Мир в подарок. (Трилогия) - Оксана Демченко

Липы и дубы росли просторно, со слабым подлеском, опушающим лощины. Закатное солнце изредка пробивало лес узким, почти горизонтальным багровым лучом, словно прощупывало бдительно, выискивая непрошеных чужаков в самых тайных логовах.

А вот и охранник! На холм неправдоподобно беззвучно для такой махины выдвинулся матерый секач, два аршина с лишним в холке, первый рыцарь местных турниров. Хрипло вздохнул, буравя низинку недобрым взглядом и нервно поводя клыкастой мордой, особенно внушительной при эффектной багровой подсветке. Я вежливо поклонилась, приостановившись. Он был великолепен.

Осознав, кто я, и оценив мое искреннее восхищение своим бронированным могуществом, рыцарь признал мои права на пребывание в лесу действующими и с хрустом развернулся, наплевав на конспирацию. Кого бояться здесь ему, несравненному. Я чуть улыбнулась, этот лес, похоже, тоже имел вполне заслуженную дурную репутацию. Природная сила мира Релата окаянных не жаловала и отторгала. Едва ли сюда решится прийти хоть один из них. Потому и выкорчевали–выжгли до последнего ствола напоенный гневом и памятью Утренний бор. Он им не покорился. Остался грозным и неприступным, даже погибнув и став топким болотом. Такие мысли сильно улучшили настроение, подорванное тревожным ожиданием встречи с людьми. Может, найдутся для меня союзники и в Карне.

Прежде я очень хотела чувствовать подлинное отношение людей к себе, видеть ложь собеседника, безошибочно оценивать его намерения. Теперь я могла все перечисленное. Хуже того, делала это без малейших усилий. Сбывшееся желание создало новые проблемы и породило тяжелые размышления. Как жить в городе, где люди унижают и убивают людей? Как, если я буду чувствовать и тех и других, но не смогу ни остановить, ни помочь. Каждому отдельно – не смогу. Только всем вместе, если пойму, как. А для этого надо научиться существовать в городе. Я сжала кулаки и сердито тряхнула головой. Не если, а когда. Нет у меня права на «если». Потому что исправлять будет совсем уже некому.

Солнце прощально окрасило розовым единственное крошечное облако на чистом небе, словно помахало платочком: до завтра, снавь! Я улыбнулась и помахала в ответ. Снавью быть замечательно. Для меня день всегда – солнце. Я чувствовала его и теперь, когда оно обратило свой взор к землям далекого западного заморья.

Воздух уплотнился и сразу помрачнел, наполнился влажной туманной дымкой, сгустился, делая почти осязаемыми гулкие шумы пробуждающейся сумеречной жизни. Я нырнула с головой в теплую, чуть душноватую ночь. Реальность и сон перепутались, словно пойманные и перевитые одной паутинкой, и я скользила в густой росистой траве беззвучно, не осознавая своего веса, почти утратив чувство времени, упиваясь слиянием с бором. Снави могут отдыхать и так, не тратя времени на сон и получая новые знания от живого, а не сонного мира. В Карне я учиться не собиралась, по крайней мере, первое время. Слишком рискованно, ведь люди бывают наблюдательны не в меру. А значит, даже не жалящие меня комары тоже иногда проблема.

В нескольких десятках метров от опушки, за которой чуялись непаханые и некошеные веками луга, я устроила предутренний привал, давая отдых ногам. Сон был короткий, но глубокий и темный как осенняя вода, без сновидений. Я проснулась с мыслью о людях и осознала их присутствие, еще не раскрыв глаза. Нет, не рядом. В лесу меня врасплох не застать, на отдых я решилась именно из–за людей. К первой встрече надо быть бодрой и отдохнувшей. Вчерашний знакомец, бдительный секач, следовал за мной в непрошеном дозоре всю ночь, наплевав на личные дела. Переживал. Бродил, пока я спала, тенью обходя самим же установленный охранный периметр.

Теперь, убедившись, что я проснулась и сама за себя могу отвечать, тяжело вздохнул с чувством исполненного долга и потрусил обратно в родную чащу. Он тоже чувствовал запах дыма далекого костра и от человечьего соседства радости не испытывал.

Дождавшись, пока рыцарь леса, мысленно произведенный мною в лихие бароны, удалится, я закинула на спину котомку с травами, решительно поправила кинжал и двинулась в сторону костра. Утро казалось зябким, хотя виной тому были мои взвинченные нервы, а не забеливший воздух молочный туман. Он–то был отрадой и защитой: землю напоит, погоду прекрасную на весь день оставит, от чужих глаз укроет.

На опушке у костра расположились трое селян. Они жались к огню, явно знакомые с дурной репутацией бора. Почему же не обошли стороной? Двое дремали, нервно вздрагивая от каждого шороха. Третий помешивал вкусно пахнущую кашу в подвешенном над огнем котелке и караулил. В поле сонно щипали траву две низенькие лохматые лошадки, так за ночь и не отошедшие от загруженной и увязанной дерюгой телеги далее пары десятков саженей. (Раньше мерила метрами. Мир берет свое…) При такой траве далеко идти не надо. Картина выглядела мирной, да и бор за спиной обнадеживал. Если все выйдет криво, им меня не найти и не догнать. Значит, вряд ли эти путники мне опасны.

Решив так, я, делая петлю, вернулась в лес и направилась снова к огню, старательно шелестя ветвями и изредка хрустя сухими сучьями. Ну вот, другое дело. Меня заметили. Все трое, подобрав разбросанное вблизи огня крестьянское оружие – пару топоров и кнут, обреченно ожидали неминуемой беды. Владелец кнута мне сильно не понравился. То есть как враг, такого никому бы не пожелала. Среднего роста, сухой, собранный, очень спокойный и, поверьте чутью снави, готовый, в отличие от спутников, убить меня на месте. Он бы предпочел увидеть дикого зверя. Одинокая женская фигурка стала приятным сюрпризом лишь для двух «топорщиков». А кнут, хоть и лег в траву первым, угрожать мне не перестал. Интересное село наверное, раз скотину у них пасут подобные воины.

– Утро доброе, – поклонилась я, выбравшись из зарослей и используя в первый раз «легенду»: – Меня Тиннара зовут, травница я, а вовсе не зверь лесной, уважаемые. Меня рубить вроде незачем.

– Место недоброе, – расслабляясь и привычным движением отправляя топор в звонкий чурбак, хрипловато буркнул старший, массивный и рослый рыжеволосый мужчина средних лет с обманчиво ленивыми движениями и быстрыми, чуть прищуренными голубыми глазами. Он огладил недлинную бороду слегка дрожащей тяжелой рукой и мешком осел на свою лежанку. – Что это тебя в одиночку по Гнилому лесу носит, девка? Иль не одна пришла?

– Травы дикий лес любят, – охотно пояснила я, невольно чуть подлаживая говор. – Может, одной и неуютно, но сюда идти – попутчиков не больно уговоришь. А где еще сребролиста набрать, и не скажу. Да его ли одного.

– И давно ты, эта, бродишь? – включился в разговор молоденький караульный, присаживаясь снова к огню и подбрасывая пару сучьев.