Седьмой совершенный - Самид Агаев

Торговец почтительно поздоровался и спросил, доволен ли господин начальник покупкой. Ахмад Башир кивнул и подумал, что это может быть единственный человек в городе, не знающий об его отставке.

– Как базар? - спросил Ахмад Башир.

– Благодарение Аллаху, раис, помалу торгуем, цены вот везде упали. За одного раба в среднем выручаем по двести дирхемов, а если еще вычесть таможенные пошлины, да расходы на торговлю, аренду помоста, старшине, останется сто пятьдесят дирхемов. Ведь таможня с головы просит четыре динара, никогда такого не было.

– А я думал, это выгодное дело, - улыбнулся Ахмад Башир.

– Ну, в убыток, мы не торгуем.

– А как ты думаешь, в Багдаде раб дороже стоит, чем здесь?

– Конечно, столица все же, рабы там стоят дороже, с одной стороны. С другой стороны, и расходов больше. Хотя, если удачно купить партию, подешевле, можно сорвать хороший куш.

– А что, приятель, - продолжал расспрашивать Ахмад Башир, - наверное, есть тонкости твоей торговли, какие-то рабы дороже ценятся, другие дешевле.

Он сам не понимал своего интереса, но какие-то мысли зрели в голове.

– Да, раис, непременно. Например, надо помнить, что красивая нубийская девушка стоит дороже других цветных, она очень хороша как наложница. За нее можно выручить до трехсот динаров. У белых рабов совсем другая цена. Красивая девушка стоит тысячу и больше динаров. У индийских женщин другие преимущества - они послушны, а разведенные вновь становятся девственницами. Правда, они быстро увядают. Их мужчины хороши в качестве домоправителей. С неграми лучше не связываться; чем они чернее, тем безобразнее. Их натура ритм и танцы, и еще у них шершавая кожа. Турчанки хороши, и красивы, и белы, хорошо готовят, но расточительны и ненадежны. Хорошо торговать греками - и женщинами, и мужчинами.

– Хорошо, - остановил его Ахмад Башир, - удачи тебе.

– И вам удачи, раис.

Ахмад Башир кивнул и направился к выходу. К работорговцу, с улыбкой глядящему в спину, удаляющемуся сахиб аш-шурта, подошел товарищ и спросил:

– Чего он хотел от тебя?

– Спрашивал, как торговля идет, что почем.

– А ты знаешь, что его погнали как собаку.

– Знаю, слышал.

– А что же ты любезничал, плюнул бы ему в бороду. Сколько он нашей крови выпил, - по два динара с головы требовал.

– Он у меня рабыню купил, мог без денег взять, а он заплатил. Я добро помню.

– Какую рабыню?

– Анаис.

– Ты же хотел ее себе оставить.

– Хотел, хорошая была девица, в любовных утехах ей равных не было. Так получилось. А ты иди займись делами. Ишь ты, расхрабрился! Где ты раньше был?

Сделав несколько шагов, Ахмад Башир услышал чье-то бормотание и, оглянувшись, он увидел, что за ним увязался юродивый.

– Подай Божьему человеку, подай бедному человеку, - бормотал юродивый, стараясь забежать вперед.

– Бог подаст, - раздраженно сказал Ахмад Башир.

Юродивый не отставал, пытаясь схватить Ахмад Башира за руку.

– Иди своей дорогой, пока я тебе шею не свернул, - брезгливо отмахиваясь, сказал Ахмад Башир.

– Смотри, - крикнул отставший юродивый, - как бы тебе не свернули шею.

Пораженный Ахмад Башир стремительно повернулся, но тот уже затерялся в толпе. Вспомнив предостережение Бургина, Ахмад Башир покачал головой и отправился в Караван-сарай. Анаис встретила его со слезами на глазах.

– Мне страшно, господин, - причитала она, - ты оставил меня на весь день. Здесь ходят какие-то ужасные люди, стучат в дверь, заглядывают в комнату. Какой-то нахальный дервиш спросил, не здесь ли живет разжалованный сахиб аш-шурта. Я плюнула ему в глаза и захлопнула дверь. Потом приходил хозяин караван-сарая и спрашивал, не получил ли ты деньги. Может, мы переедем в другое место, снимем отдельный дом?

– Дом? - раздраженно сказал Ахмад Башир. - Какой дом, я остался без денег. Дай мне вина.

Анаис достала из ниши в стене кувшин и поставила перед хозяином.

– Я принес еды, - сказал Ахмад Башир, - там возьми в корзине. Ты, наверное, голодна.

Весь вечер он пил вино и размышлял над своим положением. Все чаще и чаще ему приходила в голову мысль, что на этот раз чутье его подвело, он сделал ошибку и потерял: деньги, власть, положение, все то, чего он добивался всю свою сознательную жизнь.

– Пожалуй, надо убираться отсюда, - задумчиво сказал он перед сном, поедем в Багдад, напомним о себе. Были бы деньги, купить здесь рабов и продать там. Говорят, на этом можно заработать, оправдать дорогу и еще получить прибыль.

– Господин, ты отпустил всю прислугу, - сказала Анаис, - ведь их можно было продать.

– В самом деле. Мне это не пришло в голову, но ведь еще не поздно продать тебя.

Ахмад Башир почувствовал, как она напряглась под его руками.

– Ну, ну, я пошутил, успокойся. Слишком высокую цену я за тебя заплатил. Одна радость в жизни осталась. Это ты. Как сказал поэт:

"Я вложил мою душу в упование на Аллаха,как вкладывают в ножны клинок,и она покоится в нем".[96]

Ахмад Башир гладил Анаис по спине до тех пор, пока ее тело вновь не стало податливым. Тогда он лег на нее и сорвал стон с ее губ и, это было лучше всякой музыки, лучшим утешением.

– Как это на меня не похоже, - сказал он, засыпая. - Я потерял с тобой рассудок, совсем как мальчишка. Чем это все кончится!

Через некоторое время он проснулся, весь мокрый от пота.

– Как жарко здесь, совсем нечем дышать. В кайсаре было прохладней, там стены каменные, а здесь глина, - жаловался Ахмад Башир, нащупывая одежду. Я пойду спать на крышу, тебе туда нельзя, там только мужчины.

Анаис что-то пробормотала во сне и повернулась на другой бок. Ахмад Башир поднялся на крышу, спотыкаясь о спящих, отыскал свободное место и лег под черным небом, усыпанным алмазами.

Глубокой ночью перед дверью, за которой спала Анаис, остановились двое людей. Коротко объяснившись жестами, они ворвались в комнату и нанесли несколько ударов кинжалами спящей девушке.

– Здесь только женщина, - тихо сказал один из них, - ты ошибся.

– Я не мог ошибиться, - ответил второй, - он перехитрил нас. Надо уходить.

После этого убийцы покинули комнату.

Ходжа Кахмас весь день провел в библиотеке, которая находилась в одном из помещений соборной мечети. Сначала он долго рылся в каталоге, затем, разыскав нужную ему книгу, сочинение Хишама б. ал-Хакама о шиитских ересях, читал ее оставшуюся половину дня. Затем он встретил коллегу по кафедре, мутакалимма Джундуба и долго говорил с ним о противоречиях ханифитского и шафиитского мазхабов[97], разговор мало-помалу перешел в спор о сотворенности Корана, как считал Ходжа Кахмас, и несотворенности Корана, как считал схоласт Джундуб. Дело кончилось тем, что стороны, не выдержав аргументов, вцепились друг другу в бороды. Коллега Джундуб был более массивен, и ходже Кахмасу пришлось бы плохо, если бы не студенты, поспешившие их разнять. Вернувшись в тюрьму, он застал Имрана, прикладывающимся головой, на которой выросла здоровенная шишка, к холодной стене.

– Остужаешь мозги? - спросил ходжа Кахмас.

– Да, - нехотя ответил Имран, но затем все же рассказал о драке с надзирателем.

– Смотри, а то ведь упрячут в карцер.

– Хотели, но выяснилось, что карцер полон. Сказали, как освободится, меня сразу переведут туда.

Ходжа Кахмас снял чалму, халат, сандалии и стал устраиваться на своем месте.

– Ты обещал рассказать про семеричников, - напомнил Имран.

– Обещал, - согласился ходжа Кахмас, - но я что-то устал, там было так душно.

– Ну, немного, очень тебя прошу.

– Ну, хорошо, - согласился ходжа Кахмас, - ладно, немного расскажу, потом буду спать, завтра мне в суд идти. Итак, семеричники, или сабийи, их еще называют исмаилитами, оттого, что они признали имамат Исмаила б. Джафара старшего сына Джафара ас-Садика. Также их называют батиниты, оттого, что они утверждают, что всякое явное имеет скрытый смысл - батин. В их философии явная компиляция других учений. Так, например, об Аллахе они говорят, что он ни существующий, ни несуществующий, ни знающий, ни незнающий, ни всемогущий, ни бессильный. Лично я в этом вижу явные элементы китайского учения дао. Но, впрочем, я не о том стал говорить, тебе все равно этого не понять.

Причиной возникновения исмаилизма было следующее. Джафар ас-Садик не был женат ни на одной женщине. Все его дети были произведены от наложниц, от этого произошла путаница с наследием имамата. Объявленный наследником старший его сын Исмаил умер прежде своего отца, и тогда начались споры. Стали говорить, что имам не может говорить того, что не происходит, а если это так, значит, Исмаил не умер, а скрылся из соображений безопасности. Многие свидетельствовали о том, что видели его живым после смерти. Обеспокоенный ал-Мансур послал Джафару запрос по этому поводу, и тогда ас-Садик отправил ему грамоту о смерти своего сына, заверенную наместником Медины. Некоторые тогда отвернулись от Джафара, и сказали, что он обманул их, и не был имамом, потому что имам не обманывает и не говорит того, чего не может быть. Они осудили Джафара, который сказал, что Аллах велик, он изменил свое мнение относительно имамата Исмаила, - они не признали "изменения мнения", сказав, что это обычная уловка имамов, которые, когда не сбывается то, что они предсказывали, говорят: "Аллах изменил свое мнение об этом".