Гость из царства мертвых - Елена Усачева

«– Покойников во всяк час видеть можно, – с уверенностью подхватил Ильюша, который, сколько я мог заметить, лучше других знал все сельские поверья… – Но в родительскую субботу ты можешь и живого увидать, за кем, то есть в том году, очередь помирать. Стоит только ночью сесть на паперть на церковную да все на дорогу глядеть. Те и пойдут мимо тебя по дороге, кому то есть умирать в том году. Вот у нас в прошлом году баба Ульяна на паперть ходила. Перво-наперво она сидела долго, долго, никого не видала и не слыхала… только все как будто собачка этак залает, залает где-то… Вдруг смотрит: идет по дорожке мальчик в одной рубашонке. Она приглянулась – Ивашка Федосеев идет…

– Тот, что умер весной? – перебил Федя.

– Тот самый. Идет и головушки не подымает… А узнала его Ульяна… Но а потом смотрит: баба идет. Она вглядываться, вглядываться, – ах ты, господи! – сама идет по дороге, сама Ульяна»[6].

Анжи этот «театр у микрофона» в исполнении Серого только расстроил.

– А что-нибудь без смертей там есть? – потянула она к себе книгу и сразу наткнулась на отрывок, где ребята говорят о леших и мороке. Стало грустно. И даже не грустно как-то, а обреченно. Прошло уже несколько дней, в течение которых морок несколько раз нападал на Анжи. Хорошо, что ни разу это не случалось на улице, иначе внезапной встречи с машиной Анжи было бы не миновать. А так в магазине вместо молока она набрала коробок с содой. Пришла домой, выгрузила на стол… у ее матери чуть сердечный приступ не случился. Другой раз в аптеке долго и настойчиво требовала марганцовки. Много. Фармацевт перепугалась, что Анжи хочет что-нибудь взорвать. Ведь если к марганцовке добавить глицерин, получится неплохой взрывчик. От милиции ее уберегло только то, что, кроме марганцовки, она попросила огурцов. Фармацевт покрутила пальцем у виска и захлопнула окошко. Один раз морок ей здорово помог, случилось это в школе. Перед этим весь вечер она почему-то штудировала учебник по географии, хотя контрольную собирались устроить по истории. В том же замороченном состоянии Анжи пришла на урок географии и с порога начала читать наизусть весь учебник, включая название параграфов и вопросов по теме. Когда ее выводили из кабинета, она все норовила перечислить данные всех членов ученого совета, участвовавших в рецензировании учебника, с инициалами и упоминанием заслуг. Школьная медсестра поставила ей диагноз «переутомление» и освободила от занятий до тех пор, пока она не посетит участкового психоневролога. Нужный врач в поликлинике был отправлен на стажировку в другую страну, так что пара недель заслуженного отдыха от школы у Анжи была. Поэтому днем Тайный Тройственный Союз собрался у нее: перепуганная последними событиями мать запретила дочери куда-либо выходить. Анжи и не выходила, радуясь временной передышке. Дома, как известно, и стены спасают.

Лентяю повезло меньше – вредный убыр наслал на него глобальную невезуху. Теперь он постоянно падал, все терял, бил и опрокидывал на себя горячие стаканы с чаем. Яблоки ему попадались неизменно червивые, пуговицы отрывались, а за первый месяц он успел нахватать столько двоек, сколько не получал за всю свою школьную жизнь.

– Слушайте, – суетился Воробей. – Ну, давайте мы уже что-нибудь сделаем! Давайте его самого под автобус столкнем, что ли?

– Ага, – буркнула Анжи, не отрываясь от книги. – Тело умрет, а убыр снова на свободе окажется. И знаешь, куда он переселится? В ближайшего человека. То есть в тебя. Ты же его под автобус толкнешь! Тогда я с тобой вообще разговаривать не буду, потому что вместо обыкновенного морока ты на меня сразу летающую тарелку уронишь. – Она захлопнула книгу. – Нет, ну, так нечестно! Неужели вся нечисть только плохая? Есть же добрые домовые, Кузи всякие, Нафани, Мишки, спасающие Маш. Почему о них у Тургенева – ни слова? Мог бы парочку смехотунов в свои рассказы вставить или какого-нибудь сказочника придумать.

Она поправила тугой браслет на руке и почесала покрасневшую кожу на запястье. Браслеты – не единственное нововведение, появившееся у Анжи. Еще она со всех сторон теперь была увешана английскими булавками – считалось, что они спасают от сглаза. На обеих ее руках чуть ли не до локтя были скрытые под рукавами браслеты с разными символами и рунами. Из дома она не выходила без магнита – с его помощью она надеялась вовремя заметить булавку.

– Пока хорошая погода, поехали в Спасское! – предложил Джек. – Если Глеб там, мы его заберем и привезем в город, а уж тут разберемся с Лутовиновым по-взрослому.

Насчет погоды Воробей, конечно, пошутил. Назвать ее «хорошей» мог только зашкаливающий оптимист. Дождь шел, не переставая, словно небесные сферы тоже возмутились событиями последних месяцев и решили затопить землю окончательно. Дождь и ветер очень быстро превратили еще готовые простоять месяц зелеными деревья в скелеты с облетевшей листвой. От затяжных дождей поблекли все краски. По телевизору не уставали сообщать, что в той или иной местности урожай погиб на корню.

– Разобрался один такой, – фыркнула Анжи, откладывая книгу. Из всех этих историй польза была одна – она выучила «Бежин луг» наизусть и могла теперь считаться специалистом по нечистой силе в произведениях Тургенева: все книги этого автора, что нашлись у нее дома, были зачитаны до дыр.

– Ну, давайте же! Давайте что-нибудь делать! – подпрыгивал на месте Воробей. – Мы теряем время!

Для него, человека, с которым пока ничего не происходило, время действительно проходило зря. Он с удивлением смотрел на страдающих друзей и, честно говоря, подумывал, что они прикидываются. Только когда Лентяй на его глазах провалился в намертво запаянный люк – у него под ногами он почему-то открылся, – Джек признал, что вокруг происходит нечто странное.

Над их головами что-то упало. Джек уставился вверх, а Лентяй с Анжи переглянулись.

– Это он? – одними губами спросил Лентяй.

Помимо глобального невезения, у него с недавних пор развелись слуховые галлюцинации. Он слышал не то, что было на самом деле. А еще ему приходилось быть свидетелем постоянных перебранок призраков и неугомонившихся духов. В его голову словно вживили специальный передатчик. Теперь он время от времени «выпадал» из их компании, разбирая потусторонние голоса. Вот и сейчас он решил на всякий случай уточнить – слышит ли он этот грохот персонально или эту «радость» выставили для всех.

– Наверху? – удивилась Анжи, тоже еще не решившая, на самом деле все это происходит или ей снова мерещится.

Над головами пробежались, а потом пару раз ударили чем-то тяжелым.

– Ничего себе, у вас и соседи, – поморщился Джек, развеивая сомнения друзей. Оказывается, все было на самом деле. – И часто они так?

Анжи прогнала комок, застрявший в горле, и наконец отважилась поднять глаза. Наверху уже не просто топали. Там резвился как минимум слонопотам, потому что потолок заметно вздрагивал, сыпалась штукатурка.

– Они там что? – подпрыгнул Воробей, когда стало понятно, что миром это не закончится. – С ума съехали, что ли?

По потолку пошли трещины, дом качнулся, стены охнули.

– Эй, хватит сидеть! – сорвался с места Джек. – Бежим! Сейчас все развалится!

Но Лентяй с Анжи не торопились. Они с явным сомнением изучали разрушения, сделанные неизвестным великаном.

– Ты видишь то же, что и я? – тихо спросила Анжи.

– Вероятно, – склонил голову набок Серый.

– Что с вами? – в голос орал Воробей. – Надо куда-то звонить! Вызывать пожарных. Дом не выдержит!

А дом, и правда, решил сам себя проверить на прочность. Он качался, скрипел и жалобно вздыхал. Неведомая сила ходила уже не по потолку и стенам, она вихрем проносилась по окнам, распахивала форточки.

Лентяй усмехнулся.

– Находчивый какой, – пробормотал он и взял в руки блюдце из-под чашки. – Молоко есть?

Анжи кивнула и, с трудом удерживая равновесие, пошла в кухню.

– Ну, вы полные психи! – Воробей тоже еле держался на ногах. Он размахивал руками, отчего очень стал похож на одноименную птицу.

Половина молока пролилась, но часть все же осталась на донышке блюдца. Лентяй выставил его в коридор и захлопнул дверь.

– Еще бы сушка подошла! – крикнул он, перекрывая треск и грохот.

– Лови! – бросила ему баранку Анжи.

– Вы – идиоты! – Джек бросился в приоткрытую дверь, которую придерживал Лентяй. Как раз в это время он отправлял баранку следом за блюдцем с молоком. Серый захлопнул дверь прямо перед его носом.

– Тихо, – прижал он палец к губам. – А то он обидится. Тогда вообще все здесь перевернет.

Дом в последний раз вздрогнул и облегченно вздохнул – больше его никто не раскачивал, не стучал по стенам, не пытался опрокинуть.

Тишина непривычно резанула по ушам. Но среди этой тишины было явственно слышно, как в коридоре кто-то чавкает.

– А он довольно невоспитанный, – фыркнул Лентяй, отползая от двери.