Сделка - Макс Коллинз

– Я ничего не пропустил? Все, что я слышал, заключается в том, что он нанял нас – тебя, – чтобы ты организовал систему безопасности на его вшивом стадионе?

– Это так.

– Тогда какого черта он притащил с собой секретаршу, чтобы она делала заметки, если это все, что ему было нужно? Черт, почему он просто не позвонил тебе по телефону, если хотел нанять тебя для работы с карманниками?

– Я не знаю, Лу.

Я действительно не знал этого.

Я также не знал, почему он сказал мне свою прощальную фразу так, чтобы она не достигла ушек его очаровательной секретарши.

Но на то я был детективом, чтобы захотеть это выяснить.

2

Э. Дж. О'Хара был адвокатом, но оставил практику с тех пор, как переехал из Сент-Луиса в Чикаго в начале двадцатых годов. Он стал представителем Аль Капоне во всех отраслях его бизнеса, особенно в собачьих и лошадиных бегах. И не только в Иллинойсе: он представлял интересы Компании во Флориде, Теннесси и Массачусетсе. Он был держателем акций всех этих парков и завоевал прочное положение, приобретя патентное право на механического зайца, используемого в собачьих бегах. Это дало ему возможность создать финансовую империю, включающую в себя обширные участки земли, страховую компанию и два рекламных агентства. По словам Барни, О'Хара был также одним из крупнейших инвесторов в команду футбольных профессионалов «Чикаго кардиналз», хотя это было известно не очень многим.

Он был непререкаемым авторитетом, финансовым волшебником, «мозговым центром» всего преступного мира, как называли его газеты.

Но сегодня, когда я пришел в офис в Спортивном парке в Стикни, он выглядел иначе. Это был просто нервный маленький человек в сером костюме и серо-голубом галстуке в крапинку. Он сидел за большим столом красного дерева, стоящим на восточном ковре ручной работы, чистил и смазывал автоматический пистолет. Кажется, иностранного производства.

– Нат Геллер! – воскликнул он с широкой улыбкой, вставая из-за стола, чтобы протянуть мне руку. Как будто я был его старым другом, нежданным, но желанным гостем, который просто решил заскочить на минутку. Как будто мы не познакомились с ним только вчера и он не заплатил мне за работу.

Я пожал ему руку; в другой он держал пистолет. Ладонь его руки, которую он протянул мне для крепкого рукопожатия, была слегка испачкана смазочным маслом. Когда я достал носовой платок, чтобы обтереть пальцы, которые он мне перепачкал, О'Хара извинился за эту несвойственную ему неаккуратность.

– Извините, – сказал он. – Человек не может быть слишком осторожным. – О'Хара имел в виду пистолет, который он аккуратно положил на стол.

– Я уже обошел ваши владения, мистер О'Хара, – заявил я, вешая свои пальто и шляпу на вешалку, стоявшую в углу, рядом с его одеждой. – Надеюсь, вы не возражаете против моего свободного передвижения.

– Конечно, нет. И я еще вчера попросил вас называть меня Эдди.

Отлично, Эдди. А меня называйте Нат, – хотя он уже и так называл меня по имени.

– Подвиньте стул, – предложил он. Я подвинул и оглядел его кабинет, который, как и О'Хара, был маленьким, но шикарным. Темные деревянные панели, слева на стене – фотографии в рамках, справа – встроенный книжный шкаф. Фотографии на стене – возле которой стояли стулья – запечатлели О'Хару в присутствии различных гражданских лидеров и чикагских знаменитостей здесь, в Спортивном парке. Обилие широких улыбок, дружеских объятий. Больше всего мне понравилась фотография, на которой О'Хара был снят с мэром Сермаком в день открытия парка. Его честь и О'Хара стояли по обе стороны выигравшей лошади с сидящим на ней жокеем, а на их шеи была накинута огромная подкова, сделанная из цветов. Перед О'Харой на столе стояла огромная фотография в пастельных тонах, снятая под таким углом, что были видны и беговые дорожки, и зрительские трибуны. На другой стороне стола были многочисленные фотографии его семьи. Книжный шкаф справа был завален книгами; некоторые из них были в кожаных переплетах, украшенных хрустальной крошкой. Перед книгами стояли разнообразные бюсты Наполеона разных размеров.

Он, должно быть, заметил, что я с любопытством разглядываю бюсты. О'Хара улыбнулся довольно гордо и произнес:

– Я этим интересуюсь. Все эти книги – о Маленьком Генерале. Это я называю самой большой коллекцией в Соединенных Штатах, посвященной Наполеону.

– Неужели?

У него было отсутствующее выражение, когда он смотрел на стену.

– Наполеон был маленьким человеком, – промолвил он.

– А? Да-да. Я это слышал.

– Но он был самым большим генералом, известным истории.

– С этим не поспоришь.

О'Хара вновь переключился на пистолет, который он чистил: в этот момент в стволе пистолета был ершик для чистки трубок. О'Хара сказал:

– Он всегда принимал верные решения.

– Кто?

О'Хара ответил немного раздраженно:

– Наполеон.

А потом задумчиво добавил:

. – Однажды ему надо было решить, везти с собой полгоры тысячи пленников или уничтожить их.

– Действительно?

Он потряс сжатым кулаком.

– Наполеон приказал всех расстрелять, приняв решение за пять минут.

Какое решение принимал недавно мистер О'Хара в своем офисе?

– Мистер О'Хара. Эдди. Я осмотрел ваше оборудование: никаких сверхъестественных проблем, принимая во внимание, что у вас больше двадцати сотрудников безопасности.

– Никаких проблем, касающихся чего?

– Вашей ситуации с карманными воришками. Трибуны для публики достаточно велики для эффективного контроля, поэтому я сомневаюсь, что там карманники могут нанести серьезный ущерб. Скорее, их следует опасаться у кассовых окошек или у стоек тотализатора.

О'Хара кивнул – выражение его лица было напряженным, как будто он не мог уловить смысл моих слов.

– Во всяком случае, – сказал я, – за несколько недель до начала нового сезона мы можем дать вашим работникам некоторые указания. Не только охранникам, а всем – швейцарам, концессионерам... У вас есть вопросы?

– Как вы приехали сюда?

– Что?

– Вы приехали на своей машине?

– Нет. По железной дороге до Ларами, а потом я взял такси. Одному из моих сыщиков понадобилась моя машина. Но почему вы спрашиваете?

– Отлично, – улыбнулся он, правда, больше себе, чем мне. – Я отвезу вас в Луп.

– Это ни к чему. – Так же, как и моя поездка в Спортивный парк была совершенно необязательна.

– Нет! Я настаиваю.

Кто-то постучал в дверь.

– Да? – спросил О'Хара.

Маленький, похожий на мальчика, аккуратно одетый седеющий человек, улыбаясь, вошел в комнату.

– Извините меня, господа. У вас конфиденциальный разговор? – спросил он.

– Не совсем, Джонни, – сказал О'Хара, слегка поднимаясь. Одной рукой он пригласил его войти, а другой продолжал чистить свой пистолет.

Я встал и пожал маленькому человеку руку.

– Это Нат Геллер, частный детектив, – представил меня О'Хара. – Нат, это...

– Я узнал его честь, – сказал я, стараясь не прищелкнуть языком.

Я сразу же узнал его, хотя никогда не встречал раньше. Это был Джонни Паттон, мальчик-мэр Бернхема. «Мальчику» было за пятьдесят. По-моему, ему было лет четырнадцать, когда он открыл свой салун, а когда ему еще не исполнилось двадцати, его впервые избрали мэром Бернхема – еще одного пригорода, вроде Стикни и Цицеро, где жили, в основном, всякие проходимцы. Одно время он служил на побегушках у Джонни Торио; в последние годы он уютно пристроился в кармане Фрэнка Нитти.

Он также был главным партнером О'Хары по Спортивному парку. Конечно, не принимая во внимание тех, кто стоял в тени.

– Да-да, Нат Геллер, – сказал Паттон, кивая мне, чтобы я снова сел. Но сам он остался стоять. – Вы собираетесь помочь нам решить проблему с карманными воришками?

– Да, хочу попробовать.

– Я уверен, что вы сможете сделать это для нас. Я слышал о вас много хорошего.

«Опять Нитти?» – спрашивал я себя. На сей раз у меня хватило ума не сказать этого вслух.

Он обратился к О'Харе:

– Ты бы мог зайти в мою контору, Эдди? Мы с Биллом подготовили последний рекламный материал, и мне бы хотелось, чтобы ты на него взглянул.

– Ну конечно, – произнес О'Хара, поднимаясь. – Подождите немного, Нат. Я отвезу вас в Луп.

– Отлично, – ответил я. Паттон спросил:

– Вы поедете назад с Эдди?

– Да, – ответил я.

– Ну ладно, – сказал он.

И обняв О'Хару за плечи, Паттон вместе с ним удалился.

Вскоре в комнату вошла мисс Каваретта. На ней был другой костюм, но тоже мужского покроя: он еще больше подчеркивал ее отнюдь не мужские округлости. Конечно, привлекательная женщина, хотя в ней была какая-то вест-сайдская суровость, и ей явно было за тридцать пять. Она немного встревожилась, увидев меня, или показалась встревоженной, потому что она вообще-то производила впечатление хладнокровного человека.

– Ну что ж, привет, – промурлыкала она.