Холод южных морей - Юрий Шестера

Воды реки шириной саженей пятнадцати, сжатой с обеих сторон горами, стремительно бегут через порог, образованный большими камнями, а затем падают вниз, в долину, и, изгибаясь, текут по равнине к синеющему вдали бескрайнему океану…

— Удивительно, Фаддей, — задумчиво произнес Андрей Петрович, — ведь за время своих скитаний по разным странам я вдоволь насмотрелся на эти чудеса природы. Чего стоит только один водопад на Южном острове Новой Зеландии! И все-таки каждый из них прекрасен по-своему и неповторим. Можно буквально часами смотреть на это диво, и никогда не надоест… Просто удивительно! Как какое-то колдовство, ей богу…

Фаддей Фаддеевич молча обнял друга, сопереживая увиденное.

На одной из скал и на каменной плите, используемой в качестве стола, были во множестве начертаны имена посетивших это место людей, между которыми оказались и наши соотечественники — капитан и офицеры шлюпа «Камчатка».

— Головнин, Врангель, Литке… — медленно читал капитан-лейтенант Васильев, разбирая имена русских мореплавателей, выбитые на камне.

Все присутствовавшие с усердием проделали то же самое, как бы приобщившись таким образом к касте избранных. Васильев предложил высечь на камне и имена старших и дежурных офицеров, оставшихся на шлюпах согласно Морскому уставу, но Беллинсгаузен, подумав, не согласился с ним, обосновав отказ очень просто: на камнях должны быть запечатлены имена бывших здесь, выполненные только собственноручно, так как, к примеру, отсутствует имя старшего офицера шлюпа «Камчатка». Спорить с логикой капитана 2-го ранга было невозможно.

Тем временем на плечах негров подоспел и обед, заказанный вице-консулом Кильхеном. На свежем воздухе да в хорошей компании он показался особенно вкусным.

— Как мне кажется, Андрюша, господин Кильхен мог бы разориться и на мадеру, — наклонившись к Андрею Петровичу, негромко, но с явным сожалением, сказал Фаддей Фаддеевич.

— Мысль, конечно, неплохая, — улыбнулся тот, — но ведь ему надо было подумать и о спуске с гор к каретам…

— Именно это я и имел в виду, — парировал капитан. — Разве не видишь, что подвели верховых лошадей.

— Вижу, конечно, но на всех-то не хватит.

— Вот в этом-то как раз и скрыт глубокий смысл: хочешь спускаться пешком — не употребляй мадеру, и наоборот.

Андрей Петрович удивленно глянул на него.

— Ты, Фаддей, похоже, и без мадеры уже себя прекрасно чувствуешь? Не так ли?

— Да ну тебя!.. — обиделся капитан.

Пока же все отдыхали после сытного обеда, наслаждаясь прекрасным видом водопада, живописец экспедиции капитан-лейтенанта Васильева запечатлел его на холсте.

На обратном пути все опять растянулись, так как одни ехали верхом, как, например, наши неразлучные друзья, в то время как другие предпочли спускаться непременно пешком, как, к примеру, лейтенант Лазарев. Однако при каждом подъеме он предпочитал держаться за хвост лошади Беллинсгаузена, экономя тем самым значительные силы.

Тем не менее, преодолев около пяти миль, путешественники сели в кареты и благополучно прибыли в гавань, где сердечно распрощались с вице-консулом Кильхеном, поблагодарив того за доставленное удовольствие, и разъехались на ожидавших их катерах по своим шлюпам.

Глава 3. Первые открытия

Гостеприимный Рио-де-Жанейро остался за кормой, и уже в океане был отслужен молебен об испрошении благополучного и успешного окончания предстоящего плавания, для чего с «Мирного» прибыли офицеры и священник во главе с лейтенантом Лазаревым.

Однако погода не баловала мореплавателей, и волнение океана было значительным. Временами шли дожди, а на юге в темное время полыхали зарницы и даже иногда слышались далекие раскаты грома. Капитан был вынужден убавлять количество парусов и брать их на рифы, чтобы не потерять из вида «Мирный», который шел в кильватере флагмана.

И все-таки на пятые сутки на зажженный на «Востоке» ночью фальшфейер «Мирный» не ответил. Не был виден он и на рассвете. Беллинсгаузен еще убавил парусов, а после полудня не выдержал и изменил курс на сближение с предполагаемым местом нахождения «Мирного». И примерно через час нервного ожидания, когда пасмурность несколько «прочистилась», капитан перекрестился, а шлюп огласился радостными криками «ура!» — показался «Мирный», идущий под всеми парусами.

Не успели шлюпы сблизиться, как с юго-запада налетел шквал с дождем и градом. Благо, что по команде вахтенного офицера успели взять рифы на парусах, но матросы вахтенной смены в мокром насквозь платье уже выбились из сил, и Фаддей Фаддеевич приказал им сменить платье на сухое и выдать по стакану пунша[8], как он выразился, «для подкрепления».

С этого времени шлюпы стали сопровождать малые буревестники разных цветов и оттенков, иногда во множестве летавшие вокруг.

В 11 часов 3 декабря вахтенный лейтенант Игнатьев послал рассыльного доложить капитану, что впереди виден бурун. Тот позвал с собой на мостик и Андрея Петровича.

— Наверное, это тот берег, который мореплаватель Ла-Рош усмотрел в 1675 году, — обрадовано пояснил Фаддей Фаддеевич.

Однако, когда подошли к буруну поближе, то увидели, что это не берег, а огромный мертвый кит, о тело которого и разбивались волны, окруженный множеством птиц, летающих, плавающих и на нем сидящих.

— Вот тебе и берег! — раздосадованно воскликнул капитан.

— Не огорчайся, Фаддей! — успокоил его Андрей Петрович. — Это тоже удача! Вон сколько птиц в одном месте в открытом океане! Пошли туда на шлюпке кого-нибудь из офицеров со штаб-лекарем Берхом, может быть, и подстрелят какую для нашей коллекции.

Капитан утвердительно кивнул головой, загораясь охотничьим азартом.

И действительно, мичману Демидову удалось подстрелить одного альбатроса темно-бурого цвета, но с белой шеей и низом. Когда того замерили на палубе, то удивились — при длине тела 2 фута 8 дюймов (0,81 метра) размах крыльев от одного конца крыла до другого был равен 7 футам 6 дюймам (2 метрам 30 сантиметрам), то есть почти в три раза больше!

— Вот это экземпляр! — восхищенно воскликнул старший офицер. — Ай да мичман! Ай да молодец!

Демидов, совсем еще молодой человек, зарделся от похвалы.

— Хороша добыча, Дмитрий Николаевич, ничего не скажешь! Спасибо вам за удачный выстрел! — подтвердил и Андрей Петрович. — Но не лишним будет знать, что размах крыльев у белых альбатросов может быть почти в два раза большим. Потому-то альбатросы могут часами без единого взмаха крыла парить над океанами и даже в бурю, получив за это второе свое название — буревестники, — щеголял он знаниями, почерпнутыми из книг Григория Ивановича. — Вы не огорчайтесь, мичман, — увидев досаду на его лице и переждав удивленные возгласы любопытствующих моряков, продолжил Андрей Петрович, — слава Богу, что вы добыли именно этот экземпляр, а то что бы мы делали с чучелом такого гигантского размера?