Земля - Ли Ги Ен

Покойник смотрел на толпившихся у ивы людей страшными, выпученными глазами, словно угрожая кому-то… Сон почувствовал страх перед мертвецом и поспешил уйти от пруда. Даже и после смерти лицо Ко Се Бана сохраняло выражение неудовлетворенной мести.

К иве вскоре пришли судебный врач и полицейский. Они осмотрели труп и послали за женой умершего.

Весь предыдущий день и всю ночь жена Ко Се Бана провела без сна. Смутная тревога томила ее. Она все думала: почему муж так долго не приходит домой?..

И вот утром ей сообщили, что ее муж повесился. Бедная женщина совсем обезумела. Она через силу поднялась с кана и выбежала из дому. Когда она, шатаясь от горя и слабости, добежала до пруда, ей указали на покрытое дерюгой мертвое тело, тело ее мужа. Она обессиленно опустилась на землю рядом с трупом, над которым уже вились мухи, обняла его слабыми руками и, глотая слезы, зарыдала. Мертвый Ко Се Бан лежал с попрежнему выпученными глазами, словно проклиная этот мир. Жена решила прикрыть ему веки. И только после этого мертвец, точно успокоившись, сомкнул глаза…

Весть о гибели Ко Се Бана дошла и до сына Сон Чхам Бона, который находился в это время на продовольственном пункте.

— Идиот! — процедил он сквозь зубы. — Надоела жизнь — пошел бы к себе домой да там и повесился… Так нет же, выбрал себе местечко позаметней!..

Сын Сон Чхам Бона полагал, что бедные не имеют права умирать там, где им хочется.

В былые времена мать Сун И тайком гнала самогон. Младший сын Сон Чхам Бона частенько захаживал к ней вместе с полицейскими. Они обедали у нее обычно в воскресные дни, когда им удавалось вырваться из города. Самогонщица всячески старалась угодить им: то приготовит к обеду лапшу с приправой, то курицу. Волостные и уездные чиновники, приезжавшие в командировку, также охотно посещали ее дом.

Младший сын Сон Чхам Бона хорошо знал, что она имеет земельный участок и другие побочные доходы. Но он никогда не отказывал ей в выдаче продовольственных пайков.

Ходила молва, что в молодости, когда мать Сун И торговала водкой, она находилась в довольно близких отношениях с Сон Чхам Боном. Сын Сон Чхам Бона слышал об атом и порой подтрунивал над самогонщицей. Спьяну, оставшись с ней один на один, он в шутку называл ее «мачехой». И она не обижалась на его шутки, боясь перечить своему покровителю. Да и в шутках-то ведь была большая доля правды…

Семидесятилетний Сон Чхам Бон слыл по всей округе завзятым скрягой и бабником. Из жадности он избегал женщин, на которых нужно было тратить много денег, охотнее довольствуясь «подзаборными» встречами.

Еще в молодости он твердо решил: никаких содержанок, никаких лишних трат. Он категорически возражал против намерения своего старшего сына приобрести автомашину, заявив, что машина — такая же роскошь, как содержанка. Капитал, говорил он, имеет цену лишь тогда, когда он пущен в оборот, и употреблять его на покупку дорогой вещи — по меньшей мере преступление!

Сон Чхам Бон долго ломал голову над тем, как, не истратив ни гроша, удовлетворять свою похоть. И выход, простой и удобный, был наконец найден.

Как только к нему в дом заходила торговка водкой или рыбой, он, если она была недурна собой, зазывал ее в комнату. Договорившись с нею о цене, он предлагал ей вместо денег рис. Когда та соглашалась, Сон Чхам Бон вел ее в амбар с рисом. Ключи от амбара он всегда держал при себе. К удивлению торговки, он отмерял ей лишний мар риса и после этого начинал уговаривать ее присесть ненадолго, немножко отдохнуть…

Торговки, знавшие повадки старого распутника, придя к нему домой, вызывали хозяина и без лишних слов направлялись с ним в дом, а потом в амбар. И торговля шла у них бойко. Бывало и так, что у тех женщин, которые чаще других заходили к Сон Чхам Бону, появлялся на свет отпрыск, и тогда новоявленная мать приходила к Сон Чхам Бону и, доказывая ему, что отец ребенка — не кто иной, как Сон Чхам Бон, грозила публичным разоблачением его проделок, если только он не окажет ей помощи… И Сон Чхам Бону приходилось скрепя сердце раскошеливаться и покупать своей «подруге» домик или клочок земли.

Сон Чхам Бон завоевал в округе славу самого хитрого и безжалостного притеснителя своих арендаторов. Одна арендная плата его не устраивала: он брал взятки с тех, кому давал землю в аренду.

Сон Чхам Бон придирался к своим арендаторам по каждому пустяку. Не понравится ему арендатор или покажется вдруг, что он недостаточно почтителен или предан своему хозяину, — и Сон Чхам Бон тут же отбирал у него землю и передавал ее другому. Поэтому арендаторы наперебой старались угодить помещику, ублажая его всяческими подарками. Если в руки арендатора попадала какая-либо редкостная вещь, он спешил подарить ее хозяину.

Однажды один из арендаторов Сон Чхам Бона увидел на рынке на редкость большую свежую рыбу. Крестьянин купил ее по очень дорогой цене и принес Сон Чхам Бону. Жадный помещик, как он всегда делал в таких случаях, начал лицемерно выговаривать дарителю, зачем он, мол, истратил попусту такие большие деньги. Но подарок не преминул принять, внутренне одобряя поступок арендатора: «Правильно, так и должно быть, а то бы я тебя…»

Как только крестьянин ушел, Сон Чхам Бон вызвал слугу и приказал ему:

— Сейчас же отнеси эту рыбу на рынок!.. И продай подороже! Рыба кашу ворует: с рыбой всегда больше каши съешь!..

На рынке оказался в тот день другой его арендатор; он купил проданную Сон Чхам Боном рыбу, и рыба снова попала к помещику. И Сон Чхам Бон вновь приказал слуге продать рыбу. Злополучная рыба в третий раз очутилась у помещика и в третий раз была продана на рынке.

Может, все это и выдумка; но как бы то ни было, анекдот о злосчастной рыбе и жадности помещика до сих пор гуляет по всей округе.

Младший сын Сон Чхам Бона нисколько не уступал в жадности своему отцу; и не трудно догадаться о причине, по которой он отказал в пайке Пак Чем Ди. Что для него бедный крестьянин?.. Какая от него могла быть прибыль? А раз так — значит, нечего с ним и разговаривать.

Как нам известно, Пак Чем Ди ушел с продовольственного пункта не солоно хлебавши. На обратном пути он встретил своего приятеля и зашел с ним в трактир выпить по чарке вина. Он выпил натощак (в этот день у них в доме не было ни крохи съестного) и сразу же опьянел… Да еще вдобавок и невеселые мысли полезли в голову. Неужели его жена права, и он и впрямь — тупой, безмозглый человек?.. За что судьба все время наказывает его?.. Ох, невесело жить на белом свете!.. Под действием винных паров и горьких раздумий Пак Чем Ди затянул песню, в которой изливал всю свою тоску и горе. Он подходил уже к мосту, по которому совершил последний путь несчастный Ко Се Бан, как вдруг кто-то сердито окликнул его:

— Эй ты, подойди-ка сюда!

Пак Чем Ди испуганно обернулся на голос и увидел начальника полиции Нодяки. Хмель мигом выскочил из головы крестьянина. Пак Чем Ди подошел к Нодяки и низко-низко поклонился ему. Он не мог понять, чем так разгневал начальника полиции, но знал, что слабый всегда виноват перед сильным, и поэтому заискивающе сказал:

— Виноват, господин начальник! Уж вы меня извините…

— Ты что же, не знаешь, какое сейчас время? Быстро подойди сюда, сволочь ты этакая!

— Слушаю вас, господин начальник… Вы спрашиваете — какое сейчас время? Вечер, господин начальник.

Не успел Пак Чем Ди закрыть рот, как полицейский отпустил ему здоровенную затрещину и закричал еще сердитей:

— Дурак! Повтори-ка еще раз, что ты сказал? Сейчас вечер, говоришь? Так ты думаешь — я не знаю, что сейчас вечер, собака ты этакая… — И он еще раз ударил Пак Чем Ди по лицу. Закрыв пылающее от побоев лицо обеими ладонями, Пак Чем Ди снова начал смиренно извиняться:

— Ой, господин начальник, простите… виноват… Сжальтесь надо мной…

Начальник полиции Нодяки славился своей жестокостью. Лучше не попадаться ему в руки — дешево не отделаешься!.. Видя, что крестьянин дрожит от страха, Нодяки криво усмехнулся и, вперив в Пак Чем Ди острый, как нож, свирепый взгляд, поучающе проговорил:

— В такое тревожное для нашей родины время ты осмеливаешься распевать песни!.. Солдаты и офицеры славной императорской армии, не зная ни сна, ни отдыха, проливают на фронтах свою кровь, а ты, сволочь, развлекаешься песнями?! Если уж тебе так хочется петь, пой такую песню… — Он выпятил грудь и хриплым голосом, отбивая такт ногой, запел японскую военную песню. — Понял, дурак?.. А прощать вас, негодяев, нельзя! Ну-ка, пойдем со мной в участок!..

С этими словами Нодяки ударил Пак Чем Ди сапогом по коленям и, схватив его за шиворот, поволок к городу.

— Простите меня, господин начальник!.. — взмолился Пак Чем Ди. — Куда мне, дряхлому старику, петь такие песни.

— А «Гагокку синмино дигаи» ты знаешь?..

— Как вы сказали, господин начальник?.. «Вкус прокисшего мясного борща?..»[31]