Дом окнами на луг и звёзды - Ирина Глебова

Глава 12

– Даша, помнишь Степана Илларионовича? – спросил папа.

– Конечно, – сразу ответила она. – Это старенький художник. У него такие красивые картины о море, о воинах-богатырях, о святых.

Сергей засмеялся: дочка сразу вычленила главные темы творчества его старого наставника.

– Он заболел и лежит в больнице. Давайте поедем все вместе его навестим?

– Можно я возьму альбом, покажу ему свои рисунки? – спросила Даша.

– Отличная мысль.

– А я подарю ему свою лошадку, – предложила Аринка.

Она как раз на днях вылепила из глины фигурку, обожгла в печи, раскрасила специальными красками. Получилась очень симпатичная радужная лошадка.

– Вы у меня умницы, – похвалил Сергей. – Старик будет очень рад.

Три дня назад он был в Союзе художников и узнал о болезни Степана Илларионовича. Это был тот человек, который возглавлял городской Союз много лет, который первым оценил способности молодого Лугреньева, поддержал его, выделил жильё. Сергей с Машей, а потом и с дочками не раз бывали у него в мастерской. Старику было за восемьдесят, но он каждый день, в любую погоду шёл в свою мастерскую, взбирался на четвёртый этаж и подолгу работал. Сергей восхищался им, а тот пожимал плечами: «Фронтовая закалка». И добавлял: «Не могу не рисовать, это моя жизнь. Перестану – умру».

Ещё накануне Сергей купил в Ужовке домашнего творога, сметаны, масла, вишен. После завтрака они всей семьёй сели в машину и покатили в город. Выворачивая с грунтовой на трассу, Сергей говорил:

– У Степана Илларионовича два сына, внуки большие, да и льготы у него, как у ветерана войны и заслуженного художника. Но всё же я прихватил деньги: мало ли… Вдруг какое-нибудь особое дорогое лекарство нужно.

Впереди по обочине медленно передвигалась фигура женщины с сумкой, видимо тяжёлой. Сергей узнал:

– Смотри-ка, это, Машенька, твоя обидчица, Сазониха. Наверное, опоздала на автобус, идёт к перекрёстку, на маршрутку. Не пора ли наладить добрососедские отношения с нашей, возможно, родственницей? Подвезём её?

– Я не против.

Маша сидела с девочками на заднем сидении, рядом с Сергеем место пустовало. Чуть обогнав женщину и притормозив, Сергей наклонился к открытому окну, поздоровался весело:

– Олимпиада Петровна, доброе утро!

«Надо же, – подумала Маша, – он и имя её знает!» А муж продолжал:

– Вы в город? Нам по пути. Прошу, садитесь.

И распахнул дверцу.

Женщина остановилась от неожиданности, слегка наклонилась, заглянув в машину. Похоже, она не сразу поняла, кто это. Потом узнала, и на лице её появилось выражение растерянности. Сергей повторил ещё раз:

– Садитесь.

Она как будто даже сделала движение вперёд, но в это время Аринка звонко спросила:

– Мама, это та самая Баба Яга?

Сазониха отшатнулась и быстро пошла вперёд, отступив подальше от обочины и упрямо сжав губы. Она не проронила ни слова, не оборачивалась.

– Не сядет… – с сожалением протянул Сергей, обгоняя её.

– Зачем ты так назвала её? – сердито спросила Даша сестру, которая, как ни в чём не бывало, стояла коленями на сидении и смотрела в заднее окно на быстро исчезающий силуэт «Бабы Яги».

– Не ругай её, – повинилась красная от смущения Маша. – Это я так сказала недавно, а Ариночка только повторила. Я большая, мне надо было думать. А она маленькая…

– Неправильно так называть. – Теперь Даша с упрёком смотрела на маму. – Эта бабушка хорошая. У неё живёт её внук, он сирота и не умеет разговаривать. Немой мальчик, Юра, такой, как я. Она его любит и сама о нём заботится.

– Я не знала об этом, доченька… – Маше было стыдно, но сработал и инстинкт самозащиты. – Но она тоже меня обидела и обозвала, ни за что, ни про что!

– Ладно, девочки, – успокоил их всех Сергей. – Что случилось, то случилось. Будем исправлять ситуацию, обещаю.

«Вот, значит, как они меня называют! Баба Яга! Буржуи проклятые!..» Олимпиада Петровна шла устремлено вперёд, не замечая ничего. Даже обогнавшую её и скрывшуюся машину. Пелена обиды и злости застилала глаза. На несколько минут она даже перестала неотрывно думать о своём деле.

А направлялась она в город с целью, которая может оказаться недостижимой. Но ей так хотелось верить – всё получится. Она убедила себя в этом: ну что тут сложного, взять справку в паспортном столе жилого дома. Дома, в котором была когда-то её квартира, потом в этой квартире жил сын, родился внук и был там прописан…

Лето ведь уже перевалило через середину, не успеешь оглянуться – и сентябрь. Юру надо будет записывать в школу. Даже если бы она не хотела этого делать – а она хочет, обязательно хочет, чтоб мальчик учился! – школьное начальство само всполошится: как же так, один мальчик в посёлке не ходит на занятия. А как Юрочку запишешь, если у него никаких документов? Сначала она думала: скажу, что все документы задевала куда-то сожительница-пропойца, сама сгинула, где их искать… Но почти тут же Олимпиада Петровна представила: школа станет делать запрос в городское РОНО, там сообщат, что мальчик жил в детдоме, был усыновлён… Нет, этого нельзя делать! И тогда она разработала целый план. Она пойдёт в жилищно-коммунальную контору своего бывшего дома, расскажет там ту же историю о потере документов, попросит выписку из домовой книги, где будет сказано: её внук был там прописан столько-то лет. Для такой выписки будет достаточно предъявить свой паспорт. А если повезёт, то в паспортном столе ещё окажется та работница, которая и её, Сазонову, помнит.

Так Олимпиада Петровна убедила саму себя: всё должно получиться! В подарок паспортистке, которая, как она очень надеялась, выпишет ей справку, женщина приготовила деревенских продуктов: купила у соседки творог, масло, собрала в огороде молоденьких огурчиков. Эту справку она предъявит в школе – все-таки официальный документ, где будут указаны Юрочкины данные. Скажет, что документы мальчика скоро привезёт его мачеха – мол, та уехала на заработки, увезла. Юра станет ходить в школу, время пройдёт, глядишь, там и забудут, что документов настоящих нет…

Нет, о том, что всё может выйти не так, Сазониха даже думать не хотела. Обязательно получится, надо ехать! Но утром она замешкалась, Юрочка так сладко спал, будить было жалко. А потом надо было приготовить ему завтрак, наказать далеко не убегать, в драки-споры не вступать… Вот и опоздала на автобус. Да ничего, пошла к развилке на маршрутку из Выселок.

Когда автомобиль около неё остановился и её окликнули, она не сразу поняла кто это. Заглянула, узнала. У молодого мужчины такой был простой и доброжелательный голос, что она заколебалась. А с заднего сидения на неё смотрела девочка, возрастом ровесница Юры. От взгляда её тёмных огромных глаз женщине стало так тепло и славно, что она уже почти собралась сказать «Спасибо» и сесть в машину. Но тут другая девочка, маленькая, звонко закричала… Словно ударила её кулачком в грудь. И она отшатнулась, сжала зубы и пошла молча пешком.

Понятно, что маленькая насмешница не сама придумала обидное прозвище, повторила за старшими. Ну да, вспомнила Сазониха, на днях она резко одёрнула эту молодую женщину из машины – мать девочек. И правильно: богачи, буржуи, а туда же – в сельском магазине в очереди за мёдом стоит! Как будто им не могут привезти этого мёда прямо домой – хоть даже из другой страны. А тут из-за неё может какой-нибудь местной семье не хватить, не достаться. А та, небось, разобиделась, в свой дворец за прудом пришла и обзываться стала…

Несмотря на то, что, вспоминая, Олимпиада Петровна сама себя распаляла, пыталась вызвать былую злость, почему-то не получалось. И даже пробилось, стало давить на сердце другое чувство… Раскаяние, что ли? Вот чего она тогда, в магазине, прицепилась к женщине? Та стояла скромно, терпеливо, двое детей у неё, что же не принести медку… Всех в деревне против себя настроила, со всеми поссорилась, теперь вот и эти люди Бабой Ягой называют.

Сазониха сама себя одёрнула: что это она расчувствовалась, себя ругает… Но ответ знала. Всё время словно видела огромные глаза старшей девочки, до сих пор почти физически ощущала доброту её взгляда и – вот же странно! – глубинное понимание.

– Давайте помогу, бабуля! Тяжёлая сумка, небось?

Сазониха не заметила, как её нагнал мужчина и уже потянул ручки её сумки. Добавил со смехом:

– Не боись, не украду!

Молодой ещё, лет тридцати пяти, как сын её покойный. Крепкий, одет по-спортивному.

– Чего мне бояться, – пожала она плечами, отдавая сумку. – Денег там нет, а продукты…

– Да какой-нибудь бомж и на продукты позарится, – ответил попутчик. И, словно подтверждая, что в самом деле попутчик, спросил: – Вам на маршрутку? Ну и я туда же. Донесу.

Он приноровился к её небыстрому шагу, но идти медленно ему было скучно, а может просто словоохотливый человек оказался. Стал рассказывать:

– Я вот тут где-нибудь дом хочу купить, в деревне. Можно и старый, снесу и построю свой. В Выселках или в той, что у пруда… Как её?..