Былины. Исторические песни. Баллады - Сборник

А во тот во славный Киев-град,

Да ко славному ко князю ко Владимиру.

Привели его в палату белокаменну,

Да ко славному ко князю ко Владимиру.

То Владимир-князь да стольнокиевский

Он берет собаку за белы руки

И садил его за столики дубовые,

Кормил его ествушкой сахарнею

Да поил-то питьицем медвяныим.

Говорил ему собака Калин-царь да таковы слова:

«Ай же ты, Владимир-князь да стольнокиевский!

Не сруби-тко мне да буйной головы.

Мы напишем промеж собой записи великие:

Буду тебе платить дани век и по веку

А тебе-то, князю я Владимиру!»

А тут той старинке и славу поют, А по тыих мест старинка и покончилась.

Бой Ильи Муромца с сыном

Кабы жили на заставы богатыри,

Недалеко от города – за двенадцать верст,

Кабы жили они да тут пятнадцать лет;

Кабы тридцать-то их было да со богатырем;

Не видали ни конного, ни пешего,

Ни прохожего они тут, ни проезжего,

Да ни серый тут волк не прорыскивал,

Ни ясен сокол не пролетывал,

Да нерусской богатырь не проезживал.

Кабы тридцать-то было богатырей со богатырем:

Атаманом-то – стар казак Илья Муромец,

Илья Муромец да сын Иванович;

Податаманьем Самсон да Колыбанович,

Да Добрыня-то Микитич жил во писарях,

Да Алеша-то Попович жил во поварах,

Да и Мишка Торопанишко жил во конюхах;

Да и жил тут Василей сын Буслаевич,

Да и жил тут Васенька Игнатьевич,

Да и жил тут Дюк да сын Степанович,

Да и жил тут Пермя да сын Васильевич,

Да и жил Радивон да Превысокие,

Да и жил тут Потанюшка Хроменькой;

Затем Потык Михайло сын Иванович,

Затем жил тут Дунай да сын Иванович,

Да и был тут Чурило, млады Пленкович,

Да и был тут Скопин сын Иванович,

Тут и жили два брата, два родимые,

Да Лука, Да Матвей – Дети Петровые…[10]

На зачине-то была светла деничка,

На зори-то тут было да нонче на утренной,

На восходе то было да красна солнышка;

Тут ставаёт старой да Илья Муромец,

Илья Муромец ставаёт да сын Иванович,

Умывается он да ключевой водой,

Утирается он да белым полотном,

И ставаёт да он нонь пред Господом,

А молится он да Господу Богу,

А крест-от кладет да по писанному,

А поклон-от ведет да как ведь водится,

А молитву творит полну Исусову;

Сам надёрнул сапожки да на босу ногу,

Да и кунью шубейку на одно плечо,

Да и пухов-де колпак да на одно ухо.

Да и брал он нынь трубочку подзорную,

Да и выходит старой да вон на улицу,

Да и зрел он, смотрел на все стороны,

Да и смотрел он под сторону восточную, -

Да и стоит-то-де наш там стольнё-Киев-град;

Да и смотрел он под сторону под летную, -

Да стоят там луга да там зелёныи

Да глядел он под сторону под западну, -

Да стоят там да лесы тёмныи;

Да смотрел он под сторону под северну, -

Да стоят-то-де наше да синё морё, -

Да и стоит-то-де наше там чисто полё,

Сорочинско-де славно наше Кулигово;

В копоти то там, в тумане, не знай, зверь бежит,

Не знай, зверь там бежит, не знай, сокол летит,

Да Буян ле славный остров там шатается,

Да Саратовы ле горы да знаменуются,

А богатырь ле там едет да потешается:

Попереди то его бежит серый волк,

Позади-то его бежит черный выжлок;

На правом-то плече, знать, воробей сидит,

На левом-то плече, да знать, белой кречет,

Во левой-то руке да держит тугой лук,

Во правой-то руке стрелу калёную,

Да калёную стрелочку, перёную;

Не того же орла да сизокрылого,

Да того же орла да сизокамского,

Не того же орла, что на дубу сидит,

Да того же орла, который на синём мори,

Да гнездо-то он вьет да на серой камень.

Да подверх богатырь стрелочку подстреливат,

Да и на пол он стрелочку не ураниват,

На полёте он стрелочку подхватыват.

Подъезжает он ныне ко белу шатру,

Да и пишет нонь сам да скору грамотку;

Да подмётывает ерлык, да скору грамотку;

На правом-то колене держит бумажечку,

На левом то колене держит чернильницу,

Во правой-то руке держит перышко,

Сам пишет ерлык, да скору грамотку,

Да к тому же шатру да белобархатному.

Да берет-то стар казак Илья Муромец,

Да и то у него тут написано,

Да и то у него тут напечатано:

«Да и еду я нонь да во стольнёй Киев-град,

Я грометь-штурмовать да в стольнё-Киев-град,

Я соборны больши церквы я на дым спущу,

Я царевы больши кабаки на огни сожгу,

Я печатны больши книги да во грязи стопчу,

Чудны образы-иконы на поплав воды,

Самого я князя да в котле сварю,

Да саму я княгиню да за себя возьму».

Да заходит тут стар тут во белой шатёр:

«Ох вы ой есь вы, дружинушка хоробрая,

Вы, хоробрая дружина да заговорная!

Уж вам долго ле спать, да нынь пора ставать.

Выходил я, старой, вон на улицу,

Да и зрел я, смотрел на все стороны,

Да смотрел я под сторону восточную, -

Да и стоит-то де наш там стольнё-Киев-град…[11]

Тут скакали нынь все русские богатыри.

Говорит-то-де стар казак Илья Муромец:

«Да кого же нам послать нынь за богатырём?

Да послать нам Самсона да Колыбанова, -

Да и тот ведь он роду-то сонливого,

За невид потерят свою буйну голову;

Да послать нам Дуная сына Иванова, -

Да и тот он ведь роду-то заплывчива,

За невид потерят свою буйну голову;

Да послать нам Олешеньку Поповича, -

Да и тот он ведь роду-то хвастливого,

Потеряет свою буйну голову;

Да послать-то нам ведь Мишку да Торопанишка, -

Да и тот он ведь роду торопливого,

Потеряет свою буйну голову;

Да послать-то нам два брата, два родимыя,

Да Луку де, Матвея – детей Петровичей, -

Да такого они роду-то ведь вольнёго,

Они вольнего роду-то, смирёного,

Потеряют свои да буйны головы;

Да послать-то нам Добрынюшку Микитича, -

Да я тот он ведь роду он ведь вежлива,

Он вежлива роду-то, очестлива,

Да умеет со молодцем соехаться,

Да умеет он со молодцем разъехаться,

Да имеет он ведь молодцу и честь воздать».

Да учуло тут ведь ухо богатырскоё,

Да завидело око да молодецкоё,

Да и стал тут Добрынюшка сряжатися,

Да и стал тут Добрынюшка сподоблятися;

Побежал нынь Добрыня на конюшен двор,

Да и брал он коня да всё семи цепей,

Да семи он цепей да семи розвезей;

Да и клал на коня да плотны плотнички,

Да на плотнички клал да мягки войлочки,

Да на войлочки седелышко черкальскоё,

Да двенадцать он вяжет подпруг шелковых,

Да тринадцату вяжет чересхребётную,

Через ту же он степь да лошадиную,

Да не ради басы да молодецкоей,

Ради крепости вяжет богатырскоей.

Тут он приснял он-де шапочку курчавую,

Он простился со всеми русскима богатырьми,

Да не видно поездки да молодецкоей,

Только видно, как Добрыня на коня скочил,

На коня он скочил да в стремена ступил,

Стремена те ступил да он коня стегнул;

Хоробра была поездка да молодецкая,

Хороша была побежка лошадиная,

Во чистом-то поле видно – курева стоит,

У коня из ушей да дым столбом валит,

Да из глаз у коня искры сыплются,

Из ноздрей у коня пламя мечется,

Да и сива де грива да расстилается,

Да и хвост-то трубой да завивается.

Наезжает богатырь на чистом поли,

Заревел тут Добрыня да во первой након:

«Уж я верной богатырь, – дак нынь напуск держу,

Ты неверной богатырь, – дак поворот даешь».

А и едёт татарин, да не оглянется.

Заревел-то Добрынюшка во второй након:

«Уж я верной богатырь, – дак нынь напуск держу,

Ты неверной богатырь, – дак поворот даешь».

А и едёт татарин, да не оглянется.

Да и тут-де Добрынюшка ругаться стал:

«Уж ты, гадина, едешь, да перегадина!

Ты сорока, ты летишь, да белобокая,

Да ворона, ты летишь, да пустоперая,

Пустопера ворона, да по загуменью!

Не воротишь на заставу каравульную,

Ты уж нас, молодцов, видно, ничем считашь?»

А и тут-де татарин да поворот даёт,

Да снимал он Добрыньку да со добра коня,

Да и дал он на… по отяпышу,

Да прибавил на… по алябышу,

Посадил он назад его на добра коня:

«Да поедь ты, скажи стару казаку, -

Кабы что-де старой тобой заменяется?

Самому ему со мной еще делать нечего».

Да поехал Добрыня, да едва жив сидит.

Тут едёт Добрынюшка Никитьевич

Да к тому же к своему да ко белу шатру,

Да встречает его да нынче стар казак,

Кабы стар-де казак да Илья Муромец:

«Ох ты ой еси, Добрынюшка Никитич блад!

Уж ты что же ты едешь не по-старому,

Не по-старому ты едешь да не по-прежному?

Повеся ты дёржишь да буйну голову,

Потопя ты держишь да очи ясныи».

Говорит-то Добрынюшка Никитич блад:

«Наезжал я татарина на чистом поли,

Заревел я ему да ровно два раза,

Да и едёт татарин, да не оглянется;

Кабы тут-де-ка я ровно ругаться стал.

Да и тут-де татарин да поворот дает,

Да сымал он меня да со добра коня,

Да и дал он на… да по отяпышу,

Да прибавил он еще он по алябышу,

Да и сам он говорит да таковы речи: