Фермер - Олег Борисов

И не обращая внимания на разлитые в воздухе осуждение с негодованием, мужчина загромыхал ботинками вслед за нескладным кормильцем больного семейства. Их путешествие по переселенной коммуналке закончилось рядом со шкафом, за распахнутой дверцей которого скрючившись сидел полный молодой человек. Безразлично разглядывая гостей, гражданин страны восходящего солнца молчал, с фатализмом ожидая, как еще побольнее ударит его судьба-злодейка.

Присев на корточки, Фермер спросил, успев заметить и разбитое лицо, и неудобную позу компьютерщика:

— Слышь, Тамагочи, ты по-русски мала-мала понимаешь? Да? Ну и ладно… Расклад такой. Ты мне сейчас детально объяснишь, где искать железяку, которую тебя заставляли взорвать. А я в обмен вывезу твою бледную тушку южнее, где укрою в другом анклаве. Ее хозяину хороший специалист не помешает. Жратва, одежда, крыша над головой — все как у людей. Не понравится, можешь пойти к херам собачим, удерживать силой не будут. Но если ты соврешь, и вместо бомбы я найду в дырку от бублика… Знаешь, тогда тебе лучше здесь в шкафу удавиться. Самому. Потому как за грузом пойдут люди, перед которыми твои прежние хозяева — дети малые. И эти ребята шутить не будут… Все понял, или на английский перевести, для лучшего осознания?

Осторожно кивнув, господин Хироси стал говорить, часто прерываясь, чтобы перевести дух. Он говорил, а Фермер водил пальцем по замызганной карте, которую утром одолжил у Стилета. Через десять минут удалось обрисовать и место, и возможную охрану. На последний вопрос японец ответил, уже еле сипя:

— Нет, меня искать плохо. Они плохо знать, где я. Я канализация ушел, грязь очень ушел. Они думает, что я умереть внизу. А меня подобрать. Я думать, они не будет ехать в другой места. Они меня хоронить…

Высунувшись в опустевший коридор, повеселевший "феодал" чуть не сшиб переминавшегося с ноги на ногу Исаака. Слушая приказ, горбоносый спаситель японца быстро кивал, стараясь не проворонить ни слова:

— Так, Моисеевич. Пока все красиво сходится. И Тамагочи у тебя настоящий, хоть и битый-перебитый, и место он интересное описал. Поэтому, мы сейчас бодро двигаемся дальше. И двигаемся так: ты с Роджером берешь бедолагу с собой, и нежно волочете до машины. Это три квартала отсюда… Потом втроем будете куковать, дожидаясь меня назад. Место там тихое, под охраной, не должны до вас цепануться. Я же подключу головорезов, и пойдем добывать сокровище. И можешь молиться всем богам, которых знаешь, чтобы я вернулся живой и здоровый, потому как с мертвого ты не получишь ни таблетки, ни ампулки. А живой я буду добрый и щедрый… Как и обещал… — И уже почти разминувшись в узком коридоре с неодобрительно насупившей брови "ах какой чудесной мамой", мстительно добавил: — А ваш великовозрастный сынок похож на честного человека. Обещал японца, и предоставил.

— Мой сын никогда не лжет! Поэтому мы и здесь…

— Да? Ну, у всех могут быть недостатки. Я — держу данное слово, он — не врет. Просто страшно жить, сплошной пансион благородных девиц. Все, позвольте откланяться и лишить вас интересного общества. Надеюсь, к завтраку вы получите назад своего правдолюбца. Двинулись, гардемарины, полночь уж скоро, а мы даже не размялись перед главным развлечением на сегодня…

Черные тени медленно собирались двумя кучами у приземистого одноэтажного здания. За широкими спинами боевиков Чоха взвинчено шипел на Фермера:

— Все стволы взял, какие были, слышишь? Все, до последнего. Если впустую патроны пожжем, то как район удерживать буду?

— Не мандражи. Твои ребята любого волка залетного голыми руками порвут. А уж с волынами и подавно. Это ты просто перед большой дракой адреналином накачался, вот и трясет.

— Я в рот ни капли не брал!

— Верю, Чоха, верю! Не суетись, мы не по шлюхам пошли… Трое должно быть сверху и еще двое в подвале. Помнят твои орлы, как оно там?

В ответ лишь тихо скрипнула вскрытая дверь, и тени начали пропадать в зачерневшей дыре. Один-другой-третий… Прошло пять минут, потом еще пять, а в слепых окнах не было ни огонька, ни отблеска фонарей или свечи. Фермер скрипнул зубами, с трудом удерживаясь от желания рвануть следом. Но — не его это война, не его. Он лишь заказчик, а пули должны ловить другие. За что им обещано целое царство и все царицы мира в придачу. Но сколько можно-то! Хоть бы стрелять начали, чем эта неопределенность…

Нагнувшись к материализовавшемуся гонцу, Чоха выслушал доклад и жестом отпустил боевика.

— Шестеро было. Четверо сверху дрыхли, и двое внизу. Ни одна сука пискнуть не успела, как парни их положили. Правильно твой стукачок все рассказал. И шконки нарисовал на плане, и где какое барахло валяется. Чисто вошли, чисто вышли… Может, отдашь человечка? Я бы концы зачистил, чтобы местные лишний раз с другими соседями сцепились.

— Кончился человечек. Рассказал, что знал, и кончился. Как я бы еще его слова проверил? Только под ножом и пел, зараза… Давай твой джип парковать, и будем грузиться. Пока еще аборигены не допумкали, что их невинности лишают.

— Это мигом. Ко мне, там перегрузимся, чтобы твоей тачкой не отсвечивать… И людей выделю, чтобы до сраного янки проводили.

— И спалишь меня этим на раз, Чоха. Давай аккуратно, как договорились. Товар ко мне, я его вывожу и прячу. Через две недели меточка дойдет до заказчика, в середине августа по окну груз переправят, и к первому сентября мы в шоколаде… Постарайся только не вляпаться ни во что за это время, слышишь? Мне одному этот город не потянуть…

Вцепившись в шею вождя беспредельщиков, Фермер уткнулся лоб в лоб, и зашипел, заражая своим безумием собеседника, давя любые ростки недоверия:

— Слышишь, брат, мы ведь сделали это! Вон, братва товар грузит! А от янки до Битцы я его доволоку, как мандавошку на хую, даже шелохнуться не успеет, как уже клиент лапки растопырит. И все, дальше по накатанной дорожке… И как договорились — мне склады и ништяки у Третьего кольца, буду торговать и жизни радоваться, а тебе весь остальной город… Давай, аккуратно людей готовь, сгребай потихоньку. Чтобы головастые были, чтобы как автоматы и гранаты получат, смогли парней навербовать и к делу приставить… Нам теперь надо на десять лет вперед думать, потому как большое хозяйство будет, огромное, лажать нельзя…

Чоха лишь скалился довольно в ответ, буравя столь же сумасшедшими глазами торговца:

— Будет тебе доля, брат, будет! Как договорились!.. Давай, дергай за веревочки, пусть арабы от радости прыгают! А за мной не заржавеет, мы весь Периметр кровью зальем и на уши поставим! Будем королями, брат!

Фермер поправил компаньона:

— Нет, не будет двух королей! Будет один, и этот король — ты! А я у тебя буду министром финансов, или еще кем… Потому как не умею я людьми править, жалостлив слишком. А ты — самое то, справишься… Главное, раньше срока не ударить. Главное — дождаться… Недолго уже осталось. Чуть-чуть…

Хлопнула дверь, щелкнул замок. Блеклый рассвет уже пробовал первыми лучами верхушки крыш, когда Исаак вернулся домой. Опасаясь услышать неприятную новость, жители затаились по душным комнатушкам. Лишь старая верная мама вышла встретить непутевого сына. Глядя на притулившегося к стенке мужчину, она медленно серела лицом, прикрыв ладошкой рот.

— Я ведь говорила тебе, он — гой! Нельзя…

— Еле донес, — прохрипел Исаак, сбрасывая с плеча широкую лямку тяжело громыхнувшего о доски брезентового мешка. — Серьезный человек, как я и обещал. Все отдал. Антибиотики, шприцы, бинты, полная аптечка. И ящик тушенки. Целый ящик, хотя договорились на пять банок… Одно лишь сказал: "Мойшу я бы учил жизни, тебя не буду, ты и так умный. Постарайся выжить и семью спасти. Дерьма здесь и без того без меры, а хороших людей мало"… Хороших людей…

— Какой же ты умный, сынок, если нас сюда сослали, — тихо заплакала сгорбленная женщина. Но Исаак уже не слушал, развязывая трясущимися руками горловину мешка. Добыв белую коробку с блеклым розовым крестом на крышке, он суетливо передал ее матери и забормотал:

— Воду согрейте, побольше. А я за доктором, быстро-быстро! Надо успеть, пока Сарочке можно помочь, надо успеть…

Бонд приподнял край брезента, полюбовался на кургузый железный нос, покрытый окалиной, и покосился на хлебавшего баланду Фермера в углу сарайчика.

— Совсем больной, да? Ты какого хера творишь, Рембо ебанутый? Что, развлечений мало?

— За что тебя люблю, так это за сдержанный оптимизм и любовь к ближнему… У нас месяц остался, родной. Ну, полтора в лучшем случае. Ты пока за стенами окопался, жопой не ощущаешь. А я по улицам мотаюсь, вижу, слышу… Ме-е-е-еся-я-яц, бля, не больше… И что мне теперь, Чоху и других куполообразных в пупок целовать?.. Нам за оставшийся миг надо еще два подарка найти и к рукам прибрать. И придумать, как все добро к ебанатам с клешнями сбагрить. А ты мне мораль читаешь…