На расстоянии дыхания, или Не ходите, девки, замуж! - Ульяна Подавалова-Петухова

больницы, — сказала Аля, и по ее тону Инна поняла, что та взвешивает каждое слово. — Он долго и тяжело… болел. Примерно полгода. За время болезни несколько раз наступала клиническая смерть. Он не любит об этом вспоминать, тем более говорить. Вот только для меня и тех людей, кому он дорог, этот день очень важен. Страшно от одной мысли, что он мог не вернуться. Только ему не говори, что ты в курсе, а то он прибьет меня.

— О чем речь? Я вообще ничего не знаю. Аль, а что вы хотите сделать в кухне? Панели? Плитка?

— Знаю точно, что полы с подогревом. О цвете можешь не спрашивать, я дальтоник: цвет морской волны от индиго не отличу, так что все вопросы к брату.

— Я очень виновата перед ним, — вдруг призналась Инна.

— В чем?

— Он вчера так устал, потом еще со мной намучился, а я даже не поблагодарила.

— А что? Сегодня изменила свое мнение о цвете волос? — усмехнулась его сестра.

— Он обещал меня изменить так, что ни мать родная, ни жених не узнают. Сегодня я всматривалась в свое отражение и не узнавала. Я даже не ожидала такого результата, вот и шлифовала стены под гнетом вины.

— Подхалимка, — улыбнулась Аля. — У меня завтра выходной, не хочешь проверить свою неузнаваемость? Сходишь со мной?

— Куда?

— Сначала в Галерею, мне там кое-что купить нужно, потом в Спас-на-Крови.

— Как-то страшно, может всё же выждать недельку — другую?

— Чем больше дома сидишь, тем тяжелее будет сделать первый шаг, говорю по собственному опыту.

— Я подумаю, — ответила гостья.

Они улеглись за полночь, а Вадима еще не было. Алька звонила ему, но Инна, конечно же, не стала вдаваться в подробности. Без этого голова была занята. Сегодня очень хотелось позвонить отцу и просто услышать его голос. Хоть таблицу умножения, лишь бы вновь распознать его привычные нотки. А еще хотелось поиграть с ним в «Города». Они частенько закуривали по сигарете и играли, отец даже не думал поддаваться, вот только и Инна не любила проигрывать. Размышлять можно было всего лишь три секунды. Кто с ним теперь играет?

Он должен был уже получить ее письмо. Интересно, что же папа сказал, прочитав его? Ничего утешительного, это точно! Инна перевернулась на другой бок. Конечно, в создавшейся ситуации виновата лишь она одна. Никто силком ее под венец не тащил. Вот только и ускользнуть не дал.

Борис, наверное, рвал и метал! Он очень хитрый и расчетливый! Он поднялся с самых низов. Свое состояние сам сколотил: ни мама, ни папа, ни даже Крестная фея ему не помогали в этом. Иногда своим упрямством, он напоминал Инне бульдозер: прет себе вперед и всё на этом! После бегства своей невесты, он, наверно, встретился уже со всеми ее друзьями, захватив даже однокашников с детского сада.

Девушка крутилась в постели, как вдруг услышала звон разбившейся чашки. Странно, вот только, чтоб ворочался ключ в замке, она не слыхала. Поднялась и пошла на кухню. Там у плиты стоял Вадим и смотрел на осколки кружки на полу. Девушка не видела выражения его лица, но то, как дрожали его руки, заметила мгновенно.

— Что с вами? — спросила она.

Он оглянулся.

— Ничего, — тихо ответил и попытался взять оставленную в углу щетку, но едва прикоснувшись к ней, одернул руку.

Инна шагнула к нему.

— Что такое? Судорога? Ведь ваши пальцы судорогой стягивает? Скорее, садитесь. Да Бог с ним, с этим стеклом. Я сама уберу. Вот сюда садитесь. Сейчас, сейчас. Потерпите немного, — засуетилась она.

Вадим опустился на стул. Она достала большую чашку, налила воды из-под крана и поставила перед ним.

— Опускайте сюда руки, — сказала она и сама очень осторожно, едва касаясь, опустила большие мужские ладони в теплую воду. — Не горячо?

Он замотал головой. От боли сводило скулы. Сегодня был ужасно трудный день. Только стрижек больше двадцати! К вечеру он пил уже черный несладкий кофе, потому что не мог держать в пальцах чайную ложечку. Когда уже собрался домой, позвонил Гришка. Ему опять срочно требовалась помощь Вадима. Парень уже отказался, но тут арт-директор сказал, что помимо оплаты, достанет для Альки два билета на Мадонну, которая должна дать концерт в Питере 9 августа. И не просто два билета, а на отличные места. Вадим уже пробовал добыть билеты сам, вот только опомнился поздно, поэтому он собрал всю свою волю в кулак и отправился в клуб. Благо, хоть завтра день обещает быть полегче.

— Сейчас, сейчас, — всё приговаривала девушка. Она выскочила из кухни и вернулась с маленькой шкатулкой—чемоданчиком. Открыла ее и стала доставать крохотные пузырьки. — Вот, понюхайте! Этот или этот?

Инна сунула ему под нос сначала один, потом другой пузырек.

— Это эфирные масла, самые что ни на есть настоящие, — сказала она. — Давайте вот это, а? Оно еще и согревать вас будет.

С этими словами она, сунув свои руки к Вадиму в чашку, стала растирать больные пальцы, каждый по отдельности. Он посмотрел на ее сосредоточенное лицо, которое сейчас было так близко от его лица, и промолчал. От прикосновений ее рук и тепла, боль понемногу притуплялась. Затем Инна вынула большую ладонь, осторожно промокнула полотенцем и стала втирать в кожу эфирное масло. Делала неспешно и сосредоточенно, словно мину обезвреживала.

— Я почти не вижу вашего лица, но понимаю, что вы на меня смотрите, — вдруг сказала она. — Моя мама — балерина, было время, когда она не снимала пуанты больше десяти часов в сутки. К вечеру пальцы на ногах сводило, как и у вас, судорогой. Она переползала порог дома, и я уже ждала ее с тазом горячей воды. Правда, эфирных масел тогда не было. Довольствовались подсолнечным.

— Сколько вам было лет, когда она умерла? — спросил Вадим.

Инна даже вздрогнула, подняв на него ошарашенный взгляд.

— С чего вы взяли, что она умерла?

— Вы говорили о мачехе…

— Мои родители развелись, когда мне исполнилось четырнадцать. Мама сейчас живет в Германии. У нее новая семья: муж, его сын от первого брака и моя маленькая сестренка Моника.

— Почему же вы с ней не уехали?

Инна скривилась.

— Честно сказать, поначалу я считала