Абсент - Фил Бейкер

Алкоголики всегда высоко ценили абсент, но вскоре он начал привлекать более широкий круг новообращенных, и его меняющийся образ стал оказывать особое воздействие на три новые группы: представителей богемы, женщин и, наконец, рабочий класс.

Английский писатель Х. П. Хью ярко живописует Зеленый час на Монмартре. Он, собственно, длится больше одного часа и, переходя в сумрачный мир богемы, может затянуться на всю ночь.

Когда наступает вечер, можно с изумлением увидеть, как полоски света постепенно выползают наружу по мере того, как улицы загораются одна за другой, и весь город выстраивается у ваших ног в огненные линии. Вращаются красные мельничные крылья Мулен-Руж, прожектор Эйфелевой башни касается Сакре-Кер и белит тысячелетнюю церковь Святого Петра. Когда тихие жители холма идут спать, просыпается другой Монмартр. Этот полуночный Монмартр — странный этюд в серых тонах, происходящее и происшедшее, происшедшее и происходящее. Художники, полные надежд, поэты, способные остро ощущать только какую-нибудь девицу, а бок о бок с ними — тревожные лица неопрятных женщин и мужчин с усталыми, бегающими глазами.

Воздух пропитан тяжелым, тошнотворным запахом. «Час абсента» на бульварах начинается примерно в полшестого и так же смутно заканчивается к половине восьмого, но на холме он не кончается никогда. Дело не в том, что это — прибежище пьяниц в каком-либо смысле, просто мертвенно-опаловый напиток длится дольше, чем любой другой, а цель Монмартра — как можно дольше задержаться на террасе кафе, наблюдая, как мир проходит мимо. Проведя час в действительно типичном, облюбованном представителями богемы месте, получаешь гуманитарное образование. Здесь нет беспечного веселья Латинского квартала, зато вы найдете мрачную насмешку над смертью и гибелью.

Между богемой и абсентом, самым мощным и, казалось бы, самым интеллектуальным напитком, почти сразу же родилось сильное влечение. У богемы всегда была мрачная и напряженная сторона, она была не кругом, а, скорее, стадией карьеры — порой безвестности начинающих писателей и художников, которые могли в один прекрасный день оказаться среди членов Французской Академии, а могли закончить дни в сумасшедшем доме, благотворительном приюте или морге. Для многих представителей богемы эта стадия продолжалась всю жизнь или вплоть до какого-нибудь происшествия. После того как Анри Мюрже, автор «Сцен из жизни богемы», умер в 1861 году в возрасте 39 лет, один из братьев Гонкур написал в их журнале:

Эта смерть поразила меня как смерть богемы, смерть от разложения. В ней соединились вся жизнь Мюрже и весь мир, который он изображал: оргии ночной работы, время бедности, за которым следовало время пиршеств, запущенный сифилис, взлеты и падения бездомности, ужины вместо обедов, стаканы абсента, приносящие утешение после ломбарда, словом — все, что выматывает человека, сжигает и в конце концов убивает…

Абсент, несомненно, был профессиональным напитком интеллектуалов и начинающих художников и поэтов. Флобер говорил о литературной жизни того времени:

Быть драматургом — не искусство, а профессиональный трюк, и я сумел ухватить его у одного из тех, кто им владеет. Вот он. Прежде всего выпейте несколько стаканов абсента в «Cafe du Cirque». Затем говорите о любой пьесе: «Неплохо, но нужно сократить», или «Игры, игры не хватает».

Самое главное, говорит Флобер, ни в коем случае не сочинять самому: «Как только вы напишете пьесу… вам конец».

Дает Флобер и приятную светскую формулу парижских клише об абсенте в своем «Лексиконе прописных истин»:

Абсент: Чрезвычайно сильный яд. Один стакан и вы мертвы. Журналисты пьют его, когда пишут свои статьи. Он убил больше солдат, чем бедуины. От него погибнет французская армия.

Несомненно, некоторые журналисты действительно пили его, когда писали статьи.

Абсент называли «Зеленой (или Зеленоглазой) музой». Считалось, что он гений для бездарностей, но гибель для истинного гения. Множество французских карикатур той поры обыгрывают клише «абсент как источник вдохновения» (как часто случается с карикатурами XIX века, смешных — очень мало). «Поразительно! — гласит подпись под одной из них. — Я выпил уже четыре абсента, но еще не написал ни катрена… Гарсон! Абсент!» Другая карикатура изображает славного монмартрского поэта «Вер-де-Гри» [43], который приходит в кафе с маленькой картонной рамкой в поиске прекрасных наитий. Он ставит рамку перед стаканом абсента и наливает в абсент воду, веря, что перед ним бурлит Ниагарский водопад. Другой сатирический рисунок рассказывает грустную историю «Декадента», который ходит в кафе лишь для того, чтобы изучать нравы для книги, которую пишет уже десять лет. К сожалению, ему не удается выпить пятнадцать стаканов абсента и остаться трезвым, а потому на следующий день он абсолютно ничего не помнит, и приходится ходить в кафе каждый вечер. Самый грустный карикатурный образ — растрепанный художник, у которого на седьмом стакане абсента кончились деньги, а он знает, что вдохновение приходит после восьмого.

Глава 7. Перед запретом

Среди других, обычно мрачных, описаний богемной жизни в журналах братьев Гонкур есть особенно неприятные рассказы о злоупотреблении абсентом. Леон Доде рассказал Гонкурам о своей любовнице Мари Риэ, по прозвищу «Chien Vert» («Зеленая собака»), которая стала прототипом Сафо в одноименном романе Доде. Доде, пишет Гонкур,

…говорил о Зеленой собаке и о своем романе с этой сумасшедшей, безумной, слабоумной женщиной… безумном романе, пропитанном абсентом, которому несколько сцен с ножом, чьи следы он показал на своей руке, придавали время от времени драматические штрихи.

В журналах Гонкуров часто упоминались разные напитки — вино, пиво, шампанское, но упоминания абсента были сугубо мрачными, как в описании отеля «Абсент», когда-то респектабельной гостиницы, прежде называвшейся «Chateau Rouge»:

…которая стала грязной ночлежкой, где даже комнату любовницы Генриха IV превратили в «Морг» — туда приносят пьяниц и складывают друг на друга в несколько слоев, чтобы позже выбросить в канаву. Владелец, великан в кроваво-красной фуфайке, всегда держит под рукой пару дубинок и арсенал револьверов. В этой гостинице можно встретить странных, обнищавших мужчин и женщин, скажем — старую светскую даму, которая «употребляет» в день двадцать один стакан абсента — ужасного абсента, окрашенного сульфатом цинка…

История этой дамы становится еще страшнее: мы узнаем, что ее сын, почтенный адвокат, не сумел излечить ее от пристрастия к абсенту и покончил с собой от отчаяния и позора [44]. Не менее жуток и зловещий, леденящий кровь отрывок из журнала братьев Гонкур 1859 года:

Моя любовница лежала рядом со мной, мертвецки пьяная от абсента. Я накачал ее, и она спала. Спала и говорила во сне. Я слушал, затаив дыхание… Ее странный голос будил во мне необычное чувство, близкое к страху, этот голос, непроизвольно пробивавшийся в неуправляемой речи, этот медленный голос сна — с интонациями, акцентом, желчностью голосов бульварной драмы. Вначале, понемногу, от слова к слову и от воспоминания к воспоминанию, она вглядывалась, будто глазами памяти, в свою ушедшую юность, видя, как под ее неподвижным взглядом из темноты, в которой дремало ее прошлое, появляются предметы и лица: «О да, он меня любил!.. Да… говорили, что у его матери такой самый взгляд… У него были светлые волосы… Но из этого ничего бы не вышло… Мы были бы теперь богаты, правда?.. Если бы только мой отец не сделал этого… Что ж, ничего не попишешь… хотя мне не хочется так говорить…»

Я испытывал смутный ужас, склоняясь над этим телом, в котором угасло все, кроме животной жизни, и слушая, как возвращается ее прошлое, словно призрак, вновь приходящий в заброшенный дом. А потом ее тайны, которые вот-вот появятся, неожиданно прервались, и эта загадка неосознанной мысли, этот голос в темной спальне пугали меня, как тело, одержимое наваждением…

Париж конца XIX века был наводнен разными дурманящими веществами. Клубника в эфире была модным десертом, а среди светских дам был в моде морфин, лучшие ювелиры продавали серебряные и позолоченные шприцы. Александр Дюма сокрушался, что морфин быстро становится «женским абсентом». Это яркое, но не совсем точное сравнение; настоящим женским абсентом был абсент.

Анри Балеста пишет о женщинах, пьющих абсент, уже в 1860 году. По его словам, они подхватили эту привычку, как болезнь: «Абсентомания, в сущности, заразна, от мужчин она передается женщинам. Из-за нас теперь появились и absintheuses [45]». Кроме того, женщины пьют абсент с вызовом. Посмотрите на бульвары, говорит Балеста, и вы увидите, что любительницы абсента так же надменны, как и любители.