Беглый огонь - Петр Катериничев

Усаживаюсь – уютно. Запускаю движок.

– Ну ты и крут… – подал голос из кустов Мишаня, выбрался, подобрал стонущего Витька. – Пошли мы… Ты извиняй, если что не так.

Уже скрываясь в кустах, обернулся, спросил с тяжким вздохом, потупясь:

– Ты бы обозвался, что ли, залётный… А то эти оклемаются, с нас спрос будет…

Вот это вряд ли. Для навороченных молодцов все «овцы» – на одно лицо. Что их и губит. Ну да подводить мужиков мне в любом случае не хочется: сами они закладывать не побегут, ну а если спрос действительно будет, что ж… Пусть ответят.

– Скажете, был Додо.

– Кто?

– Дрон.

– Это чего, погоняло такое?

– Это птица. Редкая.

– Навроде Феникса, что ли? – проявил осведомленность Мишаня.

– Навроде. Но круче.

Глава 14

По правде сказать, какой из себя был тот самый хрестоматийный дронт с острова Маврикий, я представляю смутно. Говорят, мирная была птичка. Возможно, с веткой в клюве. Миротворец. В переводе на американский – «Peacemaker»[6]

В размышлениях об умной науке орнитологии на заемном авто достиг центра дорогой столицы. За время моего отсутствия она стала еще дороже.

День, надо сказать, завязался жаркий. Две разборки с пристрастием за одно утро, да еще и термометр в тени показывает не менее тридцати. Когда такой накал, нужно быть сдержаннее. Или как говаривал грузчик дядя Гриша после третьего стакана собутыльникам: «Ребята, давайте быть культурнее».

Покидаю чужую машину тихо, как птенчик. И направляюсь в ближайшую аптеку. Потому как с разбитыми напрочь костяшками одной руки и сожженной ладонью другой чувствую себя не вполне комфортно: не в смысле боли, такую боль легко игнорировать, но когда клешни кровоточат и мысли – саднят. Как мудро обобщили наши предки: на хромых ногах и душа спотыкается.

С перебинтованными лапами я стал выглядеть как работяга-моряк, неловко притравивший трос. Вот за что люблю Москву, так это за то, что здесь никому ни до кого нет дела. «Лягушка, у тебя что, проблемы?» – «У меня? Проблемы? Да мне звиздец!»

Подхожу к автомату, втыкаю в щель кредитную карту, набираю номер. Трубку поднимают после третьего гудка:

– Крутов.

Хотя голос и положение генерала к шуткам не располагают, удержаться не могу:

– Здесь продается славянский шкаф?

– Шкаф? – не узнал меня Игорь.

Меняю «шифр»:

– А что, братец, невесты в вашем городе есть?

– Кому и кобыла невеста! Дронов!

– Он самый.

– Давне-е-енько не слыхивал твоего начальственного баритона.

– Повода не было.

– Теперь появился?

– Ага. Телефон «чистый»?

– Этот – как стеклышко. Так что за повод?

– Женщина.

– Я не удивлен.

– Убита в моей квартире три-четыре часа тому назад. Перед этим – изнасилована.

– Вот как…

– Тебя не информировали?

– Дрон, я занимаюсь организованной преступностью, а это…

– Подходит под проделки «писюкастого злыдня».

– Кого?

– Сексуального маньяка.

– И кто он?

– Боюсь, по мнению твоих коллег, я. Больше некому.

– Хорош…

– Кто?

Молчание длилось с полминуты.

– Дрон… Ее убил ты?

– Нет.

– Честно?

– Как на духу.

– Так. Идем дальше. Но – при личной встрече. Сможешь подъехать в управу?

– Да.

– Документы с собой? Я закажу тебе пропуск.

– Лучше обойтись без него.

– Чего так?

– Следить не хочу.

– Ты же понимаешь, Додо, если тебя с вахты сопроводит сам начальник управления…

– Генерал Крутов, – продолжил я почтительным тоном. – Понимаю, «смежники» будут озадачены.

– Еще как.

– Игорь, не выдумывай велосипед. Пошли какого-нибудь доверенного вьюношу встретить индивида на контакте и провести в вашенские апартаменты черным ходом. Ведь должен же быть у вас черный ход?

– А как же… И не один. И выходов столько же. Олег… Может, лучше вообще не в управе? На свежем, так сказать, воздухе? Тем более ветер, судя по всему, крепчает…

– Хорошо, что не маразм. Нет. Не лучше.

– Хозяин барин. Ты в центре?

– Да.

– Делаем так: садишься в кафешке «Тополя», что на Сретенке, и ждешь. Мой человечек тебя подберет.

– Сколько ждать?

– Сколько нужно. Контрольное время – тринадцать ноль-ноль.

– Понял.

– Дрон…

– Да?

– Расслабься. Судя по говору, ты напряжен, как солдат-первогодок перед присягой. На которую ни одна шалава к нему не приехала.

– Ценю твой генеральский юмор.

– Еще бы. Будь.

– Буду.

До контрольного срока почти час, времени – вагон; но Крутов мудр, «маячить» в кафешке невозможно, потому через десять минут я уже сижу в вышеозначенных «Тополях» – обычной полусквериковой забегаловке – и разминаюсь самым буржуйским, по понятиям семидесятых, занятием: потягиванием через соломинку коктейля под маловразумительным названием и весьма сомнительного качества. Заодно разглядываю проходящих. Не с целью выявления «мышки-наружки» – из чистого любопытства, граничащего с любознательностью.

Естественно, привлекают девушки. И то, как они одеты. Или скорее раздеты. Впрочем, как сформулировал кто-то умный, основополагающий принцип моды как раз в том и состоит, чтобы носить одежду, вызывающую у лиц противоположного пола желание поскорее с вас ее снять. Москвички в этом преуспели. Еще больше они преуспели в этом на море… Вздыхаю: жаль, что сейчас я так далек от моря, очень жаль, что я не Казанова, и втройне жаль, что душа моя отягощена бездной комплексов так давно отлетевшей юности, на-чиная от впитанной подкоркой песни «а я боюсь услышать «нет» и заканчивая философичным из Макарыча: «Он был старше ее, она была хороша…» Все это, вместе взятое, и мешает мне броситься вслед очередной нимфе в воздушном одеянии. Нет, мешает еще одно: очень боюсь, прелестное создание откроет красиво очерченный рот и отрыгнет такое выражение, что… Короче, чтобы не было разочарований, лучше не очаровываться. По крайней мере, в ближайшие сорок минут.

Через столик от меня расположились две девчушки. Пепси они уже не выбирают, пьют что покрепче. Вот предыдущее поколение молодых: пепси было внове, а кока еще не вошла в обиход; уже не было комсомола, а водка и кухонно-философские разговоры «обо всем» стали неактуальны; царствовали Виктор Цой, Арбат, Шевчук…

Краем уха ловлю щебет девчонок… М-да… По сравнению с теперешними молодыми те кажутся просто романтиками.

Каждое поколение, каждый век лепит своих кумиров, отдавая дань неофициальному культу. В тридцатые – Чкалов и Отто Юльевич Шмидт, в шестидесятые – Гагарин, Окуджава, Визбор, Вознесенский, Стругацкие, в семидесятые – восьмидесятые – Высоцкий, Макаревич, Пугачева, Цой, «Наутилус», Шевчук… Но вот настали девяностые, набрали скорость, век летит к закату, к закату движется тысячелетие… И – что? Не считать же всерьез культовыми мальчиками «нанайцев» вкупе с интернациональными Иванушками, а культовыми девочками «лицеисток»… Или – считать?

Похоже, мы все вернулись в предысторию, в эпоху «шаманидов», и единственной культовой фигурой, «героем нашего времени», является могучий напряженный фаллос, на который, как на кассовый чек, нанизаны долларовые бумажки самого значимого достоинства. Если, конечно, единичку с нуликами, даже прорисованную на хорошей бумаге, вообще можно считать достоинством.

– Вы крутите головой, как вентилятор!

Сначала я заметил ноги под коротеньким легким платьицем, поднял глаза на девушку: веснушки на носу, смеющиеся зеленые глаза, густые выгоревшие волосы уложены в «ренессансный» каскад. Красиво, добротно, хорошо!

– Меня предупредили, что вы легкомысленный, но не сказали насколько. Пригласите присесть?

– Приглашаю. – Энергичный жест рукой и кивок, больше похожий на движение только что разнузданного коняки, должны подтвердить мое недоуменное удивление.

Девушка присела, представилась:

– Настя Сударенкова. Лейтенант. – А в ее глазах плескалось столько солнца, что…

– Ну, тогда я, как водится, генерал. От инфантерии.

– Вас никак не примешь за пехотинца…

Ну надо же! Милая барышня не только представилась по званию, но еще и знает значение слова «инфантерия»! Поторопился я с эпитафией юному поколению!

– Олег Владимирович, не рассматривайте мои ноги так откровенно!

– Вас это отвлекает от несения службы, лейтенант Настя? – невинно поднимаю я брови. И уже догадываюсь, чьи это генеральские шутки! Сосредоточиваю взгляд на девичьих лодыжках, шепчу заговорщически: – Исключительно для конспирации… Шампанское вы пьете, лейтенант?

– Для конспирации?

– Для нее.

– Не в это время дня.

– Что для вас принести? Сок манго?

– Чтобы жизнь сразу – сахаром?

– Намек понял. Тогда грейпфрутовый?

– Лучше – лимонный. Но не сейчас. Сейчас нежно возьмите меня под руку и идем к машине: темно-синий «фолькс». Крутов нас ждет.

Девушка обаятельно улыбалась, слова произносила тихо и задушевно, словно завлекала меня в постель величиной с Сахару. И это правильно: случайные «уши», вроде девчонок-малолеток, реагируют не на смысл слов, а на тон, каким они сказаны, и если слова «боковым слухом» часто не улавливаются вовсе, то тон – всегда. И что они решат? Что к куцему мужичку подкатила шикарная телка «по договоренке», видать, от мужа гуляет, повлекла его в свою тачку, судя по прикиду, «разгонную», и отвалила с шиком.