Маска Цирцеи - Генри Каттнер

Но дальше я действовал уже самостоятельно. Порой выгодно быть полубогом. Люди смеются надо мной, но даже жрецы Аполлиона не смеют причинить вред фавну. Поэтому я могу свободно ходить, где мне вздумается. Это тебе ничего не напоминает, Язон? На этот раз ты можешь поверить фавну!

— Ты снова взялся за старое и уклоняешься от ответа, — сказал я. Что касается твоего предложения — спасибо, буду помнить. Но сначала объясни, что произошло!

— Разумеется, Фронтис тебя обманул. Как и следовало ожидать. Око Аполлиона — это не игрушка, с которой может свободно обращаться любой. У тебя слой за слоем отбирали воспоминания, а в конце — пустота, ничто! Ты потерял бы свою душу. Когда человек смотрит в Око Аполлиона, его собственные глаза застилает тьма.

— Выходит, Фронтис все время боялся меня и не верил мне! — со злостью сказал я. — Что ж, теперь у него есть причины для опасений! Спасибо, Панир. Я думал, что… хотя… — Я неуверенно огляделся. — Мне казалось, что Фронтис и Офион должны были принять участие в какой-то церемонии, пока я…

Меня прервал сухой смех Панира.

— Я же говорил тебе, что ждал, пока смогу войти без спасений. Без опасений! Я еще сейчас весь в поту! Клянусь Бахусом, я…

— Жрецы! — напомнил я ему. — Где они?

— Одного из них ты, найдешь у себя за спиной, — загадочно ответил он.

Я испуганно обернулся. О моем физическом и психическом состоянии наглядно говорило то, что я ни разу не огляделся и не поинтересовался, откуда пахнет кровью.

На полу у входа лежал мужчина, одетый в золотистые одежды. Он уткнулся лицом в лужу крови, которая все еще расширялась.

— Офион… — прошептал Панир. — Нет, помочь ему нельзя.

— Фронтис? — спросил я, и фавн утвердительно кивнул.

— Или, в некотором смысле, ты сам, — добавил он. — То, что меч вынул Фронтис, так же очевидно, как то, что убил его ты… в тот момент, когда выдал им Киан.

— Значит, это Офион был тем жрецом, который спас ее от алтаря! воскликнул я.

— Ты вполне мог угадать это. Фронтис вот угадал. Однако Офион по-прежнему оставался верховным жрецом, и Фронтису приходилось действовать тайно. Он использовал для этого тебя. Возможно, при этом ты почувствовал, что к чему, и в свою очередь использовал его. Я пока не уверен в тебе. Но коль скоро Киан была предана, Офиону пришлось начинать все сначала.

Фавн посмотрел на неподвижное тело, лицо его ничего не выражало.

— Слава богам, что мы, фавны, неподвластны таким слабостям, как любовь, — сказал он. — Она может довести до ужасных вещей. Может довести такого человека, как Офион, до… например, вот до этого.

— Он ее любил? Он пожал плечами.

— Любил или думал, что любит. Участь Офиона была решена в тот день, когда он повредил ногу. Аполлион не признает неловких жрецов. Офион… у него не было шансов пережить Час Затмения, который вскоре наступит. Тогда Аполлион избавился бы от него и верховным жрецом Гелиополиса стал бы Фронтис. Так что поступок его не имел особого значения… неделей раньше или позже. Понимаешь? Думаю, в такой момент человек слепо бросается в настоящую любовь. Может, это инстинкт велел Офиону спасти Киан в виде компенсации Судьбе, чтобы и он сам мог быть спасен? Кто знает? Любовь и смерть играют человеком, и я рад, что мы, фавны, никогда не познаем ее.

— А почему Фронтис убил его именно здесь и сейчас? — спросил я, прерывая хаотическую болтовню Панира.

— Чтобы помешать ему спасти тебя, — неожиданно ответил Панир. Думаю, Офион был уверен, что если кто-то из живущих и сможет теперь спасти Киан, это должен быть потомок Язона. Правда, ты выдал ее, но он наверняка считал, что ты поступил так нарочно, чтобы в конце концов спасти девушку. Ты пришел от Гекаты, и он рассчитывал на это. А без тебя никакой надежды уже не осталось бы. Поэтому он и пытался сдержать развитие твоего безумия.

— И потерпел поражение?

— И потерял жизнь, — поправил меня Панир. — Фронтис, совершив это, рассмеялся и ушел, оставив тебя твоей участи. Тогда я и смог проникнуть внутрь, в последний момент. Это все.

— А где сейчас Киан?

— Заперта, но пока в безопасности. Фронтис хочет принести ее в жертву, когда пробьет Час Загмения. Это уже скоро.

— Когда?

— Чтобы это узнать, тебе придется спросить Фронтиса. Он хранитель святых часов и минут.

— Я спрошу его, — сказал я. — Ты можешь проводить меня к нему?

У Панира отвисла бородатая челюсть.

— Что? — удивился он. — Ты спятил! Фронтис тебя…

— Думаю, он скажет мне все, что я захочу узнать. Ты спрашивал, Панир, изменился ли я. Да, изменился.

Я улыбнулся ему, ощущая уверенность в себе, какой не испытывал никогда прежде. Это струи странного, чужого мира, в которых искупался мой мозг, оставили наследие в виде необычайной прозрачности мыслей, словно я минуту назад проснулся от глубокого хаотичного сна. Я знал сейчас многое из того, что было прежде окутано тайной. Я больше не двигался — слепец во мраке.

— Ты жил на Эе во времена первого Язона, — сказал я, — но знаешь ли ты, почему Золотое Руно настолько могущественно?

Он заколебался.

— Руно? Да, оно могуче. Конечно, тому должно быть множество причин.

— Я знаю их, — заметил я. — Руно что-то вроде прибора. Первый Язон считал его чистой магией, но в моем мире и в мое время я изучал науки, которые вы сочли бы колдовством. Скажу тебе вот что, Панир: Маску нужно доставить в Гелиополис.

— Она никогда не покидала Эи.

— В ней живет душа первой Цирцеи. Как и Язон, Цирцея должна вернуться, чтобы замкнуть цикл. Тогда в тупике, в котором оказались ваши боги, появится выход.

Панир смотрел на меня с сомнением, но оно постепенно проходило. Наконец он улыбнулся.

— Ты говоришь, как настоящий герой, — с иронией произнес он. — В Час Затмения твоя чрезвычайная отвага может исчезнуть вместе с солнцем, но я обещал тебе помощь, и ты ее получишь. Идем, я отведу тебя к Фронтису. И да поможет тебе Геката!

10. СДЕЛКА С ВЕРХОВНЫМ ЖРЕЦОМ

Час спустя Фронтис налил очередной кубок вина, потом, внимательно глядя на меня, подвинул ко мне. Он думал, что я гораздо пьянее его, однако это вино в сравнении о огненными водами, которые я помнил по своему миру, было весьма слабым напитком.

— Знаю, и ты можешь не повторять, — сказал я. — Никому еще не удалось заглянуть в Око Аполлиона и сохранить при этом рассудок. Ну что ж, я пришел из другого мира. Я не держу на тебя обиды за покушение на меня. Ты убил бы меня, если бы мог, потому что моя смерть означает для тебя безопасность. Однако я жив, и все опять изменилось.

Он кивнул.