Борьба испанцев с маврами и завоевание Гренады - Тур Евгения

Башни предместий были разрушены; испанские рыцари пошли в атаку, но были отбиты. Мавры делали вылазки с большею или меньшею удачей, и наконец между ними пронесся слух, что у Испанцев нет съестных припасов, что нет у них и пороху, чтобы продолжать осаду. Король Фердинанд узнал об этих слухах и послал просить королеву Изабеллу приехать к нему, в уверенности, что ее посещение докажет всем, что лагерь снабжен всем необходимым в изобилии.

С великою радостью и торжеством встретила армия свою любимую королеву. Она приехала с дочерью-инфантою, с блестящею свитой, в сопровождении своего духовника, многих прелатов, придворных, рыцарей и благородных дам. Роскошно одетая свита королевы торжественно и медленно, в церемониальном порядке, въехала в лагерь, и, по желанию королевы, бомбардирование города было приостановлено и сделаны предложения о сдаче.

Амет эль-Сегри принял посланных с гордым презрением и отвечал им:

— Предложения ваши вынуждены отчаянным вашим положением. Ваши пушки смолкли: это значит — у вас нет пороха. Если вы останетесь, осенние дожди прекратят возможность подвоза съестных припасов, голод и болезни одолеют вас. Первая осенняя буря размечет корабли ваши, ибо вблизи нет порта, в котором они могли бы укрыться. Африканские беи и султаны подадут нам руку помощи и пришлют нам и припасы, и подкрепления.

Когда Фердинанду передали его посланные ответ Амета эль-Сегри, он вознегодовал и приказал возобновить бомбардирование. В тот же самый вечер король и королева посетили маркиза Кадикского, палатка которого из французского сукна, парчи и золотого позумента возвышалась на холме против башен Гибральфаро. Он угостил короля и королеву роскошным ужином, с обычными в таких случаях церемониями и с музыкой, игравшею во время стола. Когда ужин окончился, маркиз вывел своих высоких посетителей из палатки и приказал дать залп из пушек, чтобы королева и сопровождавшие ее дамы могли увидеть разрушительное их действие. При грохоте пушек, от которых дрожали утесы, обрушивались стены и камни скатывались сверху вниз с оглушительным треском. Но вдруг лицо маркиза исказилось и щеки его покрылись густым румянцем, кровь ударила ему в голову. На одной из башен внезапно появилось его собственное знамя, окруженное солдатами, одетыми в латы и шлемы испанских рыцарей. То было знамя, латы и шлемы, взятые маврами в страшном побоище, в горах Малаги, откуда маркиз Кадикский спасся сам с великим трудом и где погиб любимый брат его и множество рыцарей. При таком жестоком оскорблении благородные Испанцы, находившиеся в свите королевы, не скрывали своего желания отмстить Маврам, но маркиз Кадикский молчал упорно, ибо не словами, а на деле решился наказать Мавров за их дерзкую насмешку. На другой же день все его батареи, направленные метко, принялись громить башни Малаги. Весь день утес Гибральфаро стоял обвитый клубами порохового дыма; всю ночь огонь, как молния, блестел над ним. В продолжение нескольких дней высокая башня, над которою в знак издевания появилось знамя маркиза Кадикского, была разрушена до основания, и широкий пролом образовался в стенах крепости. В него бросились рыцари, и опять закипело сражение, не принесшее результатов. Однажды вечером Мавры вышли из города, застигли врасплох испанские аванпосты и убили множество солдат. Другие обратились в бегство. Маркиз Кадикский находился в своей палатке; заслышав сражение, он вышел из нее и, увидев бегущих солдат своих, закричал громовым голосом:

— Солдаты, стой! Стой, говорю я! Я здесь, я, Панс Леон! Назад! На врагов!

Беглецы, при звуке этого столь знакомого им и дорогого голоса, остановились и бросились на Мавров. К ним подоспели испанские отряды, и сражение завязалось. На склоне гор, на утесах, на уступах пропастей закипела кровопролитная битва. Брат и шурин маркиза были тяжело ранены, многие рыцари убиты, и Мавры едва не взяли другое знамя маркиза, которое он сам отбил с опасностию жизни. Кровь текла ручьями с утесов в долину, окрашивая в пурпуровую краску и камни, и склоны гор, упитывая собою землю; после невероятных усилий и чудес храбрости Мавры, увидя своего военачальника тяжело раненого, принуждены были отступить. Испанцы не могли, однако, прорваться за ними в крепость, и этот кровопролитный бой не принес ни той ни другой стороне никаких результатов.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Амет эль-Сегри с необычайною энергией продолжал защищать город; он приказал заложить проломы, вырыть рвы и укрепить их; его подвижные батареи были наготове явиться туда, где они были необходимее. Он объявил, что предаст смертной казни всякого, кто произнесет одно слово о сдаче города. Жители Малаги била поражены ужасом, хотя и желали сдачи, но молчали, еще больше страшась эль-Сегри, чем врагов. Амет эль-Сегри производил частые вылазки, и его войска выказывали мужество, стойкость и изумительную воинскую доблесть, когда против них явился другой враг, враг непобедимый — голод. Амет эль-Сегри забрал оставшееся в городе зерно и хлеб и приказал раздавать его порциями тем, кто оборонял город. Несчастные жители, привыкшие к роскоши, лишенные последних припасов, должны были есть лошадиное мясо, от которого занемогали и умирали. Али-Дордус, богатый купец, о котором мы упоминали прежде, согласился с жителями и втайне решился послать верного человека к королю Фердинанду с предложением впустить Испанцев в ту част города, которую им поручено защищать, лишь бы их жизнь и собственность остались неприкосновенными. Предложение это было принято, но когда посланный возвращался в Малагу, его схватили гомеры; он вырвался от них, был смертельно ранен и, добежав до испанского лагеря, умер. Таким образом между жителями Малаги и Испанцами ничего не было условлено, и Али-Дордус и его соумышленники благодарили Бога, что их посланный спасся, — иначе и они заплатили бы жизнию за свое намерение сдать город.

Велики были страдания жителей Малаги. Они находились между двух зол: умирать с голоду, умирать от ударов врагов — или умирать позорною смертью от сурового Амет эль-Сегри, который казнил немилосердно всякого, говорившего о сдаче. Когда в Кадиксе народ узнал о безотрадном положении Малаги, он сообща с духовенством приступил к Эль-Сагалу, требуя, чтобы он шел на помощь осажденному городу; Эль-Сагал, хотя уже и состарившийся, но сохранивший военный дух, собрал войско и послал его в Малагу. Боабдиль узнал об этом и, горя ненавистью к дяде, желая также заслужить милость короля Фердинанда, выслал сильное войско против своих соотечественников. Произошло сражение; войска Эль-Сагала были побеждены и в беспорядке возвратились в Кадикс. Боабдиль, не избалованный успехом и удачами, возгордился этою постыдною, обесчестившею его в глазах всех, победой. Забрав богатую добычу, он послал королеве Изабелле золотую чашу чудной работы и молодую маврскую девушку, попавшуюся в плен; королю — четырех коней с дорогою сбруей, мечом и саблей и множество бурнусов, вышитых золотом и шелками.

Но народ гренадский посмотрел с негодованием на эту победу и с презрением на Боабдиля.

— Эль-Сагал, — говорили в Гренаде, — жесток и кровожаден, но он любит свое отечество; он похититель престола, но радеет о славе этой похищенной им короны. Если скипетр в руках есть жезл, карающий подданных, то он вместе с тем и меч несокрушимой стали против врагов, а Боабдиль жертвует религией, отечеством, друзьями для сохранения тени власти, и его скипетр слабее тростника.

Эти речи скоро достигли до самого Боабдиля и устрашили его. Он обратился опять к королю испанскому, прося у него войска для поддержания своей власти. Фердинанд с готовностию тотчас выслал ему, под начальством рыцаря Гонзальго Кордуанского, тысячу всадников и две тысячи пехоты. С их помощию Боабдиль выгнал из Гренады всех сторонников дяди своего Эль-Сагала и выказывал уважение и любовь к чужеземному войску, являя презренное зрелище короля, поддерживаемого врагами своей родины и своих подданных.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

А между тем Малага бедствовала. Голод свирепствовал в ней; издали смотрели жители, дети которых умирали с голода, как в испанский лагерь подвозили с моря хлеб и всякие припасы, как гнали в него стада быков и баранов. Зрелище невыносимое и жестокое! В эти самые тяжкие для осажденных дни в Кадиксе появился всеми уважаемый отшельник, по имени Альгебри, прозванный эль-Санто и до тех пор живший в пустыне; он почитался свыше вдохновенным пророком и возвестил, что ему явился ангел и открыл ему, как спасти Малагу и уничтожить неверных. Мавры жадно слушали слова его, с изумлением глядели на его горевшие огнем глаза, на его изможденные постом и пустынножительством лицо и тело, на его чрезмерно длинную, запущенную бороду, на его грубую, бедную одежду. Они собрались вокруг него, готовые на все, и отправились за ним, скрываясь днем и проходя ночью чрез горные дефилеи к Малаге. С высоты последней горы они увидели Малагу, совершенно окруженную, как стальным кольцом, войсками испанскими. Отшельник высмотрел с великим вниманием обложение Малаги и вечером сошел с горы и подошел к тому пункту, который казался ему слабее других. Тогда он дал знак. Мавры напали на часовых, перебили их и силились пробиться через лагерь, но Испанцы дали им отпор и горячая схватка длилась недолго. Бóльшая часть мавров была перебита и ворот Малаги достигли немногие из них.