Петр Столыпин. Крестный путь реформатора - Дмитрий Табачник

Ввиду сего поручаю гг. исправникам:

1) сделать распоряжение, чтобы сельские ночные караулы несли аккуратно обязанности по охране храмов; затем подтвердить приставам, полицейским, урядникам, сотским и десятским, чтобы они всегда наблюдали за выполнением ночными караулами своих обязанностей;

2) поручить приставам, чтобы они принимали энергичные меры к розыску преступников и дознание производили возможно обстоятельнее для выяснения личности совершивших кражу из церкви;

3) лично гг. исправникам наблюдать за ходом дознаний по сим делам и заботиться о раскрытии преступников и 4) о каждой краже из церкви доносить мне немедленно по ее свершении отдельным рапортом с подробным изложением обстоятельств, ее сопровождавших и выяснявшихся при первоначальном производстве дознания.

Я уверен, что гг. исправники отнесутся с серьезностью к сделанным мною указаниям и будут стремиться положить предел кражам из храмов».

Но пребывание Столыпина в Гродно длилось недолго (и можно поражаться, что он сумел сделать столь многое за столь короткое время!) — в феврале 1903 года фон Плеве вызвал его в Петербург и предложил отправиться губернатором в Саратов. Это было несомненное повышение — Саратовская губерния была значительно крупнее Гродненской, к тому же ее губернатор подчинялся не генерал-губернатору, а напрямую Петербургу. Несмотря на это Столыпин был не в восторге от сделанного предложения — он только начал реализовывать в Гродно свою программу преобразований и хотел довести ее до конца. Кроме того, семья уже обустроилась в Гродно, и ему не хотелось вновь перевозить жену и маленьких детей на новое место. Однако на его возражения министр резко заметил: «Меня Ваши личные и семейные обстоятельства не интересуют, и они не могут быть приняты во внимание. Я считаю Вас подходящим для такой трудной губернии и ожидаю от Вас каких-либо деловых соображений, но не взвешивания семейных интересов».

Это было сказано совершенно в стиле самого Столыпина, и понятно, что после этого гродненский губернатор немедленно дал согласие (вероятно, устыдившись своей минутной слабости). 26 марта 1903 года в Саратове появился новый губернатор.

И еще одна черта, характеризующая Петра Аркадьевича и как человека, и как государственного деятеля. Перед отъездом из Гродненской губернии он посчитал своим долгом лично написать генерал-губернатору о работавших в его подчинении чиновниках, в чьей порядочности и чьем профессионализме он был уверен: «Покидая Гродненскую губернию, считаю нравственным долгом своим доложить Вашему Сиятельству о том, какие я имел предположения относительно дальнейшего служебного движения некоторых должностных лиц и замещения некоторых вакансий земских начальников при введении этого института в Гродненской губернии.

Прежде всего, не могу не обратить внимание Вашего Сиятельства на правителя моей канцелярии кн[язя] А. В. Оболенского. Близко ознакомившись с его нравственными и служебными качествами за время управления мною губернией, я могу смело аттестовать его за честного, добросовестного и способного труженика, с интересом относящегося к работе, получившего прекрасное воспитание в патриархальной, чисто русской, дворянской семье и вполне подготовленного к занятию самодеятельной и ответственной должности. Имея вместе с тем в виду, что кн[язь] Оболенский получил высшее образование и что в здешнем крае крайне важно вводить в непосредственное соприкосновение с местным землевладельческим элементом представителей администрации, воспитанных в традиции порядочности, я уже позволил себе ходатайствовать лично перед Вашим Сиятельством, вследствие чего смею надеяться, что служба кн[язя] Оболенского будет поощрена осуществлением тех надежд, которые были мною поданы ему при назначении на должность правителя.

В канцелярию мою младшим помощником правителя был мною приглашен молодой человек, также кончивший курс университета, с тем, чтобы подготовить его к занятию должности земского начальника. Это губернский секретарь Писарев, лично мне известный с очень хорошей стороны, почему я считал бы его вполне подходящим кандидатом на указанную должность.

Мною лично было также доложено Вашему Сиятельству, что состоящие при мне чиновниками особых поручений гг. Петерсон и Алябьев приняли эти должности при кн[язе] Урусове ввиду предполагавшегося в то время введения в скором времени в губернии института земских начальников и кн[язь] Урусов, передавая мне должность, сообщил мне, что им были обоим названным лицам обещаны места земских начальников. Вследствие сего, я был бы крайне признателен, если бы Ваше Сиятельство сочли возможным устроить их на указанную или другую соответствующую должность».

Забывая постоянно о себе, о благе окружающих он помнил всегда…

Глава четвертая

ВО ГЛАВЕ «ТРУДНОЙ ГУБЕРНИИ»

…время смуты — время решении, не раздумья.

Министр не случайно назвал Саратовскую губернию «трудной» (и то, что он поставил во главе ее Столыпина, было знаком особого доверия Петру Аркадьевичу и высокой оценки его работы в Гродно) — в ней не было болезненных польского и еврейского национальных вопросов, но и без этого она имела давнюю и прочную репутацию наиболее неспокойной во всей империи. Кроме традиционно сильного революционного движения губерния была особо известна частыми крестьянскими выступлениями, доставлявшими власти много хлопот. К началу XX века почти столько же хлопот начал доставлять рабочий вопрос, учитывая то, что Саратов был крупным индустриальным центром — в городе работали около 150 фабрик и заводов.

В связи с этим чрезвычайно интересно мнение одного из наиболее осведомленных в этом вопросе современников Столыпина — полковника Отдельного корпуса жандармов (ОКЖ) Александра Павловича Мартынова, занимавшего в течение шести лет пост начальника Саратовского охранного отделения: «В управлении (имеется в виду столичное жандармское управление. — Авт.) в то время дослуживал свой срок службы старый генерал А. И. Иванов, несколько лет до того отчисленный за какие-то упущения по службе от должности начальника Саратовского губернского жандармского управления. Он вынес от своей службы в Саратове довольно верное, как я потом убедился, убеждение, что Саратов — это закоренелое революционное гнездо, и уже впоследствии, в Петербурге на допросах, выяснив, что арестованный — уроженец Саратова, генерал бегал по нашим кабинетам и самодовольно вскрикивал: "Ну что, конечно, саратовец! Я так и знал!" В его устах слово "саратовец" звучало как "подлец"!