Не названа цена - Мария Дмитриевна Берестова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Двое суток слепоты, — бодро отрапортовала она Леону, от души радуясь, что отделалась так легко. Губы её сами собой сложились в улыбку.
— Хорошо, не будем терять времени, — раздался спокойный голос Леона. — Сегодня я ел на завтрак яичницу, — неожиданно уведомил он, и Айриния поняла, как работает созданное ею колдовство: она совершенно чётко осознавала, что он сейчас сказал неправду.
— Вы солгали, — радостно откликнулась она, довольная, что магия не имеет каких-то дополнительных непредвиденных эффектов.
— Да, в самом деле, — согласился он, и Айриния почувствовала, что в этот раз слова были правдивы.
Магия такого рода могла бы быть весьма полезной, но её взгляд… кабы не откаты!
Между тем, Леон пригласил кого-то внутрь и приступил к первому допросу.
Айриния слегка вздрогнула, когда допрашиваемый заговорил, — она узнала куратора экспериментов по созданию артефактов. Именно под его началом она колдовала в прошлый раз, и теперь её снова чуть не накрыло паникой, и она чуть не забыла вслушиваться в его ответы, чтобы проследить, правду ли он говорит.
Куратор совершенно искренне заявлял, что не говорил, не писал, никаким образом не передавал сообщений, не давал намеренных и ненамеренных намёков, не показывал документов или предметов, могущих навести на мысль, не предоставлял к секретной информации ни прямого, ни косвенного доступа, не использовал жесты, символы, коды, метки и иные способы, могущие разгласить информацию об артефакте и его перевозке, или часть этой информации, и что-то ещё, столь же заковыристое и крючкотворное.
За куратором последовал первый стажёр, и к ряду этих вопросов Леон добавил вопросы про откат — наблюдал ли кто-то последствия этого отката, спрашивал ли о нём, мог ли догадаться по характеру отката о сути магии. Это заняло гораздо больше времени, и Айриния невольно задумалась о том, что у её коллеги был за откат — судя по всему, нечто достаточно заметное и долговременное.
Со вторым стажёром дело затянулось — отвечал он хоть и искренне, но медленно, делая большие паузы и говоря как будто с трудом, через силу. Судя по всему, он тоже ещё был под откатом.
Зато дальше дело пошло легче — и смотритель лаборатории, и входившие в отряд охранники со своим начальником отвечали бодро и солгать не пытались.
Проблема была в том, что никакой утечки информации, судя по всему, через опрошенных не произошло, — но Айриния здраво полагала, что своё дело сделала хорошо, а остальное её уже не касается.
Закончив с допросами, Леон совершил традиционную проверку правдивости самого служебного мага.
— Вы говорили правду, только правду и всю правду касательно правдивости допрашиваемых во время нынешнего допроса? — спросил он.
— Да, — к ужасу Айринии, произнесли её губы раньше, чем она успела толком осмыслить суть вопроса и вообще задуматься о том, как на него ответить.
По коже её побежал холодок нового страха. Леон использовал не ту же магию, что она — такую, которая позволяла колдующему распознавать правду и ложь, — а магию принуждения сказать правду.
Колдовство такого рода — влияющее на поступки и слова людей — было запрещено на Понте законом, и теперешняя ситуация была одной из немногих, когда оно позволялось.
Тем не менее, конечно, на Понте могли найтись преступники, которые плевать хотели на закон и которые по ряду причин пренебрежительно относились к откатам. Вероятность встретить мага, который заколдует тебя таким образом, не была нулевой, и у Айринии сегодня стало одним страхом больше. Она не просто подчинилась чужой магии — она даже не почувствовала какого-то давления, у неё не было ни шанса на борьбу. Не было никакого противостояния воли или ума, никакой возможности солгать или увильнуть, сыграть словами и смыслами, проманипулировать или увести мысль в сторону: человек просто заколдовал её — и она сделала то, что было ему нужно.
И пусть в данной ситуации это «было ему нужно» включало в себя исключительно один правдивый ответ, и Айриния была защищена законом, — всё равно это оказалось безумно страшно.
С тем же успехом Леон мог приказать что угодно другое — а у неё не были ни шанса на сопротивление.
Радовало только то, что и откаты за такую магию были самыми серьёзными, поэтому маг, надумавший развлекаться таким образом за чужой счёт, быстро потерял бы такую возможность, а может, потерял бы и саму жизнь.
«И всё же это ужасно страшно», — обречённо подумала Айриния.
Кажется, если бы её попросили бы назвать главную ассоциацию к слову «магия» — она назвала бы «страх».
— Наш человек проводит вас домой, — меж тем, уведомил её Леон.
— В общежитие, — быстро поправила она и добавила: — При резиденции архимага.
Несколько секунд Леон молчал, затем уточнил:
— Там найдётся, кому о вас позаботиться?
Она хмыкнула:
— Естественно. Мы там вечно под откатами валяемся.
— Что ж, — откликнулся Леон, — вы можете отдохнуть подольше, управлении вас вызовет, когда возникнет необходимость.
Айриния уверенно встала — демонстрируя тем, что внезапная слепота её не смутила и не является для неё серьёзной помехой, — и спокойным голосом отметила:
— Мне бы хотелось, по возможности, быть полезной.
Леон молчал несколько секунд, потом повторил:
— Мы вас вызовем, — и вернулся к делу: — Сейчас я возьму вас под руку и помогу добраться до вашего провожатого.
— Благодарю, — улыбнулась она, подавая ему руку.
Интерлюдия
Комендант помог Айринии добраться до её комнаты в общежитии и оставил там одну.
У неё было две соседки — с одной они дружили, с другой скорее враждовали, — но обе они теперь были на занятиях, и Айриния оказалась предоставлена сама себе.
Обычно она не страшилась одиночества и даже скорее стремилась к нему — довольно проблематично было остаться одной в условиях общежития, и она даже нарочно искала уголки, где могла бы уединиться. Но в этот раз всё было иначе: из-за слепоты Айриния совершенно не знала, чем себя занять. Она не могли ни повторить учебный материал, ни почитать книжку, ни даже сходить на прогулку или проведать знакомых — даже по привычной комнате она передвигалась неуверенно и с опаской, боясь своротить предметы или что-то сломать. Максимум, который ей удался, — это добраться до окна и открыть его, и сесть рядом.
Не имея возможности смотреть, она вслушивалась — и замечала многое, на что не обращала внимания раньше. Шелест деревьев и звуки шагов — такие разные и индивидуальные — голоса птиц и стук предметов… Иногда до неё доносились отголоски разговоров из других комнат, но слишком
