Укротитель Медузы горгоны - Дарья Донцова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глаголева села в кресло и на удивление спокойно продолжила беседу:
– Там пока нет ни снимков, ни сообщений, я совсем недавно получила айфон в подарок от любимого мужчины. Костик его из США привез. Ты ведь знакома с Костей? Он замечательный!
Я усердно закивала. О любви Глаголевой к молодым парням судачит весь театр. Злые языки утверждают, что Розалия находит себе мальчиков-актеров и усиленно их продвигает. Но, увы и ах, всякий раз престарелая дива наступает на одни и те же грабли: любовники быстро понимают, что их покровительница совсем не так богата и могущественна, как хочет казаться, и живо сматываются. На данном этапе у нее в фаворитах числится некий Константин. Я видела его мельком, и он, на мой взгляд, похож на дурную копию Хесуса Брано, сейчас с триумфом шагающего по подиумам Европы. Вот только у Хесуса чуть наивная детская улыбка, а у любовника Глаголевой хищный оскал. И не веселые глаза двадцатилетнего парня, а тухлый взгляд хорошо пожившего и разочарованного развратника.
Трубка снова заверещала. Розалия Марковна приложила ее к уху.
– Да! Вся внимание!
Наступила тишина. Актриса слушала, что ей говорит звонивший.
Я пошла к раковине, чтобы вымыть руки, и услышала нервный голос Глаголевой:
– Степанида, немедленно принеси мне… э… воды из буфета! Хочу пить!
Я посмотрела на непочатую бутылку минералки, стоящую перед зеркалом, и молча вышла в коридор. Конечно, подслушивать нехорошо, но ведь я вроде как помогаю Якименко, поэтому, неплотно прикрыв дверь, я приложила ухо к узкой щели между косяком и створкой.
Розалия Марковна, по-актерски четко выговаривая каждое слово, произнесла в трубку:
– Кто вы? Чего хотите? Бог мой! Я ее и пальцем не трогала! Не понимаю ваших намеков. Это невозможно. Как бы я такое проделала? Нет, нет, вы не совершите ничего подобного! Хорошо, хорошо, дорогая, давайте побеседуем. Но… Да, да, да! Послушайте, думаю, нам с вами нельзя встречаться в кафе у театра, туда в любую минуту может заглянуть какая-нибудь из наших сплетниц или психопаток-поклонниц, фанатка кинется мне на шею, начнет приставать. Давайте пересечемся… э… попозже, после наших гастролей во Францию. Я все для вас сделаю, очень постараюсь, договорюсь с Обоймовым и… О! Нет, нет, умоляю, остановитесь! Ладно, ладно, сегодня, сейчас, я согласна. Но не в кафе. Душенька, зачем вам-то самой тут светиться? Есть укромное местечко, о котором все, кроме меня, давно позабыли. Оно как бы в театре и в то же время не в нем. Объясняю. Встаньте у центрального входа… Да, он, естественно, закрыт, но посмотрите левее, на соседнее здание. Что видите? Правильно, там грязная дверь. Смело толкайте ее, она не заперта. Точно, за ней лестница в подвал. Ах вы умничка! «Небеса» находятся в старом московском здании, его возвели еще при Сталине, а тогда в домах непременно оборудовали бомбоубежища. Пройдете помещение насквозь, упретесь в небольшую комнатку. Там даже уютно, есть стулья. Ступайте туда. Я уже бегу…
Я, отпрянув от двери, живо юркнула за угол и тут же подумала: вдруг я совершила глупость? А ну как Глаголева направится именно сюда? Но нет, прима быстро пошла в противоположном направлении, и я на цыпочках последовала за ней.
В закулисье театра много лабиринтов, а Лев Яковлевич, как уже не раз было замечено, страшно экономит на всем, поэтому проходы между гримерками, костюмерной и сценой освещены скудно. Розалия Марковна миновала ту часть кулис, где во время представления стоят артисты, добежала до дальней стены и, нажав на выключатель, притаившийся около маленькой, прежде мною не замеченной двери, шмыгнула за нее. Подождав пару секунд, я кинулась следом.
За неприметной створкой оказалась ведущая вниз лестница, которую еле-еле освещала синяя аварийная лампа. Звук шагов Глаголевой слышался слева. Я быстро спустилась, очутилась в полной темноте, на ощупь двинулась вперед и резко остановилась, услышав вопрос актрисы:
– Деточка, как вас зовут?
– Лариса, – ответил голос, который я недавно слышала в трубке Глаголевой.
– Очень красивое имя, – одобрила прима, – вам идет. Душенька, у меня туго со временем, до спектакля всего ничего осталось, а еще надо загримироваться, поэтому прошу вас, беседуем в ритме степа. Что вы хотите?
Мои глаза постепенно привыкли к окружающему мраку. Стало понятно, что я нахожусь в огромном подвале у стены, справа вход в комнату, где беседуют Глаголева и незнакомка. И там, похоже, есть окно, потому что оттуда пробивается полоска слабого света.
– Главную роль, – сообщила девушка. – Я не Фаина, я настоящая актриса, имею диплом, мне ерунду предлагать не стоит. Знаю, вы ее убили и подожгли гримваген, чтобы тайна наружу не выплыла. Да только вы понятия не имели, что у Фани лучшая подруга есть. Я ей велела ни словом обо мне не обмолвиться, вот вы и не узнали о нашей дружбе. Выбирайте: или я снимаюсь в сериале, или иду в полицию и рассказываю правду о смерти Фаины. Мне известно все! И меня вы, как Круглову, за нос водить не сможете. Думаете, я не знаю, кем вам Дмитрий Бонзо приходится? Он как раз сейчас начинает съемки. Двести серий, историческая мелодрама, заказ Первого канала. Главную героиню должна играть я.
– Деточка, ты сумасшедшая? – взвилась Розалия. – Действительно у нас с Бонзо был бурный роман, но я прогнала Диму, он мне решительно надоел. И это случилось давно. Он правда по сию пору мне телефон обрывает, надеется на восстановление отношений, однако я его и слушать не желаю. Впрочем, это тебе не интересно. Скажу насчет сериала. Ни одна уважающая себя актриса не станет мелькать на экране, снимаясь в такой пошлятине. Искусство – храм, куда следует входить с трепетом, долго ждать свою роль. Нельзя хвататься за первое попавшееся предложение. Лучше играть мало, но с душой, отдавать зрителям…
– Хорош гундеть! – грубо оборвала собеседница сладкое пение Глаголевой. – Я не дура, как Фая.
– Душенька, я не знакома с твоей подругой, – пропела Розалия.
– Шикарно, – протянула Лариса. – Ой, не могу! Файка в «Небесах» полы драила, и ты ее не встречала?
– Ангел мой! Прима театра не пересекается с техническим персоналом. Вероятно, я сталкивалась с этой… э… Федорой с ведром, но совершенно не запомнила ее, – почти продекламировала прима.
Лариса тихо засмеялась:
– Родную дочь не признали? А как же зов крови?
– Милая, мне Господь детей не подарил, – спокойно ответствовала Розалия Марковна. – Что за бред ты несешь?
– Бред? – переспросила собеседница. – Ну-ну… Почему ты тогда сюда так резво примчалась? Зазвала меня в подвал, не захотела в кафе встретиться…
– Хороший вопрос. Честно сказать, сама не знаю, – обронила актриса. – В театре случилась трагедия, у меня нервы и разум отказали, вот и совершила глупый поступок.
– Да ладно врать-то! – остановила ее Лариса. – Двадцать пять лет назад врач «Скорой помощи» Маргарита Федоровна Кутузова приехала по вызову к Розалии Глаголевой, актрисе. Помнишь, как набирала «ноль три»?
– Неужели ты полагаешь, что я запомнила столь незначительный факт? – засмеялась Глаголева. – Всю жизнь страдаю мигренями, часто вызывала медиков сделать уколы.
– А вот Маргарита Федоровна никогда не забывала о вашей встрече, – продолжала девушка. – Ты все допытывалась у Фаи, как она до правды докопалась, так я сейчас объясню. Это не Фаина затеяла, а я. И ты отсюда не уйдешь, пока не выслушаешь меня и не сделаешь то, что я прикажу.
– Деточка, но мне уже пора! – воскликнула Глаголева.
– Тогда я пойду в полицию, – пригрозила Лариса.
– С чем? – засмеялась актриса. – С бредовым сообщением о моем материнстве? Или с рассказом о том, как я убила уборщицу? Милости прошу. Там таких, как ты, быстро в психушку отправляют. Где доказательства твоего лживого заявления?
– Ой, ну ты и дура, – ехидно усмехнулась Лариса. – Думаешь, убила Фаю, и концы в воду? А Маргарита-то Кутузова жива.
– Не может быть! – выпалила Глаголева. И тут же спохватилась: – То есть… я хотела спросить, кто она такая…
Лариса кашлянула.
– Слушай меня внимательно, не перебивая. Даю тебе последний шанс исправить совершенное зло. Если сейчас уйдешь, я отправлюсь в полицию и дам адрес Кутузовой. То-то следователь обрадуется! Побеседует с докторшей и сразу догадается, кто Фаю сжег.
– Ладно, говори, – милостиво разрешила Розалия Марковна. – Так и быть, выслушаю. Слишком я добрая, вижу, как ты нервничаешь, вот и решила пожалеть тебя. Ну что там за история?
– Кутузова была театралкой, – начала Лариса. – И фанаткой – всегда покупала билеты на спектакли с Глаголевой в главной роли, приходила в восторг от фильмов с ее участием, которые по телику крутили. Начало восьмидесятых прошлого столетия – пик твоей славы, потом, когда Ельцин власть захватил, ты под гору поехала. Ну так вот! Кутузова собирала сведения о своем кумире, как святыню хранила программку, на которой ты расписалась. И она была среди тех, кто в твой день рождения тебе у дверей квартиры букет оставлял.