Пути-дороги - Борис Крамаренко

Фронтовики с шутками и смехом быстро расходились в разные стороны.

Около Андрея остался один Максим.

— Ну, а ты, — Андрей вынул из кармана новенький вороненый наган, — бери вот это да беги до Сергеева, чтоб они, гады, с ним чего не сделали. — И, проводив задумчивым взглядом удаляющегося Максима, поспешно свернул а переулок…

Когда Андрей прискакал за греблю, там уже собралось около десяти конных казаков. К своему удивлению, он увидел среди них и Луку Чеснока.

— А ты зачем здесь? — подъехал к нему Андрей.

Лука выпрямился:

— А вот слыхал, что ты сотню фронтовиков собираешь, ну, и приехал. Я что, по–твоему, не фронтовик, что ли? — в его голосе послышалась обида.

Да нет, Лука, я так спросил… — замялся Андрей.

Ты на мою руку не гляди! — поймал Чеснок недоумевающий взгляд Андрея, смотревшего на его пустой рукав — Я, может, повод в зубах держать буду.

Андрей, соскочив с коня, порывисто обнял Чеснока:

— Спасибо, брат! А рука что ж… Казак и с одной рукой все же казак.

Со всех сторон к гребле съезжались казаки. Появились и пешие иногородние и те из казаков, у кого не было лошадей.

Андрей стал на большой камень:

— Товарищи! По поручению партии большевиков мною из иногородних и казаков организуется отряд. Начальником отряда временно назначен я. Когда же отряд организуется полностью, вы сами выберете себе командира. А теперь говорите — согласны ли вы, чтобы временно отрядом командовал я?

— Согласны! Чего там!

— Командуй, грец с тобой!

— Ну, а если согласны, то слушать мою команду! Нас собралось двадцать семь конных да пеших… тридцать два человека. Товарищ Дергач! Построй пеших и веди их к станичному правлению, а остальные — по ко–о–оням!

После ухода Андрея и фронтовиков с майдана остальные также стали расходиться. Старики нерешительно топтались на месте, не зная, что предпринять. Такой сходки в станице еще никогда не было.

Приезжающие с фронта сыновья часто вступали в споры со своими отцами, но из повиновения все же не выходили. А когда появился Андрей Семенной, все вверх дном пошло. Перестали слушать сыны родительское слово. Атамана и того в грош не ставили.

Семенной словно зачаровал молодых казаков — так и ходят за ним следом. И знают старики, что скажи он сегодня лишь слово, разогнали бы фронтовики майдан и на седину стариковскую не посмотрели бы.

На крыльце снова показался Коваленко. Из–за его спины робко выглядывал Волобуй.

— Господа станичники! В правлении семьдесят пять винтовок и десять цинков патронов, присланных отдельским атаманом. Говорите: передать эти винтовки фронтовикам или нет?

— Не давать! — разом выдохнули сотни грудей, а Волобуй, встав рядом с Коваленко, замахал руками:

— Они нас рубать хотят, а мы им оружие отдадим? Да где же тогда правда на свете? Свой отряд организовать, чтобы нас от банды защищал да от этих смутьянов.

Волобуй, сойдя с крыльца, стал пробираться к Буту. Казаки молчали. Коваленко обвел взглядом заметно редеющую толпу:

— Кто, господа станичники, хочет записываться в отряд и получить оружие, прошу вперед.

Писарь развернул толстую тетрадь, приготовясь записывать фамилии. Расталкивая казаков, к нему подошли Семен Лукич, Сушенко с сыном и еще пять–шесть пожилых казаков. Остальные стали расходиться.

Когда писарь, записав подошедших добровольцев, поднял голову, то около крыльца оставалось уже не больше двух десятков казаков. Коваленко, все время презрительно смотревший на уходящих, крикнул:

— Ну, кто следующий? Подходи!

Желающих больше не нашлось. Коваленко круто повернулся и, не прощаясь, пошел в станичное правление; за ним молча поплелись помощник, писарь и немногие добровольцы.

Когда часа через два отряд Семенного прискакал к правлению, там никого, кроме писаря, не было. Андрей с маузером в руках вошел в канцелярию. За ним, держа винтовки наперевес, шли семь казаков. Остальные окружили дом.

Увидев Андрея, писарь испуганно заморгал глазами.

— Где винтовки? — Андрей поднял маузер.

— Не… не знаю!

— Отвечай, когда спрашивают!

Писарь растерянно вскочил, поглядывая то на дуло направленного на него маузера, то на казаков:

— Вон в тех ящиках, господин вахмистр…

— Ну вот, давно бы так! — Андрей повернулся к казакам: — А ну, хлопцы, посчитайте, сколько их.

Казаки бросились к ящикам.

— Шестьдесят четыре винтовки и шесть цинков, товарищ Семенной.

Андрей посмотрел на писаря:

— А где остальные?

Тот молча протянул Андрею тетрадь.

Так! Успели–таки одиннадцать штук растащить… Казанок!

— Я, товарищ командир.

— Сейчас тебе писарь даст список. Сядешь на коня, возьмешь двух хлопцев и мотайтесь по дворам. Скажите, что, если к ночи винтовки не будут в правлении… расстреляю!

В канцелярию вошел Дергач.

— Ваня, выставь караулы! Около винтовок поставь двух часовых. Я возьму человек пять и поеду искать Сергеева. Над моими хлопцами команду примешь ты. Если не вернусь к ночи, из конных наряжай патрули, а пешие пусть тут ночуют.

Садясь на жеребца, Андрей крикнул:

— Тут винтовки будут приносить. Прими!..

Ночью он не вернулся. Дергач, нарядив конные патрули и сменив часовых, лег на атаманском столе спать…

Иван Дергач не был красивым парнем. Волосы цвета мокрой соломы, широкоплечая неуклюжая фигура и скуластое лицо со вздернутым носом, сплошь усеянное крупными веснушками, — красоты тут мало. Но все скрашивали большие карие глаза и ослепительно белые зубы. Отца, убитого в русско–японскую войну, Дергач помнил смутно. Второй брак матери не принес счастья маленькому Ивану. Отчим относился к нему холодно и сурово, а напившись пьяным, избивал мальчика.

Тяжело прошло для Дергача детство, но и юность не была лучше. С тринадцати лет стал он батрачить у богатых хуторян. Потом — мобилизация, турецкий фронт, тяжелое ранение и лазарет.

В феврале семнадцатого года он приехал из лазарета в родную станицу, где пошел батрачить к Буту.

Зима, проведенная в станице, дружба с Максимом и Сергеевым многому научили Дергача. Когда вернулся в станицу Андрей и стал поднимать станичную молодежь на борьбу за советскую Кубань, Дергач стал ему верным помощником…

Стенные часы прохрипели четыре удара. Дергач открыл глаза. Начинало уже светать.

В соседней комнате тихо посапывали часовые. Вскочив со стола, Дергач подошел к окну и в ужасе отшатнулся: весь двор был заполнен всадниками. Выхватив наган, он бросился к двери, рванул ее к себе и столкнулся с Сергеевым. За Сергеевым стояли Максим и какой–то усатый человек в ремнях.

Сергеев положил руку на плечо Дергача:

— Что, Ваня, испугался? — И, улыбаясь, показал взглядом на усатого человека: — Знакомьтесь! Это командир красногвардейского отряда товарищ Юдин.

Дергач обрадованно воскликнул:

— Это который советскую власть устанавливает?

— Он самый, — улыбнулся Юдин, протягивая Дергачу руку.

Поговорив с Юдиным, Дергач подошел к Максиму:

— Ты Андрея не видел?

— Нет. Когда он меня назад вернул, мы с Сергеевым на станцию подались. У начальника ручную дрезину выпросили и махнули на Брюховецкую. — Максим по–детски счастливо улыбнулся. — Вот видишь, привели с собой отряд. Завтра, Юдин говорит, ревком выбирать будем…

Андрей, не найдя Сергеева, остальную часть ночи кружился по прилегающим к базару улицам и переулкам, опасаясь, что кулаки, пользуясь темнотой, попытаются захватить оружие.

… Утром выбрали ревком. В него вошли Сергеев, Андрей Семенной, Максим Сизон, Иван Дергач и еще несколько казаков и иногородних.

Отряд решили организовать сводный, совместно со станицами Каневского юрта, из пехоты и кавалерии. Начальником был выбран Семенной. Ему же поручили оканчивать и формирование отряда.

Глава X

… Были сборы недолги,

От Кубани и Волги

Мы коней поднимали в поход…

Степными оврагами побежали ручьи, размывая последний, еще не съеденный утренними туманами снег. По ночам над голыми садами и мокрыми крышами хат тянулись к родным озерам стаи диких уток.

Мартовские холодные дожди четвертые сутки жестоко хлестали хутора и станицы, разъединенные месивом дорог.

Серой голодной волчицей пришла на Кубань ненастная весна 1918 года. Но ни дожди, ни липкая грязь не мешали казакам ближайших станиц и хуторов днем и ночью скакать в Каневскую.

Кутаясь в лохматые бурки и низко надвинув кубанки на лоб, торопили они своих строевых коней, словно не замечая безудержных дождевых потоков.

Под утро мартовского непогожего денька в станицу Садковскую усталым шагом въехал всадник. Вороной жеребей, по брюхо забрызганный грязью, шарахнулся в сторону, испугавшись лошадиного трупа возле дороги.