Лорд Безупречность - Лоретта Чейз

– Миссис Уингейт, – произнес виконт, – я так надеялся, что наши пути пересекутся.

– Было бы куда разумнее с вашей стороны не просто надеяться, но и смотреть по сторонам, – ответила она. – Не обладай я силой духа броситься вам под ноги, так вы наверняка пробежали бы мимо.

Объятие стало откровеннее. В это мгновение Батшеба осознала, что до сих пор крепко держится за его руку, чуть выше запястья. Наверное, такое же впечатление оставляет теплый мрамор.

Батшеба разжала пальцы, отвела взгляд и посмотрела на разбросанные вокруг свертки. Корзинка уже успела погибнуть под колесами проезжавшего мимо экипажа.

– Можете отпустить меня, – заметила она. – Хочу собрать покупки, прежде чем какой-нибудь предприимчивый мальчишка не сбежал с ними.

Бенедикт освободил ее и собрал пакеты.

Батшеба наблюдала, как с присущим ему изяществом сдержанной силы виконт выполнял не слишком благородную работу. Сюртук сидел как влитой и даже не натянулся по швам. Скорее всего, работа самого Вестона. А той суммы, которую его сиятельство заплатил за костюм, им с Оливией наверняка бы хватило на год безбедной жизни. А может быть, и на два, а то и на три.

Собравшаяся вокруг толпа наблюдала за необычным для этих мест человеком с нескрываемым любопытством. Батшеба несколько запоздало придумала объяснение.

– Лакей, потерявший место, – обратилась она к зевакам. – Один из родственников моего покойного мужа лишил беднягу работы.

– Он пришел не по назначению, миссис Уингейт, – заметал один из наблюдавших. – В нашем квартале и своим-то работы не хватает.

– Жалко, правда? – подал голос другой. – Высокий, сильный парень. Говорят, богатеи таких любят. Верно, мадам?

– Да, – согласилась Батшеба. – Высокие лакеи сейчас в моде.

Бенедикт наконец собрал свертки, и пара поспешно удалилась, оставив обитателей квартала обсуждать, что именно означает выражение «в моде».

Едва толпа скрылась из виду, Бенедикт поинтересовался:

– Так, значит, я лакей?

– Не следовало появляться в этом районе в таком великолепном костюме. Вам, очевидно, неизвестно, что значит путешествовать инкогнито.

– Я об этом даже и не подумал.

– Заметно. К счастью, один из нас происходит из старинного рода искусных лжецов. А переходом в профессиональный цех лакеев вы обязаны и элегантному костюму, и надменному виду.

– Мой надменный вид… – Он не договорил. – Но вы же идете не в том направлении. Разве паб «Разбитое сердце» не на противоположной стороне?

Батшеба остановилась.

– Вы выяснили, где я живу?

Бенедикт кивнул, насколько позволяли достававшие до самого подбородка свертки.

– Не вините Попхема. Я силой заставил его раскрыть секрет. Очень жалею. Презираю насилие. Но дело в том, что я… чрезвычайно рассердился.

– Рассердились на Попхема?

– Нет. На своего зятя Атертона.

– В таком случае почему же не применили силу к нему?

– Он в Шотландии. Я вам разве не говорил?

– Милорд, – неопределенно произнесла Батшеба.

– Смотрите, вот тихий церковный двор, – подбородком показал Бенедикт. – Почему бы нам не зайти? Во всяком случае, здесь можно спокойно поговорить, не привлекая внимания и не вызывая любопытства. Приличия будут соблюдены.

Батшеба вовсе не испытывала такого оптимизма по поводу соблюдения приличий. Но пока его руки заняты свертками…

Она вошла во двор и остановилась возле калитки. Бенедикт положил пакеты на ближайшую могильную плиту.

– Через две недели мне предстоит отвезти Перегрина в Шотландию, в Эдинбург, – собравшись с духом, выпалил он. – Атертон, его отец, разрушил все наши стройные и красивые планы. У растяпы неожиданно случился приступ чувства долга, и он решил осчастливить школу Хериота присутствием своего отпрыска.

Батшеба подавила вздох сожаления. Прощайте, милые блестящие монетки.

– А это хорошая школа? – уточнила она.

– Юный граф никогда и ни за что не впишется ни в одну из наших великолепных британских школ, – произнес Бенедикт как можно спокойнее, – Но объяснить это Атертону невозможно, особенно в письме. Ему вообще трудно что-нибудь доказать. Слишком нетерпелив, импульсивен и склонен к драматизму. Рассуждения не его стихия.

К немалому удивлению Батшебы, лорд Ратборн принялся расхаживать по дорожке. Разумеется, делал он это грациозно и безупречно, как и все остальное. Однако от его энергии воздух в тесном дворе заметно густел.

– Если бы зять дал себе труд взглянуть на обстоятельства трезво, – продолжал виконт, – то наверняка понял бы, что методика преподавания в частных школах Британии представляет собой ярко выраженную противоположность характеру мальчика. Там царит зубрежка. Ученики обязаны выполнять задания, не вникая в их смысл; запоминать, не думая о том, что пытаются запомнить. Как только Перегрин начинает настойчиво спрашивать, что, почему и зачем, его тут же упрекают в лучшем случае в отсутствии уважения, а в худшем – в богохульстве. Затем неизменно следует наказание. Большинству мальчиков обычно хватает нескольких порок, чтобы научиться держать язык за зубами. Однако Перегрин к большинству не относится. Для него порка ничего не значит. Как родной отец может не понимать того, что ясно человеку, который приходится всего лишь дядей? – последний риторический вопрос сопровождался решительным движением сжатого кулака.

– Вполне возможно, отцу недостает способности дяди вообразить себя на месте ребенка, – предположила Батшеба.

Ратборн резко остановился. Взглянул на сжатый кулак и слегка прищурился. Разжал руку.

– Право, сомневаюсь. Всегда считал, что Атертон обладает воображением, которого хватило бы на полдюжины отцов. И уж, во всяком случае, куда более богатым, чем у меня.

– Родителям свойственно особое видение, – заметила Батшеба. – В определенном смысле они слепы. Ваш отец вас понимает?

На мгновение виконт явно растерялся. Столь сильное проявление эмоций казалось совершенно неожиданным, а потому поражало. Как правило, внешне он оставался спокойным и невозмутимым.

– Искренне надеюсь, что нет, – наконец ответил он.

Батшеба рассмеялась. Просто не смогла сдержаться. Слабость продолжалась лишь секунду; он тут же преодолел ее и вернулся к обычному непроницаемому спокойствию. Однако эта секунда позволила увидеть огорченного, разочарованного школьника. Как хотелось узнать его поближе!

Опасное желание, опасная мысль.

Некоторое время он просто стоял и смотрел с уже знакомой полуулыбкой. Потом подошел.

– Так вы на самом деле специально упали передо мной?

– Это была шутка, – ответила она. – А правда в том, что, увидев вас на Чарлз-стрит, я безумно испугалась. В следующий раз, когда отправитесь меня искать, лучше заранее предупредите. Тогда, возможно, от неожиданности я не наткнусь на столб.