Кто нашел, берет себе /Что упало, то пропало/ - Стивен Кинг

В том, что он будет изучать английский, Пит сомневался. Часть этой уверенности связана с Джоном Ротстайном и его романом о Джимми Голде; ибо, насколько знал Пит, он был единственным человеком в мире, прочитавшем последние два романа из этой серии, и они изменили его жизнь.

Говард Рикер, учитель литературы на втором курсе, тоже изменил его жизнь, хотя многие ученики и смеялись над ним. У него было прозвище Рикки-хиппи, через клетчатые рубашки и брюки клеш, которые он любил носить. (Девушка Пита, Глория Мур, называла его Пастор Рики, потому что он имел обыкновение, возбуждаясь, размахивать руками над головой.) Однако уроков мистера Рикера никто не срывал. Они проходили увлекательно, на подъеме, к тому же, в отличие от других учителей, он искренне любил детей, называя их «мои юные леди и джентльмены». Они закатывали глаза, когда видели его ретро-наряды слышали его скрипучий смех … Но наряды эти были классными, а странный скрипучий смех звучал приветливо и очень заразительно.

На первом уроке второго курса английского мистер Рикер влетел в кабинет, как дуновение прохладного ветра, поздоровался и написал на доске то, что Пит Сауберс запомнил навсегда:

Полный бред!

— Что вы об этом скажете, леди и джентльмены? — Спросил он. — Что это значит?

Класс молчал.

— Тогда я вам расскажу. Это самое распространенное критическое суждение, выносят подобные вам юные леди и джентельмены, обреченные пройти курс, который мы начнем с отрывков из «Беовульфа» и закончим Раймондом Карвером. Среди учителей подобные обзорные курсы иногда называют ГПП — Галопом по великолепию.

Он жизнерадостно скрипнул и помахал руками на уровне плеч жестом, обозначающим благоговение. Большинство мальчиков рассмеялись, Пит тоже.

— Как оценивает класс «Скромное предложение» Джонатана Свифта? Полный бред! «Молодой Браун» Натаниэля Готорна? Полный бред. «Исправление стены» Роберта Фроста? Умеренная бред! Необходим по программе отрывок из «Моби Дика»? Полнейшая бред!

Опять смех. Никто из них не читал «Моби Дика», но все знали, что это тяжелая и очень скучная книга. Полный бред, иначе говоря.

— Но иногда! — Воскликнул мистер Рикер, подняв один палец и драматическим жестом направив его на слова на доске. — Иногда, мои юные леди и джентльмены, подобная критика даже очень кстати. Я обязан это признать, стоя здесь перед вами и валяя дурака. Я обязан преподавать некоторую древность, которую, если бы моя воля, вообще не стал бы трогать. Я вижу, что энтузиазм в ваших глазах угасает, и мое сердце стонет. Да! Стонет! Однако я продолжаю упорно идти вперед, потому что знаю: многое из того, что я преподаю, а не бред. Даже те очень старые вещи, которые, как вы думаете, не имеют никакого отношения к вам сегодняшних и никогда такого отношения не будут, на самом деле глубоко связаны с настоящим, и со временем вы увидите эту связь. Хотите знать, как отличить не бред от бреда? Поделиться с вами этой большой тайной? Поскольку у нас еще остается сорок минут урока, и если уж в жернова нашего объединенного ума еще не засыпано зерно для обмолота, думаю, я это сделаю.

Он наклонился и оперся руками о стол, его галстук закачалась, как маятник. Питу показалось, что мистер Рикер смотрит прямо на него. Если бы он знал, или хотя бы интуитивно почувствовал, какую сногсшибательную тайну хранил Пит у себя дома на чердаке под кипой одеял! Что-то куда более важное, чем деньги.

— В течение этого курса, возможно, даже сегодня, вы прочитаете что-то тяжелое, не совсем понятно и заклеймите: полный бред. Или я буду возражать, если на следующий день вы заявите свое мнение на уроке? Зачем мне заниматься столь ненужными вещами, скажите, пожалуйста? У нас с вами и так немного времени, всего тридцать четыре недели занятий, и я не стану его тратить на споры о положительных качествах какого-то рассказа или поэзии. Зачем, если любое мнение субъективное, и окончательного решения быть не может?

Некоторые из учеников — в том числе Глория — заскучали, но Пит однозначно понимал, о чем говорил мистер Рикер, он же Рикки-хиппи, ведь, взявшись за записные книжки, прочитал десятки критических работ о Джоне Ротстайне. Во многих из них Ротстайн называли одним из самых выдающихся американских писателей двадцатого века, наравне с Фицджеральду, Хемингуэем, Фолкнером и Ротом. Были и другие — меньшинство, но их голос был довольно слышимым — которые утверждали, что его работы просты и бессодержательные. Питу попала в руки одна статья в «Салоне», автор которой назвал Ротстайна «королем острот и святым-покровителем дураков».

— Время рассудит, — сказал мистер Рикер первого дня второго года обучения Пита в средней школе. — Он ходил туда-сюда, шурша своими старинными клешами и время от времени взмахивая руками. — Да! Время безжалостно отделяет бред от не-бреда. Это естественный дарвиновский процесс. Именно поэтому романы Грэма Грина можно купить в любом магазине, а романы Сомерсета Моэма нельзя — эти романы, конечно, существуют, но их надо заказывать, а делать вы это будете только в том случае, если вам о них что-то известно. Для большинства современных читателей ничего о них неизвестно. Поднимите руку, кто из вас слышал о Сомерсете Моэме, и я скажу вам, как пишется это имя.

Никакой руки не поднялось.

Мистер Рикер кивнул. Достаточно печально, как показалось Питу.

— Время показало, что мистер Грин — это не-бред, а мистер Моэм … Не настолько бред, но о нем можно и забыть. Он написал несколько довольно неплохих романов (как по мне, «Луна и грош» — отличная вещь, мои юные леди и джентльмены, замечательная), и еще он написал немало замечательных рассказов, но ни один из них не включен в ваши учебники. Стоит мне убиваться из-за этого? Стоит свирепствовать, трясти кулаками и взывать к справедливости? Нет, я не стану этого делать. Подобный отбор — естественный процесс. Рано или поздно вы поймете это, юные леди и джентльмены, хотя, когда это произойдет, я останусь в вашем зеркале заднего вида. Рассказать вам, как это будет? Вы прочтете то, скажем, «Dulce Et Decorum Est» Вилфреда Оуэна. Возьмем его в пример? Почему нет?

А потом низким голосом, от которого у Пита по спине побежали мурашки и сжалось горло: — «личина карги и хрыча, согнувшись в воде стоячей, кашляя, ревя от залпов, на отдых, что маячил вдали, едва плелись мы, как те старые клячи…» и тому подобное. Кто-то из вас скажет: вот бред. Нарушу я свое обещание не спорить, хотя и считаю стихи мистера Оуэна лучшей поэтической наследием Первой мировой войны? Нет! Сейчас это всего лишь мое мнение, а мнение, это как задница — есть у каждого.

Весь класс грохнул хохотом, все к одному: и юные леди, и юные джентльмены.

Мистер Рикер подобрался.

— Я могу оставить кого-то после уроков, если вы будет-то мешать мне вести урок, за дисциплиной я слежу, но я никогда не стану пренебрегать вашим мнением. И все же, и все же! — Его палец поднялся. — Время промчится! Temus fugit. Стихотворение Оуэна может испариться из ваших мыслей, в таком случае ваша оценка «вот бред» окажется верной. По крайней мере для вас. Но некоторые из вас будут вспоминать его. Снова и снова. И каждый раз, когда это будет происходить, неспешная походка вашего взросления будет звучать все громче. Каждый раз, когда вам вспомнится это стихотворение, вы меньше и меньше будет считать его бредом, и он будет становиться немного более важным. Пока не засияет, мои юные леди и джентльмены. Пока не засияет. Так заканчиваются мои вступительные разглагольствования, и я прошу вас раскрыть шестнадцатую страницу этой величайшей книги под названием «Язык и литература».

Одним из рассказов, заданных мистером Рикером того года, был «Победитель на деревянной лошадке» Дэвида Герберта Лоуренса, и, разумеется, много юных леди и джентльменов мистера Рикера (включая Глорию Мур, от которой Пит уже начал уставать, несмотря на ее идеальную грудь) признали его бредом. Пит так не считал, в основном из-за того, что жизнь заставила его быстрее повзрослеть. Когда 2 013 уступил место 2014-году знаменитых полярных морозов, когда обогреватели по всему верхнему Среднему Западу включили на максимум, сжигая деньги пачками, — эта история часто упоминалась ему, и эхо ее звучало все громче и громче.

У семьи в этом рассказе, казалось, есть все, но это не так; им все время не хватало, и главный герой, мальчик по имени Поль, постоянно слышал, как дом шепчет: «Нужны деньги! Нужны деньги» Пит Сауберс понимал, что кому-то из ребят это покажется бредом. Им повезло вырасти в семьях, где не нужно слушать каждую ночь авки-гавки о том, какие счета платить первыми. Или о цене на сигареты.

Юный главный герой рассказа Лоуренса открыл сверхъестественный способ зарабатывать деньги. Прыгая на своей деревянной лошадке к мнимой удаче, Поль мог предвидеть, кто победит на скачках в реальном мире. Он заработал тысячи долларов, но дом продолжал шептать: «Нужны деньги»