(не)желанный малыш для олигарха (СИ) - Владимирова-Бойко Марина

Поворачиваюсь к ней лицом, натянуто улыбаюсь. Подхожу ближе, беру в руки полный стакан с соком. Делаю несколько глотков.

– Люблю апельсиновый.

– Значит, я угадала, - морщинки в уголках ее раскосых глаз становятся еще заметнее.

– Думаю, вы правы. Нельзя вот так. Покажите мне библиотеку?

***

Отчетливо понимаю, что лежать и смотреть в потолок – это не выход. Да больно, сильно, но если я сдамся - будет еще больнее. Нужно привыкать к новым условиям, понять что от меня нужно и как избежать худшего.

Отмечаю, что Давид любит роскошь и пространство. Это чувствуется в каждой комнате его огромного дома. Высокие своды, высокие потолки. Много белого, холодного и воздушного. Каменные вставки, картины в жанре ню, полукруглые эркеры, которые еще больше визуально делают комнаты больше.

У него очень красивый дом. Настоящий дворец.

– Давид Егорович женат? – решаюсь спросить, когда мы заходим в уютную библиотеку. Подхожу ближе к двухэтажному стеллажу, беру с полки заинтересовавшую книгу в кожаном переплете и открываю на первой странице. Бегло читаю между строк. Кажется, в руки мне попался один из томиков Марка Твена.

– Нет, - грустно отвечает она.

– Он не молод, - перевожу взгляд на нее.

– Его жена погибла в автокатастрофе, - отвечает она, сложив руки перед собой. – Она ждала ребеночка. Это была очень большая трагедия для Давида Егоровича.

– Жаль.

– Очень жаль. Они были такой красивой парой. Так ждали малыша. – Вы же тоже…

– Что тоже? – понимаю о чем она говорит.

Мила быстро меняет тему для разговора, когда видит, как изумленно я на нее смотрю.

– Хотите, я приготовлю йогурт. С малиной, черникой и овсяными хлопьями?

Утвердительно киваю.

– Я бы могла вам помочь.

Вместе идем на кухню. Мила рассказывает о Давиде. Что он родился в семье военного в небольшом городке Ленинакан. О его красавице жене, которой уже к сожалению, уже нет.

А вечером пришел Давид. Я собралась в душ, когда он без стука ввалился ко в комнату. Взгляд изучающий, дерзкий. И говорит он в таком яростном исступлении, что мне самой становится страшно:

– Наши дела пошли неважно, - стоит напротив меня, хрустит костяшками пальцев. - Очень неважно. Поэтому нужно уехать. Завтра сфотографируешься на загранпаспорт. Я приеду позже. Как закончу с делами.

– Но куда я поеду??

– Поедешь, куда я скажу, – тихо произносит.

– Я не хочу никуда ехать. Отпустите меня… – молитвенно скрещиваю руки на груди. – Прошу вас.

Его серьезное лицо краснеет, становится пунцовым. Он подходит к двери ослабляет галстук и грубо произносит:

– Тебе лучше сделать, как я сказал, - его глубокий голос хрипит.

С волнением смотрю на него. Почему он делает из этого тайну, покрытую тьмой, скользящей по гладким стенам? Постоянно задаюсь этим вопросом и не нахожу ответа. Как же мне хочется бежать без оглядки, подальше отсюда.

Хочется вернуться в те сказочные дни, когда мы с Анваром вдвоем. Только он и я. Наша первая встреча, наша первая ночь. Когда он смотрел на меня так пристально, испытывающе, когда в его темно-графитовых глазах разгоралось жаркое пламя. Он склонялся к моему теплому лицу, шептал: «Ты моя и только моя». Я обхватывала его сильную шею двумя руками, ощущая как колючие мурашки, рассыпаются по телу. Таяла в его объятьях, как сливочный пломбир на раскаленном до предела солнце. Это одно из самых лучших мгновений в моей жизни. Анвар, почему именно ты стал моей судьбой.

Сейчас много думаю о прошлом. Вспоминаю, когда я была маленькой. Как сижу на ворсистом ковре в комнате Анны, строю башню из желто-красных кубиков. Затем медовые лучи медленно пробираются в комнату. На выкрашенных в цвет клубничного крема стенах живо играют солнечные зайчики. Усаживаю тряпичную куклу напротив себя. Любуюсь ее пышной красной юбкой. Анна шила ее, сидя у камина. Я хотела ей помочь. Схватила иголку, когда она отвернулась и сильно уколола палец. В тот момент, когда я почти ничего не смыслила во взрослой жизни, мне казалось, что это была такая большая боль. Нестерпимая, которая заполняет все мое маленькое тело. Но я ошибалась. Гараздо больнее любить.

– Считай, что тебе повезло, – его голос заставляет отвлечься от мыслей. Покидает комнату, а я сажусь на кровать и упираюсь лицом в подушку. Не хочу! Ничего не хочу. Почему? За то? Что я в этой жизни сделала не так…

Почему я не могу до сих пор позвонить Анне? Почему этот мужчина решил, что может держать меня в своем огромном доме, как птицу в клетке. Распоряжается моей судьбой, как угодно ему.

Почему этот человек решил, что мне нужно куда-то уезжать? На миг показалось, что Анвар хочет меня вернуть. И от этой мысли сердце гулко забилось в груди.

Выбегаю из комнаты. Медленно иду по длинному коридору к лестнице. На ступеньках сидит Давид опустив голову вниз. В руках он держит свой стильный галстук. Не могу понять, что с ним.

У него такой печальный вид. Будто он чем-то расстроен до глубины души.

– Скажите, я уезжаю, потому что Анвар хочет вернуть меня?

– Ты уезжаешь, потому что я так решил.

– Вы ничего не говорите. Я словно с завязанными глазами. Жду, сама не знаю чего. Меня пугает эта неизвестность, а вы говорите, что мне повезло. Почему вы так говорите?

– Будешь много знать – состаришься скоро.

– Я не хочу много, – мой голос дрожит. Не доверяю ему, ни на минуту. Конечно, кто я такая, чтобы со мной откровенничать. Обычная служанка, которая выросла в провинции. В маленьком поселке, названия которого даже не видно на карте.

– Анвар не согласился на поставленные условия. Он объявил мне войну. Отступать поздно. – После этих слов он встает в полный рост и уходит не оборачиваясь. Я продолжаю стоять и смотреть ему вслед.

Чтобы он не говорил, как бы грозно не смотрел на меня, у меня появилась надежда. Анвар придет за мной. Эта мысль становилась все яснее и придавала мне сил.

Часть 16

Я впервые видела самолет так близко. Бизнес-лайнер с огромными турбинами, длинными крыльями, казался до невозможности большим. А еще было страшно подниматься на борт, затем взлетать, слушая приятный голос стюардессы. Она объявляла длительность полета, температуру за бортом. А я вжалась в кресло и старалась не смотреть в окно иллюминатора.

Страшно. Ухватилась сразу за все ручки, затаив дыхание. Боже! Куда я лечу? Зачем? Делаю то, что совершенно не хочу.

Когда самолет оказался высоко в небе и гулкий шум прекратился - я почувствовала себя намного комфортней.

Земля с высоты птичьего полета казалась такой крохотной. Когда пролетаешь мимо седых, густых облаков, над бирюзовым океаном. Видишь маленькие островки, настолько крошечные, кажется, они бы могли поместиться у меня на ладони.

Еще меня впечатлил борт самолета. Здесь было все и даже больше. Роскошная спальня с большой кроватью и душевой кабиной, огромная гостиная, которая больше напоминала гостиную в красивом доме. На какое-то мгновение, мне показалось, что я не на высоте более двенадцати километров над землей, а в каком-то красивом доме.

Мне подавали еду в красивых тарелках, когда я сидела в мягком кожаном кресле. Улыбчивая стюардесса без конца интересовалась моим самочувствием, спрашивала: желаю ли я чего-нибудь.

Меня постоянно сопровождали двое мужчин. Высокие, крепкие с короткой стрижкой. На мои вопросы не отвечали, даже если я спрашивала настойчиво.

Самолет приземлился рано утром. Меня встретила высокая, худая женщина, одетая в строгий брючный костюм. Она широко улыбалась, показывая свои белоснежные, ровные зубы.

Когда она подошла ко мне ближе – дружелюбно протянула изящную руку. На ее тонком запястье виднелся золотой браслет.

– Добро пожаловать в Калифорнию! – первое, что произнесла она, быстро хлопая длинными ресницами.

– Спасибо!

Я обратила внимание, что на ее овальном, ухоженном лице две заметные родинки. Вьющиеся каштановые волосы мягко ложатся ей на плечи, глаза насыщенно-серого цвета. Такой же цвет глаз и у Давида.