Искажение - Сергей Трусов

Все эти подробности всплыли в памяти только сейчас, и Виктора вновь одолели сомнения. И вообще возникло подозрение, что Шуйский придумал эту галиматью с единственной целью, чтобы было о чем поговорить. Так или не так, но отныне Виктор решил проявлять максимальную осторожность и предусмотрительность. Хорошо, если неведомые силы оценили его работу положительно и отправляют в командировку с перспективой повышения. А если наоборот? Если резидент, раздосадованный отсутствием результата, решил сменить агенту амплуа в надежде, что агент себя проявит? Это ж какую работу надо было проделать! Во-первых, убедить целое министерство в необходимости закупки. Во-вторых, уговорить иностранцев продать. И, в-третьих, уболтать местное руководство послать именно Виктора. Страшно подумать, что произойдет, если Виктор не оправдает надежд. Возможно, конечно, вся эта кутерьма закручена ради Шуйского или кого-нибудь третьего, но надеяться на это - значит проявлять легкомыслие и сознательно подвергать себя еще большей опасности. Как вообще определить, чем является любое служебное перемещение - повышением или понижением? Ввиду непредсказуемости последствий, сделать это невозможно.

У Виктора имелась ниточка, уцепившись за которую, можно было попытаться распутать весь клубок. Этой ниточкой являлся Боря. Не может быть, чтобы в пространстве и во времени совсем случайно совпали два таких события, как командировка Виктора и эмиграция Бориса. В этом что-то крылось, пока что недоступное, но явно предначертанное свыше. А что, если обложить Борю со всех сторон и контролировать каждый его шаг? Быть может, в этом случае удастся выяснить, чего хотят от Виктора?

Разведчик внимательно взглянул на эмигранта, размышляя, стоит ли браться за хлопотное дело. Как всегда, оказавшись перед выбором, Виктор сначала прислушивался ко мнению незримого начальства, но, не услышав его, начинал прислушиваться к себе. Интуиция и уставший организм разом затвердили, что в случае с Борисом результат не будет соответствовать затраченным усилиям. Может быть, хитрили? Сговорились, устав от невидимой борьбы? Может, леность появилась в организме или в победе усомнилась интуиция? Виктор строго глянул внутрь себя, и там испуганно притихли. Правда, энтузиазм тоже не возник. Подумалось, не лучше ли поспать? Так будет больше пользы и для организма, и для интуиции.

Виктор стал готовиться ко сну, а Боря, сидевший в каком-то напряжении, расслабился и сказал, что, наверное, пойдет к себе.

- Ступай, - позволил Виктор и зевнул.

Похоже, несмотря на странность совпадений, Борю не привлечь к ответу за перипетии в собственной судьбе. Заманчиво, конечно, было бы кого-нибудь привлечь, но, что поделаешь - Борис не осознал еще своей причастности к невидимому фронту. Судьбе угодно было посмотреть, что выйдет, если это осознает Виктор.

Глава VIII

ВОСКРЕСНАЯ КРУГОВЕРТЬ

Интересные чувства одолевают воскресным утром. Во-первых, приятно, что впереди свободный день, а, во-вторых, прекрасно сознаешь, что уже не вечер пятницы и даже не утро субботы. Знаешь, что осталось совсем немного, и скоро наступит понедельник. В этом заключается трагизм воскресенья, и он перекликается с трагизмом жизни. Когда-нибудь для каждого наступит понедельник, и многим, наверняка, покажется, что выходные потрачены на ерунду. Конечно, можно успокаиваться расхожим мнением - зато, мол, будет что вспомнить. Однако неизвестно, как в том самом понедельнике отнесутся к твоим воспоминаниям. Оптимизм же воскресенья заключен в иллюзии, что время еще есть.

Вдвойне хорошо, когда воскресный день погожий. Когда пронзительное зимнее солнце заглядывает в комнату, будто вопрошая: "Живые тут, иль как?" А ты не знаешь, что ответить, но, увидев, как искрится снег, щуришься и, смущенно улыбаясь, начинаешь куда-то собираться. Появляется предчувствие, что именно сегодня, наконец, произойдет что-то необычное. Ты спешишь, тебе хочется увидеть, быть свидетелем, если не главным участником. На улице останавливаешься ослепленный и понимаешь, что успел, что еще не начиналось, но вот-вот должно. Пускаешься в путь, не переставая удивляться, как много снега, какие пушистые деревья и как вообще изменился город. Начинает казаться, что в этом городе можно быть счастливым.

Но через некоторое время замечаешь другое. Солнце пригрело, снег подтаял под ногами прохожих. Люди, вышедшие вместе с тобой на поиски необычного, ничего не нашли. Пожалуй, что-то нашли те, которые выехали с лыжами за город, а теперь возвращаются. Ты их прекрасно понимаешь, потому что сам находил подобное неоднократно, но теперь нуждаешься в чем-то другом. В чем же именно? В поисках ответа начинаешь заглядывать в лица прохожим. Там разное. Одни ничего не ищут и, кажется, им хорошо. Другие искали раньше, теперь отчаялись и тоже прекратили поиски. Этим похуже. Третьи ищут, но непонятно что, и ты мысленно желаешь им удачи. И есть четвертые, которых совсем немного. Они нашли, их лица светятся спокойствием, но спрашивать, конечно, неудобно, и ты просто провожаешь их напряженным взглядом. Возможно, тебе бы это и не подошло, но все равно завидно.

Потом ты чувствуешь, что устал, что твоим ногам надоело месить глубокий снег, который к тому же проник в сапоги и там вероломно растаял. И не то, чтобы уж очень мокро, но пальцы вдруг начинают сами собой шевелиться, пытаясь сбросить носки. Им это не удается, поскольку сапоги на месте, и, утомившись, пальцы смиряются. А тебе уже хочется домой. Там можно скинуть отяжелевшую шубу, избавиться от мокрой рубахи, сапоги сунуть под батарею, носки повесить выше, самому бухнуться на кровать и, задрав ноги, позволить освобожденным пальцам сымпровизировать что-нибудь восторженно-патетическое. Но тут до тебя доходит, что сверху будет потолок, с которым связаны неприятные ассоциации, и ты решаешь еще немного побродить. Плутаешь по каким-то улочкам, пытаясь запутать самого себя, но все равно неумолимо выходишь к вокзалу. И только тут соображаешь, что пришел сюда не случайно, а в надежде определить по внешнему виду вагонов, ждет ли их там, куда они едут, то, чего ты не нашел здесь. Это трудно, но ты стараешься, и, кажется, что-то начинает получаться...

* * *

Виктор стоял на перроне и рассматривал фирменный скорый поезд, весь в синеньких вагонах. Над крышами вагонов вился уютный дымок, а у раскрытых дверей стояли молоденькие румяные проводницы, с удручающей тщательностью упакованные в черные шинели. Виктор подумал, что таких проводниц специально набирают в фирменные поезда, чтобы даже те граждане, которым никуда не надо ехать, все равно покупали билеты и тем самым приносили доход железной дороге. Однако, поразмышляв на данную тему, он пришел к выводу, что, следуя подобной логике, этих бедных проводниц должны увольнять всех до единой в начале летнего сезона. И более того - на их места должны набирать совсем других проводниц или даже проводников с собаками. Вероятно, здесь имело место просто случайное совпадение. Так сказать, удачное пикантное дополнение к уютному дымку, синеньким вагонам и беленьким занавесочкам на окнах. Поразмышляв соответствующим образом еще некоторое время, Виктор, несмотря на яркое солнце, стал подозрительно сильно щуриться и почему-то вспомнил, как совсем недавно ангел-хранитель выл в его голове мартовским котом. Мм-да. Если этому поезду повезло еще и с вагоном-рестораном, то он явно готовился к отправлению в какой-нибудь Изумрудный Город или даже в Страну Счастья. Виктор представил, как едет в служебном купе, хрустит крендельками по-домашнему и запивает их горячим чаем. На столе белая скатерть, за окном белые снега, и с белого неба падают белые снежинки. В купе играет музыка, а черная железнодорожная шинель висит на гвозде.