Газета "Слова и дела" №7 от 12.08.2014 - Газета "Слова и дела"

Особое место в душе Хвостова занимает Н. Зенькович. Это бывший замзав отделом ЦК, типичный подлый оборотень. В аннотации его книги «Вожди и сподвижники» сказано, что он - «автор более 30 книг». А эта вышла ещё в 1997 году. Можно себе представить, сколько он еще подарил человечеству за минувшие 17 лет. Сказано также, что «его книги переворачивают привычное представление о событиях прошлого». Чтобы понять, как он переворачивает, думаю, достаточно двух примерчиков.

В книге «Вожди» на первом месте, разумеется, Сталин. И вот что он, например, пишет: «У гроба Ленина маленького роста человек принес клятву» (с.31). Это поразительно! И впрямь переворотчик! В книге много фотографий Сталина рядом с другими лицами. Вот, скажем, фотография на целый разворот, где мы видим его и Микояна, Хрущева, Маленкова, Берия, Молотова. Они куда-то идут. И любой нормальный человек скажет, глядя на фотографию, что Сталин среднего роста, он повыше Микояна и Молотова, но пониже Маленкова. Значит, этот Зенькович смотрит в книгу, а видит фигу и с помощью этой фиги сочиняет новую 35-ю книгу. Сейчас по телевидению не редко дают кинохронику Советских времен, где опять можно видеть, что Сталина среднего роста. Не мог же наш переворотчик не интересоваться этой кинохроникой, коли сочиняет книги о «вождях»! Но он смотрит на экран, как баран на новые ворота. Наконец, ведь Сталин несколько раз сидел в тюрьмах и давно опубликованы его тюремные карточки, на которых значится «Рост - 1 метр 74 см». И это маленький? Такую карточку можно посмотреть хотя бы в книге известного генерала-прохиндея Д. Волкогонова «Триумф и трагедия», вышедшей ещё в 1989 году. Книга издана не в Елабуге, а в столице тиражом в 300 тыс. экземпляров, но для Зенкевича оказалась недоступной; или опять – смотрел, как интеллектуальный баран.

Вторым образцом переворотного творчества Зеньковича может служить хотя бы то, что он написал о покушении Ф. Каплан на Ленина, который с двумя её пулями в теле так несколько лет и жил. Правда, достичь головокружительной высоты писательницы Дашковой (псевдоним), которая уверяет, что большевики сами всадили две пули в своего вождя, чтобы создать повод для террора, этого Зенькович достичь не смог, но всё-таки уверяет, что стреляла не Каплан. Какие же доводы, если были свидетели и есть её собственное признание? А вот, говорит: «Нет данных, подтверждающих её умение владеть браунингом» (с.29). Да какое такое особое умение тут требуется? Кто-то раз покажет что да как, и всё в порядке. Нажать на спуск – экая наука! Нет, ему требуется свидетельство с печатью, заверенное у нотариуса. Вот и у меня нет такой справки, на фронте их не выдавали, но уж поверьте, как владеть ППШ, я не забыл.

Что ещё? «Каплан была полуслепой и не могла произвести прицельно несколько выстрелов» (там же). Да как эта «полуслепая» приперлась одна на завод Михельсона на окраине города? И почему не могла «выстрелить прицельно»? Какая нужна прицельность, если, по свидетельству лениского шофера С.К.Гиля, она стреляла с трех шагов.

Наконец: «Каплан сказала: «Сколько раз выстрелила, не помню». Более чем странное признание для опытной профессиональной террористки» (там же). А где данные, что она опытная, где справка, что в кого-то ещё стреляла эта дама, кого она раньше угрохала? Нет ответов. Но, с другой стороны, то, что не помнит, сколько выстрелила, вполне понятно. Она же не в тире демонстрировала кому-то свою меткость, а стреляла, стоя в толпе, наверняка сильно волновалась, ожидала, что могут тут же схватить и укокошить.

А ещё у этого прохвоста была статья «Как Жуков Сталина по матушке послал». Разумеется, слабоумное вранье. Его просто самого не раз крыли по матушке в кабинетах и в коридорах ЦК.

Вот таков наш переворотчик, так он орудует, завоевывая умы и сердца людей, подобных Г.Ф., который особенно ему доверяет. Да как не доверять, он же заслуженный деятель культуры, его консультантом по книге «Вожди и сподвижники» был какой-то академик какой-то академии Чернышев А.В. И вот судите сами. Письмо Хвостова прямо начинается с убойной  цитаты, из которой следует, что генерал Эйзенхауэр в своих воспоминаниях писал, будто маршал Жуков «поведал» ему, что в Красной Армии было принято посылать пехоту в атаку прямо по минному полю. После текста цитаты нужно, как принято, указать, на какой странице воспоминаний генерала это написано. Однако мы видим совсем иное: «Н. Зенькович. Маршалы и генсеки». Позвольте, т. Хвостов, как же так? Я беру с полки воспоминания Эйзенхауэра. 525 страниц. Ничего похожего там нет. Наоборот, есть высказывания совсем иного рода. Например: «Маршал Жуков как ответственный руководитель в крупных сражениях за несколько лет войны приобрел больший опыт, чем любой другой военачальник нашего времени. Его обычно направляли на тот участок фронта, который в данный момент был решающим» (с. 521).

Или: «Я восхищен полководческим дарованием Жукова и его человеческими качествами. Когда я был Главнокомандующим союзными войсками в Европе, все мы, затаив дыхание, следили за победным маршем советских войск по его командованием на Берлин. Мы знали, что Жуков шутить не любит, и если уж он поставил цель сокрушить цитадель фашизма в самом сердце Германии, то непременно добьется своего» (Цит. по М. Гареев. Маршал Жуков. С.215). Наконец, читая воспоминания Эйзенхауэра, можно узнать и о том, что генерала связывала «личная дружба и взаимопонимание с маршалом Жуковым» (с.524).

Что ж получается? Зенькович и Хвостов оболгали и Жукова, и Красную Армию, и Эйзенхауэра. Зная, что маршал был таким мерзавцем, как подают его эти два дружка, американец тем не менее был его «личным другом» - выходит, что и сам мерзавец!

Да ведь это и глупость несусветная: увидев, что первые солдаты подорвались на минах, кто же побежит следом за ними по минному полю в атаку? И ещё глупее: «Отец моего приятеля Ванюшки Голубенко вернулся с войны безногим. Вы, естественно, это не могли видеть, но представить последствия подобной тактики маршала в масштабе страны, думаю, можете». Это почему же я не мог видеть безногих инвалидов? Очень даже видел. Мой одноклассник Коля Прохоров вернулся без ноги. Мой однокашник по Литинституту поэт Александр Николаев – без руки, другой однокашник поэт Эдуард Асадов, - слепым. И помню я, как инвалиды пели в электричках «Враги сожгли родную хату».

Первым пустил гулять по свету грязную байку о минах куда-то исчезнувший Виктор Правдюк в фильме «Вторая мировая война. Русский взгляд». Ничего русского там не было – одна русофобская антисоветчина. Это, естественно, подхватил и Эдуард Володарский, автор сценария малограмотно-клеветнического фильма «Штрафбат» и еще, по его совам, полсотни фильмов, а также двух десятков книг, что не мешало ему скулить: «Цензура меня душила!»- это он сказал в беседе с Марком Дейчем из «Московского комсомольца». А о Жукове там же изрек: «Я слышал, что солдаты называли его мясником». Я был на фронте и ничего подобного не слышал, а он на фронте не был, но слышал. От кого же? Да от того же Дейча. Зато я знаю совсем другое. Например, вот что во время Сталинградской битвы писал Жуков в августе 1942 года командующему 1-й гвардейской армией генералу Ф.И. Голикову: «Разведка работает у вас плохо. Нельзя полагаться только на патриотизм, мужество и отвагу наших бойцов, бросать их в бой на неизвестного вам противника одним призывом «Вперед!». Немцев на «ура!» не возьмешь. Мы не имеем права губить людей понапрасну». Какой мясник! А ведь подобных документов можно привести еще немало.

Но главное в этой истории – вопрос: что же надо иметь в голове, какое сердце, чтобы легко и просто поверить такой чудовищной лжи о своем соотечественнике, о великом человеке, о славном сыне родины да ещё заниматься её распространением? Как говорил Достоевский, до какой же подлости может дойти комбинация чувств человеческих!

Владимир БУШИН

(Окончание следует)

ИСТОРИЯ

ДЕЛО О ГИБЕЛИ ПАРОХОДА

О том, в каком состоянии было командование, которое всячески старалось спасти только свою жизнь, твердя о вторичном взрыве, и панически, возможно быстрее, с предельной быстротой удрать от места гибели «Советского Азербайджана», показывает целый ряд свидетелей, непосредственных очевидцев этой ужасной ночной катастрофы.

Берковский показал: «Сразу же после отдачи буксира мы — я, Михель, Ёлкин и Бузулуков — стали кричать капитану, что люди гибнут, давайте спустим шлюпки и начнем спасать». Это не отрицал и Кривоносов. Но Кривоносов остановил этот порыв молодых моряков. Он сказал: «Не торопитесь, не вмешивайтесь не в своё дело, удалитесь с мостика. Мы сами знаем, что нам делать». Берковский показывает, что он обрушился нецензурными словами на капитана за то, что он не разрешает спускать шлюпку для спасения людей. Но Кривоносов сказал: «Меньше выражайтесь, не вмешивайтесь, не расстраивайтесь, дело не ваше». Это значило: не ваше дело спасать гибнущих людей. Так говорил Кривоносов, не желая спасать людей, потому что он трус и предатель. Он сам признал, что был в «нервном состоянии». Телеграф показывал полный ход, а он кричал: «Полный ход!». Пароход шёл полным ходом, а он кричал: «Прибавьте ещё!» и ушёл на 8 миль от места катастрофы. Помощник капитана Михель говорит: «Виновность капитана парохода «Совет» заключается ещё в том, что он своим настроением создал большую панику на судне». Правда, и Михель отчасти повинен в этой панике. Как первый помощник капитана Михель оказался не на высоте своего положения. Он не сделал того, что он должен был сделать в этом случае, о чём я буду говорить дальше. В первые минуты катастрофы он явился в известной степени пассивным созерцателем того, что происходило у него на глазах, и в этом его вина. Но сейчас мне важно отметить то состояние, в котором находился капитан Кривоносов, который, несмотря на свою панику, несмотря на свой животный страх, несмотря на свою решимость оставить «Советский Азербайджан» на волю бушующей стихии, лишь бы как можно скорее уйти отсюда, отлично понимал, что он делал, ибо он хладнокровно отводил от себя всякие указания и требования изменить свое поведение, вернуться к «Советскому Азербайджану» и оказать хотя бы самую элементарную человеческую помощь гибнущим товарищам.