Библейский контекст в русской литературе конца ХIХ – первой половины ХХ века - Игорь Сергеевич Урюпин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Утешься ради скорби всего Иерусалима!» [56, VI, 330] – восклицает поэт словами, кажущимися на первый взгляд восходящими к Библии, но на самом деле являющимися образцом псевдоцитации – приемом, часто используемым писателем, по наблюдению С. В. Гришиной, для передачи «высказываний неких обобщенных лиц, воспроизводящих» определенные настроения, царящие в обществе [71, 77]. Тонкий стилист, И. А. Бунин, рисуя картину всеобщего отчаяния и горя, обрушившегося на родную землю, мастерски подражает знаменитому Плачу Иеремии, признанному Церковью «возвышеннейшей и вместе самой трогательной, плачевной, песнью» Священного Писания, «полной самых нежных и жалобных стенаний о некогда цветущем и славнейшем городе Иерусалиме» [31, 326].
Падение великой православной державы, взятие безбожниками ее древней столицы напомнило И. А. Бунину разорение Иерусалима, которое, как сказано в Четвертой Книге Царств (Гл. 24–25), было божественным испытанием для иудейского народа: от него Господь «ждал покаяния, но народ не исправился» [91, 237]. Революция оказалась таким же испытанием и для русского народа, сбившегося со своего духовного Пути и явившего образец «небывалого в мире “разложения”» [56, VI, 344]. В записи от 10 февраля 1918 года писатель приводит слова «из Иеремии» («все утро читал Библию»), которые воспринимаются им как весьма злободневные, имеющие непосредственное отношение не столько даже к событиям легендарного прошлого, сколько трагического настоящего: «Мир, мир, а мира нет. Между народом Моим находятся нечестивые; сторожат, как птицеловы, припадают к земле, ставят ловушки и уловляют людей. И народ Мой любит это. Слушай, земля: вот Я приведу на народ сей пагубу, плод помыслов их» [56, VI, 307]. Цитируемый И. А. Буниным библейский фрагмент, обладающий смысловой целостностью, представляет собой контаминацию нескольких стихов из Книги Иеремии, в предельно концентрированном виде содержащую главную духовную идею, проповедуемую пророком – идею вины самого народа за те бедствия, которые ему послал Бог во искупление многочисленных грехов. Эта мысль глубоко потрясла писателя, неожиданно для самого себя обнаружившего ключ к разгадке феномена революции: «Изумительно. И особенно слова: “и народ Мой любит это… вот, Я, приведу на народ сей пагубу, плод помыслов их”» [56, VI, 307].
Выделенные И. А. Буниным курсивом слова из книги пророка Иеремии очень точно отражают суть произошедших в России в 1917–1918 годах событий, явившихся непосредственным (и вполне закономерным) результатом «мыслительной деятельности», истинным плодом помыслов, сначала рационалистов-просветителей, мечтавших об установлении на земле справедливого миропорядка, а затем декабристов, Герцена и прочих «прогрессивных» в своих убеждениях «борцов» с самодержавием, затеявших «освободительное движение» под лозунгом «Свобода, братство, равенство, социализм, коммунизм!» [56, VI, 368]. Подготовленную почву изрядно «взрыхлили» народники, организовавшие идеологическое подполье, призванное направлять в нужное русло сознание молодого поколения («тысячи мальчиков и девочек кричали довольно простодушно: За народ, народ, народ, / За святой девиз вперед!» [56, VI, 368]), формировать общественное мнение относительно неизбежности падения монархии и скорого торжества демократии (народовластия). «А в этом подполье кое-кто отлично знал, к чему именно он направляет свои стопы, и некоторые, весьма для него удобные, свойства русского народа» [56, VI, 368–369]. Этот «кое-кто», пришедший на смену старым революционерам-народникам (Баху, Тихонову, Миролюбову), в «Окаянных днях» прямо называется И. А. Бунины виновником гибели России – Ленин («О, какое это животное!», «Лучше черти, чем Ленин» [56, VI, 320]).
Большевики во главе с Лениным и Троцким, «решившие держать Россию в накалении и не прекращать террора и гражданской войны» [56, VI, 323], показались писателю воплощением тех самых «нечестивых» из книги Иеремии, которые «сторожат, как птицеловы», «ставят ловушки и уловляют людей» в сети своего безбожного коммунистического учения, мечтая опутать ими всю вселенную («они фанатики, верят в мировой пожар» [56, VI, 323]). Оказавшаяся в их власти русская земля (как и родная земля пророка во время завоевания ее Навуходоносором) мужественно вынесла позор унижения, находясь в рабстве «страшной галереи каторжников» [56, VI, 325], творивших свои бесчинства. Но такова была высшая воля, не постижимая с точки зрения обыденной человеческой логики: большевики, сами не ведая того («они, повторяю, никак не ожидали своей победы в октябре» [56, VI, 323–324]), явились, по мнению И. А. Бунина, орудием Провидения, пославшего России столь серьезные испытания. Точно так же попустил Господь разорение священного Иерусалима, разрушение храма Соломона и гибель Ковчега Завета в эпоху божественного служения пророка Иеремии.
Согласно ветхозаветной истории, «через пророка Иеремию Бог ясно предсказал, что за свое нечестие народ иудейский будет покорен и отведен в плен вавилонянами, и что иудеи будут находиться в плену семьдесят лет» [91, 237]. Большевистский плен родной земли, действительно оказавшийся семидесятилетним, И. А. Бунин оплакивал, находясь в изгнании – в Париже, но при этом он, чувствуя поистине пророческое призвание, в знаменитой речи «Миссия русской эмиграции» просит соотечественников, рассеянных по всей земле, помнить о своем высоком предназначении: ведь «мы некий грозный знак миру и посильные борцы за вечные, божественные основы человеческого существования, ныне не только в России, но и повсюду пошатнувшиеся» [56, VI, 407].
Подобно пророку Иеремии, взывавшему к земле своих предков смиренно выдержать иноплеменное нашествие, претерпеть страдания и унижения, чтобы познать подлинную цену национальной свободы, И. А. Бунин от лица «миллиона душ, облаченных в глубочайший траур, душ, коим было дано видеть гибель и срам одного из самых могущественных земных царств и знать, что это царство есть плоть и кровь их» [56, VI, 407], обращается ко всему миру, самой Вселенной, с одной просьбой – разъяснить человечеству великий смысл происходящих событий. «Взгляни, мир, на этот великий исход [«наш исход из России», бегство «миллиона из числа лучших русских душ», покинувших родину в годы революции. – И. У.] и осмысли его значение»; «взгляни, мир, и знай, что пишется в твоих летописях одна из самых черных и, быть может, роковых для тебя страниц» [56, VI, 407].
Слог писателя, стилизованный под высокий и торжественный язык Библии, обилие риторических восклицаний и устойчивых ритмико-интонационных конструкций, характерных для пророческих книг Священного Писания, и в частности для Плача Иеремии, выводит дневниковые записи И. А. Бунина за пределы исключительно документально-хроникальной прозы в область лирико-философского повествования, имеющего дело с художественным осмыслением действительности. Так писатель в «Окаянных днях» представил не только собственное восприятие революционных событий, пропущенное через призму личностного переживания, но и через «сознание» некоего «высшего судии», персонифицированного в образе пророка Иеремии.
Фигура пророка Иеремии, показавшаяся И. А. Бунину такой значительной и современной в разгар
