике в коридоре балка.

От недосыпа и нервного возбуждения Алексея била дрожь, так что никаких проблем с засыпанием на посту не возникло. Первые полчаса вместе с ним просидел Чайка, якобы не спалось ему… Но потом, оценив возбуждённо-тревожное состояние младшего лейтенанта, главстаршина спокойно отправился спать. В общем, никаких реальных опасностей, кроме тревожных ожиданий, первая ночь на планете не принесла…

Утро началось с завтрака остатками каши и поднятия флага над станцией: короткий строй выстроившихся в шеренгу, одетых в гражданское людей и поднимающийся на восстановленном флагштоке российский триколор. Северо-восточный ветер энергично развернул небольшое полотнище и на верхней белой полосе флага прочиталась надпись: “СП-40 бис”. Все замерли на несколько мгновений по стойке смирно, привычно отдавая честь государству, поддержки и защиты которого они так неожиданно лишились, потеряв его то ли во времени, то ли в пространстве. Но сам вид флага, чувство плеча стоящих в одном строю товарищей и эта самая привычность процедуры вселяли какую-то иррациональную надежду на то, что они выкарабкаются, выберутся, доберутся до своих… И лучше пока не думать о том, кто такие эти “свои”, где они эти “свои”?… Или когда? “Русские своих не бросают,” – почему-то всплыла в голове Алексея заезженная фраза. Хотя он знал, что бросают… Ещё как бросают… Но ему, как и всем, стоящим рядом с ним, так хотелось верить в чудо! А потом Берг вышел перед строем и, словно прочитав мысли всех присутствующих, сказал только одну фразу: “Там, где мы, там – Россия.” Затем, помолчав пару секунд, продолжил: “Обсуждение результатов разведки, наблюдений, инвентаризации обнаруженного на станции имущества и наших соображений по этому поводу назначаю на вечер, после ужина, который мы уже должны провести в кают-компании.” А закончил совсем, уж, привычно: “Вольно. Разойдись.”

Так начался день первый на станции под названием “СП-40 бис”. До этого три старых балка, три странных сруба-склада, древний бульдозер и топливный склад с метеобудкой не были станцией, а были просто чем-то разрозненно, всё само по себе и хоть и рядом, но, всё равно, поодиночке стоящим на айсберге. Теперь же, когда над маленькой центральной площадью был поднят флаг с названием, эти отдельные строения приобрели совсем другой смысл – станция начала своё существование. Пусть даже не там, где ожидалось. “Да, вот, уж, не думал, что “бисовка” наша не в Северном Ледовитом океане окажется, а на другой планете. Или даже в другой Вселенной. Космонавт я, оказывается,” – невольно подумал Левшаков, ещё раз взглянув на флаг с названием станции.

Как уже было написано выше, день первый начался. И начался он с небольшого открытия. Логинов, как и обещал Бергу, решил начать обсервацию их географического положения на планете, то есть определить широту. О долготе во вновь открывшихся обстоятельствах речи не шло. Нулевой меридиан – условность, продукт договорённости людей. И на планете, на которой не известно, есть ли ещё люди, кроме них, нулевой меридиан никакого особого смысла не имеет. Поэтому вполне возможно нынешнюю долготу станции и принять за нулевую. Ничего от этого не изменится! По крайней мере, пока не выяснится, есть ли, вообще, ещё люди на планете и есть ли здесь какой-нибудь конвенциональный, общепринятый нулевой меридиан. Итак, проблема долготы снята в связи с её полной бессмысленностью. Но зато теперь необходимо определить длительность суток на планете, научиться определять текущее время, точно сориентироваться по сторонам света и узнать местное магнитное склонение. И хотя Берг предложил в качестве начального приближения считать параметры планеты, равными земным, но неплохо бы поточнее узнать диаметр планеты, наклон её оси к плоскости эклиптики, время года, длительность этого самого года, расстояние до Солнца… “Сплошная астрономия, а не география,” – ворчал себе под нос Макс, невольно оглядывая белое ледяное безмолвие вокруг станции. Макс после отбоя не мог, не взирая на усталость, долго уснуть – всё в голове аргумента “за” и “против” попадания в прошлое вертел. В итоге, нехотя, ему пришлось признать, что гипотеза параллельной Вселенной выглядит более убедительной. На этом успокоился и уснул. А утром и вовсе не сомневался в попадании в другую Вселенную. Видимо, за ночь эта мысль вполне адаптировалась и освоилась в его мозгу… “Да! А ещё надо бы ускорение свободного падения на этой планете оценить. Хотя самолёт нормально летел, ничего странного при полёте мы не заметили. Да, и по собственным ощущениям здесь, как на нашей Земле – ни тяжелее, ни легче,” – размышлял Логинов. Приборов Максу для всех этих измерений не хватало – ну, как-то не водится в современных самолётах ни секстантов, ни, тем более, ещё более древних квадрантов, астролябий и армиллярных сфер. А ещё ему надо было найти достаточно большую горизонтальную площадку для наблюдений. Как её найти без уровня? Пришлось идти на склады. Разбираться с тем, что можно сделать из наличествующего там добра.

В слесарно-дизельно-электрическом складе, уже приобретшим название “склад №1”, вовсю шла работа по инвентаризации имущества. В нём плотно хозяйничали непосредственно Берг с Иванцовым. Левшаков гремел чем-то в столярно-плотницком срубе (“склад №2”), а Катя на складе №3 детально разбиралась с доставшейся ей аптекой и с продовольствием, чем вызвала некоторую невысказанную ревность у главстаршины. В это время сам Чайка взял на себя караульно-наблюдательную службу, обходя станцию по кругу и внимательно приглядывая, в том числе и за самолётом, стоящем в трёх сотнях метров к юго-востоку от ближайшего сруба станции.

При своём появлении на складе №1 Логинов сразу же получил первый приказ от своего непосредственного начальника Иванцова:

– Макс, мы тут настоящие нивелир и гиротеодолит33 нашли. И нивелирную рейку к ним. Думаю, пригодятся тебе в твоих обсервациях. Там, в упаковках, инструкции к ним имеются. До обеда у тебя приказ изучить инструкцию… к нивелиру. Он, вроде, попроще будет… А после обеда начать применять прибор на практике. А завтра – с гиротеодолитом разобраться по той же схеме. И это… не слышу ответа “Есть”.

– Есть, командир, – и Логинов, перетащив коробки с приборами в тепло балка, хотел было приняться за изучение инструкций. Но тут из столярного склада вынырнул Левшаков, державший в руках несколько деревянных реек и переносной ящик со столярным инструментом. Из ящика, кроме всего прочего, торчал обычный столярно-плотницкий уровень.

– Младшóй! Стой, раз, два! Вот эта штуковина мне как раз и нужна, – радостно возопил Логинов, – Слушай, Лёш, ты куда направился?

– Метеобудку чинить. Дверцу её, точнее. Ну, и ещё там разное, – ответил Левшаков.

– А на фига там тебе уровень? Лучше дай мне его. Очень надо площадку ровную, горизонтальную для обсервации найти.

– Да, на, бери. Только потом уровень на полку над верстаком положи. Чтоб не искать, когда снова понадобится, – ответил Алексей и побежал к своей метеобудке.

Для пробы Макс приложил уровень прямо на том месте, где стоял: “О, как здорово – горизонталь!” Отошёл на пару метров, там попробовал: “Хм! И здесь горизонталь… Как интереснааа…” После третьего “горизонтального” результата, уже в десятке метров от первой точки, Макс побежал в балок за бумагой и карандашом, со склада №2 реквизировал рулетку на 5 метров и стал методично и аккуратно помечать на создаваемом тут же плане станции точки с горизонтальной поверхностью. Через полчаса работы стало понятно, что вся центральная площадь станции идеально горизонтальная. С точностью плотницкого уровня, разумеется. И измерения переместились за внешнюю границу строений. Но и там результат остался прежний. Шаг сетки пришлось увеличить… В метрах четырёх-пяти к северу от крайней бочки с топливом начался какой-то полого поднимающийся к северу сугроб, который не давал возможности приложиться уровнем ко льду. Сделав несколько шагов по всё больше углублявшемуся снегу, Макс внезапно ногами зацепился за что-то – твёрдое. Не поленился, наклонился и руками разгрёб снег. Под рукавицами обнажилась строго вертикальная гладкая поверхность льда, сантиметров сорок высотой: “Странно… Словно искусственная. Не бывает в природе таких идеально гладких вертикальных ледяных поверхностей… Ещё в горизонтальные могу поверить… На поверхности воды, озера, например… Но тоже не на макушке же айсберга, как тут у нас… Но гладкая вертикаль – это совсем, уж, чудеса!” Огляделся. Кстати, верхний край этой стенки кое-где даже виден над краем сугробов, образовавшихся в затишке. И этот край плавно загибался на юг и слева, и справа… И Макс решил пройтись вдоль этого стенки. По извечной мужской привычке пошёл налево, то есть против часовой стрелки. Пока шёл, с интервалом в несколько метров, отмечал высоту стенки над уровнем станции, в полной горизонтальности которого он уже не сомневался. Высота стенки то снижалась, то слегка повышалась, но в целом, чем дальше к югу, тем становилась всё ниже и ниже. Пока примерно в метрах двадцати от южного, кают-компанейского балка не сошла на ноль. Потом снова стала повышаться по мере поворота стенки на север… Завершив своё непродолжительное путешествие вокруг станции в той же точке, где первый раз обнаружил эту ледяную стенку, Макс понял, что маршрут пролегал по почти идеальной окружности. Вернее, стенка-то в плане как раз и была идеальной окружностью, это цепочка его следов была слегка отлична от идеала. “Ну, и что мы имеем!? А имеем мы абсолютно плоскую круглую площадку, диаметром (Макс оглядел свой маршрут) что-то около шести десятков метров. Площадку, словно выпиленную, выплавленную в поверхности айсберга, на которую кто-то и поставил нашу станцию. Интересно – кто? И как можно выпилить такую идеальную площадку? И как поставить станцию?” – Макс не заметил, что разговаривает сам с собой вслух. Так был удивлён своим открытием. Минут пять его мысли метались в лихорадочных поисках ответа на эти вопросы, но потом подсознание Логинова подкинуло ему спасительное воспоминание о насущной необходимости обсервации светила. Тем более, что Солнце поднялось уже достаточно высоко – так можно и полдень пропустить. И Макс со вздохом облегчения отправился решать более понятный вопрос об определении момента этого самого полдня и жёстко связанного с этим вопроса о направлении на ближайший полюс планеты. “Пусть это хотя бы будет северный полюс, а?…” – с жуткой силой захотелось Логинову, во всём любившем чёткость, конкретность и определённость. Правда, по пути светила по небосводу от точки восхода до сего момента было ясно, что это пожелание Макса уже сбылось.