Крестоносец - Майкл Айснер

Эти визиты начались через два дня.

Делегация знати под предводительством барона Кальвеля де Палау прибыла в полдень, и лорд Ферран провел их в главную залу, где их ожидали мы с Андре. Дворецкий официально представил нам гостей и удалился.

Лорд Ферран говорил, что для Барселоны очень важно убедиться в том, что молодые наследники способны самостоятельно совещаться с главами других знатных фамилий.

Мы с Андре не собирались жульничать, но лорд Ферран сам предоставил нам такую возможность, забыв указать гостям, кто из нас Франциско. Некоторое время барон Кальвель говорил о трагическом происшествии и выражал соболезнования по поводу гибели моего брата. При этом он переводил взгляд с Андре на меня и обратно. В конце концов, он решил сосредоточить внимание на моем кузене и с этого момента обращался только к нему одному.

Когда барон завершил свой пространный монолог, воцарилась длинная пауза. Баронская свита выжидательно смотрела на Андре, который поглаживал подбородок.

— Сколько цыплят вы держите в своем поместье? — многозначительно поинтересовался Андре.

— Простите, дон Франциско? — переспросил барон.

Андре повторил вопрос с предельно серьезным выражением лица.

Барон шепотом посоветовался со своей свитой.

— Приблизительно сто одного цыпленка, дон Франциско, — ответил он.

Андре важно кивнул мне, будто бы его подозрения подтвердились. Сопровождающие барона Кальвеля с беспокойством переглянулись.

— Да, — наконец произнес Андре. — Так и есть.

Вскоре барон и его свита удалились. Покидая залу, они не сводили взгляда с Андре, словно боялись повернуться к нему спиной. Сам барон по пути к выходу поклонился, наверное, раз десять.

Мы проводили по одной такой встрече в день. На протяжении двух, трех, а то и четырех часов мы выслушивали длинные разглагольствования наших гостей, терпели всякие никчемные подробности и избитую ложь. Перечислялось число гектаров и количество крепостных, которыми владеет семейство; шла болтовня о здоровье короля Хайме во время последнего посещения семьей дворца; перечислялись имена епископов и членов королевского дома, которых наши гости считали своими близкими друзьями; выражалась глубочайшая скорбь по поводу смерти моего брата и называлось множество молитв, прочитанных в его честь, в честь «блаженного Серхио».

Нам с Андре с трудом удавалось не заснуть во время приема гостей, и спустя несколько дней мы разработали спасительный план. В конце нашей верховой прогулки мы скакали наперегонки до замка, и проигравший должен был изображать Франциско во время дневной встречи. Несмотря на хвастовство Андре, мы примерно одинаково владели искусством верховой езды, так что тяжкая роль наследника доставалась то одному, то другому из нас.

Словно стервятники, кружившие над телом моего брата, слетались делегации в Монкаду. Мы вели себя так, как от нас того ожидали: молчаливый кивок головы, понимающая улыбка. Это нравилось нашим гостям не меньше, чем любая речь, которую мы могли бы произнести. Когда посетители заканчивали говорить и поднимали головы, мы знали, что от нас ждут какого-либо замечания или вопроса. И мы не обманывали ожидания.

И все же мы с Андре прекрасно понимали, что лорд Ферран не одобрит нашей проделки, если узнает, что мы менялись друг с другом именами. Когда один из слуг после утренней прогулки передал, что дворецкий хочет встретиться с нами, мы заподозрили, что Ферран прознал о нашем тайном соглашении.

— Вы ничего не хотите мне сказать? — спросил лорд Ферран, когда мы перед ним предстали.

— Лорд Ферран, — обратился к нему Андре, — прежде всего, позвольте заметить, что наши городские друзья склонны к сильным преувеличениям.

— Я так не думаю, Андре, — ответил лорд Ферран. — Вы слишком скромны. Барселона только и говорит что о вас двоих — кузенах, чья прекрасная внешность может поспорить лишь с их проницательностью. Ходят слухи, что близнецы — да, так они вас называют — говорят стихами и загадками. Превосходная пара, что ни говори. Возможно, знать и склонна к преувеличениям, но она всегда может распознать чужое превосходство. Все вассалы Монкада разделяют славу нового наследника. Наши судьбы неотделимы от судеб нашего господина. Я уверен, что, если бы барон Монкада был здесь, он преисполнился бы гордости за то, как вы вели себя в последний месяц.

Лорд Ферран широко и радостно улыбался. Он выжидательно смотрел на нас, словно, как и наши гости, ждал от нас замечания или вопроса. Я неловко заерзал.

— Да, именно так, — ответил Андре.

Он смотрел на свои башмаки.

Лорд Ферран так и не узнал о нашем заговоре. Мы с Андре продолжали устраивать скачки наперегонки еще несколько месяцев. Мы могли бы проделывать это несколько лет, если бы не вмешалась моя мать и не убедила отца отправить меня в монастырь Санта-Крус. Она сказала, что вернется из Барселоны, когда ее младший сын выполнит былые обеты старшего. Вместо Серхио я должен был прослужить в монастыре три года — чтобы смягчить гнев Господень, а может, и материнский гнев.

Там мы с тобой и познакомились, Лукас. Когда это было? Десять лет назад? Вижу, ты так и остался в Санта-Крус. Судя по твоим драгоценностям, ты явно преуспел на духовном поприще. Скажи, Лукас, носил ли Иисус Христос кольца?

Кажется, я отвлекся. После трех лет, проведенных в монастыре, я вернулся в родовое поместье, в прежнюю темноту. Родителей там не было. Отец продолжал участвовать в турнирах во Фландрии, мать жила в нашей городской резиденции. Хотя я был дома, я ощущал непреодолимую тоску. Боль была непрестанной. Во сне меня преследовал брат — вот он на корабле, тихо и безмятежно улыбается; вот Серхио манит меня в неподвижные воды. Не только во сне, но и наяву меня по ночам преследовали такие видения.

Прошел месяц после моего возвращения из монастыря, когда Серхио позвал меня из своей ледяной могилы.

Мне снилось, что я служу в кавалерийском полку, что мы скачем к священному городу. Мы ехали без отдыха несколько дней, и мои страхи утонули в ритме мощного и уверенного галопа Панчо и в грохоте тысяч копыт, сотрясавших землю. Я был воином громадной, могущественной армии, составлявшей единое целое. Мои доспехи казались легкими как перышко, мое тело под ними — железным и неуязвимым.

Я приложил руку к груди — плащ промок, и я решил, что это кровоточит мое сердце. Знакомое ощущение. Я опустил глаза, но крови не увидел, однако моя одежда вымокла до нитки. Я подумал, что мы скачем под проливным дождем.

Я сложил ладони ковшиком, чтобы смочить пересохшие губы, но не поймал воды. Дождя не было.