Воспоминания об Аверинцеве. Сборник. - Сергей Аверинцев

Себя относил Аверинцев, безусловно, к "цеху" или, как он неоднократно мне говорил, "сословию" русской интеллигенции. Сейчас принято во многом оспаривать это понятие, пересматривать роль интеллигенции в культуре России, хор всяческих "постмодернистов" так даже и высмеивает его почём зря (а бывают разве постмодернисты вне хора?.. полагаю, нет, ведь по их же определению — собственного голоса нет и быть не может, всё есть лишь набор уже где-то использованных цитат). Не будучи ни в коей мере знатоком предмета, не могу утверждать, что у меня на сей счёт сложилось личное глубокое мнение, каковое был бы готов отстаивать, — вовсе нет. Да и речь сейчас не совсем об этом.

А о том, что во "дни оны" и Ваш покорный слуга отдал-таки долг этим увлечениям всяческой интеллектуальной эквилибристикой. И вот ("се…"), при очередной встрече с Аверинцевым возьми да и ляпни что-то неблаговидное про "интеллигенцию": честно признаться, уже не помню, что в точности (кажется, о превосходстве "интеллектуалов" над "интеллигенцией"…. что-то в этом роде). Надо было видеть взрыв почти что "дикой ярости" у Аверинцева, когда я это нечто ввернул, — без особых задних мыслей, а возможно, просто желая блеснуть в беседе с Сергеем Сергеичем "независимостью своего суждения".

Конечно, "ярость" эта была весьма своеобразна. В случае с Аверинцевым это можно было бы описать следующим подобием: где иной схватился бы за камень или метнул в обидчика финку, Аверинцев бросил бы в наглеца листок только что исписанной стихами бумаги, причём его не комкая… (Авторство второй части сей метафоры не моё, слышал что-то очень похожее от Натальи Петровны Аверинцевой, только "творчески" отнёс упомянутую метафору к ситуации, произошедшей именно со мною).

Так вот, Сергей Сергеич изменился в лице и этак даже с металлом в голосе отчеканил: "Что вы такое говорите, Эдгар, вам это даже как-то совсЕм не идёт!". Или "не к лицу". В общем, убил тапком наповал, и вполне заслуженно. Потом, уже гораздо более спокойным тоном, пояснил, почему его эта тема так волнует. Не могу, конечно, вспомнить, как там это всё было в деталях. Одно знаю, как своего рода пафос всех его рассуждений: "Негоже быть уважающему себя человеку вне сословной иерархии". Себя Сергей Сергеич явно относил к сословию русской интеллигенции. И гордился этим.

Не буду говорить об охватившем меня стыде — это слишком понятно и неинтересно. Скажу только, что с тех пор я более трезвенно стал относиться к разным интеллектуальным модам, поверяя их данным критерием (не скажу "аверинцевским", но почерпнутым явственно с вышеупомянутой оказией): а к лицу ли мне вообще тому или иному поветрию в общественных умонастроениях доверять, не исследовав его достоверности — нравственной, а то и просто рассудочной?

Такой вот страшный случай со мною произошёл около Сергея Сергеича Аверинцева.

Конечно, — могут возразить оппоненты: а причём тут "моральная проповедь", — каковую многие приписывают покойному нашему академику, — и наука, или роль Аверинцева в этой науке или даже разных науках, будь то филология, богословие или литературоведение? Не берусь судить о столь высоких или даже абстрактых материях. Моё-то дело, по мере моих слабых и не совсем поставленной задаче соразмерных сил — дать свидетельство! Почти что по слову Писания… Да простят мне ревнители строгости библейской экзегезы столь дерзкую аналогию.

Не могу не вспомнить то, что неизгладимой печатью было положено мне на сердце в связи с Аверинцевым: Сергей Сергеич и книги. Его отношение. Да и вряд ли буду здесь оригинален, ведь всё это могут подтвердить люди, знавшие его и много дольше, и интимнее меня. Всё это звучит почти что трюизмом.

Но осмелюсь прибавить со своей стороны лишь некоторые факты, детали, которые, пожалуй, мало кому и из хорошо знавших Сергея Сергеича людей могут быть известны. Просто поскольку дело происходило в течение ряда лет именно в Вене, да и навряд ли где-нибудь "запротоколировано", ибо — слишком такое простое, домашнее, как бы даже "междудельное" и потому недостойное вроде как упоминания. Да и кто об этом особенно-то знает: Наталья Петровна, да может ещё кто из семьи слышал, да Ваш покорнейший, который в данном случае — уж точно знает. А меня-то эти обстоятельства как раз касались весьма и весьма. Просто потому, что именно в этой особой области я был вроде как "интимиссимус" Сергея Сергеича. Обстоятельства эти таковы, что ну никак нельзя дать им погрузиться в стихию забвения. Жалко!

Итак, речь пойдёт о покупках книг и о связанных с этим, широкой публике, полагаю, вовсе неизвестных страничках, ну или пусть "абзациках", из жизни Сергея Сергеича в Вене..

До конца девяностых-начала двухтысячных годов кафедра славистики, где Аверинцев начал в конце 1994 (или начале 1995 года) профессорствовать, располагалась

в старом, ещё имперских времён здании, что напротив NIG-а (что расшифровывается как „Neues Institutsgebäude“, то есть нового многоэтажного университетского корпуса), на Liebiggasse. Это совсем рядом, буквально в паре шагов ходьбы от главного, "официального" здания Венского государственного университета, Альма Матер Рудольфина, где находится учебная часть, актовые залы и знаменитый Auditorium Maximum. Так вот, где-то в пространстве треугольника, образованного этими тремя зданиями, напротив и одновременно слегка наискось от здания кафедры славистики (там же была, а может, и посейчас ещё обретается кафедра психологии), в тёмном уютном подвальчике, что на самом углу, спрятался некий антикварный магазинчик.

Так вот, стало быть, беседа наша зашла об антиквариате „Antikkeller“, что на Liebiggasse-4, где владельцем был, да и посейчас пребывает сравнительно молодой ещё человек по имени Маркус Матчниг (Marcus Matschnig). В этот-то букинистический магазин (который, строго говоря, был не только магазином старой книги, но и разнообразных старых вещей, то, что по-венски называется „Trödler“, то есть "барахолкой") и наведывался нередко Аверинцев…

Это было одно из мест в Вене, где Сергея Сергеича можно было встретить — ну не знаю, я бы сказал-"всегда". "Часто" здесь не то слово. И не то чтобы он здесь дневал и ночевал. Конечно же, нет, благо работы у ординарного профессора Венского государственного университета более чем предостаточно. "Всегда" он был здесь онтологически, если позволительна такая несколько замысловатая метафора. Во всяком случае, для меня этот магазинчик "старой книги" непредставим был без Сергея Сергеича.

Это было то место, где Аверинцев был дома, среди самых родных и близких существ, среди книжных развалов, — почти что в самом в центре Вены, буквально в двух шагах ходьбы, — как говорят венцы, einen Katzensprung entfernt („на расстоянии прыжка кошки“), — от главного и исторически самого важного здания университета.