Архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий) - Михаил Иванович Одинцов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Спасать главврача бросился его друг М. И. Слоним. Он пробился к «хозяину» Туркестана, председателю Совнаркома Туркестанской Советской республики Я. Э. Рудзутаку (1887–1938), и почтительно разъяснил, что арест выдающегося хирурга, ученого и педагога Войно-Ясенецкого навредит прежде всего рабоче-крестьянской республике, ее медицине и науке. Рудзутак недовольно высказался в том смысле, что нельзя превращать операционную «не то в православную часовню, не то в молельный дом старообрядцев», но милостиво обещал пока профессора не арестовывать и «порекомендовал» врачам самим найти выход из «хирургического кризиса».
Однако, как это нередко бывает, в планы и намерения вмешалось непредвиденное обстоятельство. Один из крупных партийцев привез в больницу свою больную жену, которая наотрез отказалась от услуг всех хирургов, кроме Войно-Ясенецкого. Вызвали хирурга в приемную, он подтвердил, что по своим религиозным убеждениям не войдет в операционную, пока не вернут на место икону. Партиец дал честное слово, что завтра икону вернут, врач посчитал это достаточным и прооперировал женщину, которая в дальнейшем полностью выздоровела. На следующий день икона висела на месте.
Осенью 1920 года в Ташкенте состоялся съезд духовенства и мирян, на котором обсуждалось положение в Ташкентской епархии, возглавлявшейся на тот момент епископом Ташкентским Иннокентием (Пустынским). Войно-Ясенецкий активно выступал, и выступление его произвело на слушателей сильное впечатление. По окончании собрания к нему подошел владыка Иннокентий. Он взял под руку Валентина Феликсовича, они отошли от участников и, прохаживаясь вокруг храма, повели разговор:
– Вы очень хорошо говорили… Видна искренняя ваша озабоченность нынешними событиями.
– Мне невозможно принять ту политику, что власть ведет по отношению к православию.
– Да… нам надо сплачиваться. – Помолчав, Иннокентий неожиданно добавил: – Доктор, вам надо быть священником!
Эти слова несказанно удивили Войно-Ясенецкого, который никогда не имел и мысли о священстве. И вместе с тем он воспринял слова, прозвучавшие из уст архиерея, как Божий призыв, и, ни минуты не размышляя, ответил:
– Хорошо, владыка! Буду священником, если это угодно Богу!
Чуть позже Валентин Феликсович счел необходимым сообщить владыке о том, что в его доме живет операционная сестра Велецкая, которую он, по явному чудесному повелению Божию, ввел в дом «матерью, радующеюся о детях», а священник не может жить в одном доме с чужой женщиной. Но владыка посчитал, что этот факт не может помешать рукоположению, добавив, что он не сомневается в верности будущего священника седьмой заповеди («не прелюбодействуй»).
Вопрос о рукоположении был решен очень быстро. В ближайшее февральское воскресенье, при чтении часов, доктор Ясенецкий в сопровождении двух диаконов, вышел в чужом подряснике к стоявшему на кафедре архиерею и был посвящен им в чтеца, певца и иподиакона, а во время литургии – в сан диакона. Через неделю, в праздник Сретения Господня, он был рукоположен во иерея и назначен младшим священником Успенского кафедрального собора. В воскресные дни он служил с архиепископом Иннокентием, а после вечерни проводил долгие беседы на различные богословские темы.
Спустя несколько дней отец Валентин появился в больничном коридоре, в рясе священника, с большим крестом на груди. Высокий, худощавый, очень прямой, «как военный», вспоминали очевидцы тех лет. Он прошагал в кабинет, снял рясу и в халате прошел в предоперационную мыть руки. Был профессор рыжевато-рус, с небольшой бородкой, светло-серые глава смотрели строго и отрешенно. Никто в отделении не посмел задать ему вопросы, не имеющие отношения к больничным делам. И сам он не спешил объясняться. Только ассистенту, который обратился к нему по имени-отчеству, ответил глуховатым, спокойным голосом: «Валентина Феликсовича больше нет, а есть священник, отец Валентин».
Принятие профессором священного сана произвело сенсацию в городе и было принято в штыки почти всеми сотрудниками медицинского факультета. Некоторые из них демонстративно продолжали называть его по имени-отчеству. Студентки дерзали «обличать» хирурга-священника, а он только снисходительно улыбался в ответ.
Теперь отец Валентин совмещал священническое служение с чтением лекций на медицинском факультете Ташкентского университета, где он возглавлял кафедру топографической анатомии и оперативной хирургии. Слушать их приходили во множестве и студенты других курсов. Лекции он читал в рясе с крестом на груди: в то время это еще было возможно. Одновременно он оставался главным врачом городской больницы, ежедневно проводя операции. При этом продолжал исследования на трупах в больничном морге. Туда ежедневно привозили повозки, горою нагруженные трупами беженцев из Поволжья, где свирепствовали тяжелый голод и эпидемии заразных болезней. Работу на этом «материале» врач начинал с собственноручной очистки его от вшей и нечистот. Многие из проведенных тогда исследований легли в основу его будущей книги «Очерки гнойной хирургии». Вместе с тем был и другой «результат» его работы в морге – заражение возвратным тифом в очень тяжелой форме.
Преосвященный Иннокентий, редко проповедовавший, назначил отца Валентина четвертым священником собора и поручил ему все дело проповеди. При этом он повторил слова апостола Павла: «Ваше дело не крестити, а благовестити» (1 Кор. 1:17).
Кроме проповеди при богослужениях, совершаемых преосвященным Иннокентием, отец Валентин проводил каждый воскресный день после вечерни в соборе долгие беседы на важные и трудные богословские темы, привлекавшие много слушателей. Целый цикл этих бесед был посвящен критике материализма. К проповедям следовало готовиться, и это требовало времени. Не имея духовного образования, молодой священник спешно изучал богословие. Один из слушателей его бесед – верующий букинист, стал приносить ему богословские книг. Скоро у него образовалась порядочная библиотека.
Святейший патриарх Тихон, узнав о том, что профессор Войно-Ясенецкий стал священником, благословил его продолжать заниматься хирургией, и он по-прежнему оперировал каждый день и даже по ночам в больнице.
Летом 1921 года в Ташкент из Бухары привезли партию раненых красноармейцев. В пути караван провел несколько суток. За это время при азиатской жаре под повязками у многих пострадавших появились личинки мух. Раненых доставили поздним вечером в клинику врача-хирурга П. П. Ситковского (1882–1933). Рабочий день кончился, врачи разошлись. Поэтому дежурный врач сделал перевязки тяжело раненным, состояние которых вызывало опасение. Остальных раненых только перебинтовали, дали им первоочередные лекарства. На утро были спланированы необходимые мероприятия для радикальной обработки. Но уже к вечеру по городу кто-то пустил слух о вредителях-врачах, которые гноят красноармейцев, у которых раны кишат червями. Чрезвычайная следственная комиссия ЧК приступила
