Как он был от нас далёк - Ярослав Веров

Засиделись до ужина. Асель принялась накрывать стол, Сергей Владимирович указал на нее вилкой и вопросил:

– Так вот, значит, как. Слово «робот», значит, в первом русском переводе звучит как «работарь»… Открытие, Танюша, открытие. А что ты думаешь про нашу Асель?

– Никакой она не робот! – возмутилась девушка. – Она же чувствует!

– Положим, чувствует она не так, как мы… А ты откуда знаешь?

– Да так. Одни умные люди рассказали. Кошка, может, тоже чувствует не так, как мы, или там, я не знаю, попугай…

Сергей Владимирович прищурился, подхватил с тарелки порцию жаркого и принялся задумчиво жевать, поглядывая на «ассистентку». Несомненно, ждал продолжения.

– Вот вы человек ученый, скажите, отказались люди от них, – Татьяна повела бровями в сторону беззвучно перемещающей блюда домработницы. – Перешли, так сказать, на новые, совершенные виды сервисов. А они? Их что – разобрали? Как трактор на запчасти?

– Ну… – ученый на минутку задумался. – Не совсем так. Тела – да, как вы, Таня, метко выразились, – на запчасти. А мыслеблоки слили с разумами Сумматоров. Спинтроника, знаете ли, всегда была весьма наукоемкой штукой.

– Ясно все с вами. А вы вот не сдали в утиль.

– Не я, а мой дед. Традиция, видите ли!

– Врете вы все, Сергей Владимирович! И не стыдно? Ученый – а врете!

– Танюша, вы прямо ясновидящая. Ничего-то от вас не утаишь. Традиция, конечно, тоже… Только вы же сами все поняли… про кошек и попугаев.

– А что Вадим не появляется? – сменила разговор девушка. – В лагере сидит?

Сергей Владимирович поперхнулся компотом, расхохотался, перемежая смех приступами кашля.

– Таня, у нас нет лагерей, тюрем, и системы наказаний как таковой тоже нет! Каждый человек сам себе судья. Вернее – его совесть. Вадим добровольно наказал себя временным отлучением от родного дома и живет в Техногоне.

Татьяна фыркнула.

– Тоже мне наказание. Да он об этом только и мечтал… Послушайте, как это – сам себя наказывает? А, к примеру, решит кто, что лучшее наказание ему – смерть? Ну, совесть так подскажет?

Карнаухов вновь сделался серьезен.

– Никто не вправе будет ему помешать. Наоборот, долг в том, чтобы помочь уйти безболезненно. Такие случаи были. Редко, но были.

– Чокнутые…

Татьяна медленно покачала в руке стакан, попрощалась и ушла к себе.

На нее, что называется, «накатило». Снова сделалось плохо в этом вроде бы уютном, но чуждом, бесконечно далеком от всего дорогого и понятного мире. Даже Сергей Владимирович… даже он, не такой, как все, и то… Таня вспомнила шумные толпы туристов, голую красавицу, немыслимую технику… Муравейник. Чужой, а потому бессмысленный муравейник. Остро захотелось поговорить с кем-то из «своих». А ведь у нее давно готов план… Где же Асель?

Домоправительница не замедлила явиться.

– Таня, желаете разобрать постель, подготовиться ко сну?

– Нет, Асель. Присядь, поболтаем. – Таня похлопала по кровати.

Гинедроид выполнила команду. Таня взяла Асель за руку. Мягкая, прохладная, шелковистая кожа. Идею искать пульс Таня сразу прогнала из головы. Асель же неожиданно взяла пальцы девушки в свои, и пальцы ее были не только крепкие, но и теплые.

– Прошу прощения, Таня, – подала голос красавица. – Мне кажется, что вам нехорошо.

– Глупости какие, – ответила Татьяна, но руки не убрала. – Это что, как его… оптимальное выполнение целевой функции?

– Совершенно верно, – согласилась Асель. – Вам плохо, вы нуждаетесь в помощи, я оптимально помогаю в пределах своих возможностей.

– Интересное дело… А если бы на твоем месте сидела подруга Зинка, это что? Как-то меняло бы?

– Совершенно никак, кроме иных физических принципов моего устройства.

– Погоди, погоди, – заерзала Таня. – Вот ты взяла меня за руку, мне стало, да, мне стало хорошо, и Зинка взяла бы, и тоже стало б хорошо, я знаю. А физические принципы разные. А что тогда – одинаковое? Что-то должно быть одинаковым!

– Должно быть, Таня. – Асель мягко улыбалась. – Но я не знаю, что именно.

– Разберемся! – решила Татьяна. – Я тебя зачем позвала… Ты ведь этим Сумматорам вроде как дальняя родня?

Асель непонимающе вскинула брови.

– Ну, физически, как ты говоришь.

– Да, Таня, в основу положен один физический принцип, а именно взаимодействия квантовой спутанности электронных спинов и сверхтекучей субэлектронной жидкости.

Таня аж шевелюру взлохматила, отгоняя морок будто и нерусских слов, чтобы в голове оставались только знакомые.

– Так ты в башку Сумматору залезть можешь?

Асель покачала головой.

– Ну, хоть поговорить? По-родственному?

– Прямой доступ невозможен. Прямой интерфейс невозможен. – И, видя недоумевающий взгляд Татьяны, добавила: – Это как если бы кошка захотела поговорить с человеком.

– Ну, кошка, предположим, много что может объяснить человеку. А что возможно?

– Опосредованный доступ через базы данных.

– Так что ж ты сразу! – Татьяна вскочила. – Есть базы на таких, как я? Вот бы мне поковыряться!

Асель застыла надолго. Что происходило в ее субэлектронных мозгах – неизвестно, наконец она тоже встала, чопорно произнесла:

– Татьяна, прошу подождать одну минуту.

И через минуту уже снова была в комнате с таким же, а может, и тем самым прибором, похожим на наушники, что надевал на голову за работой Карнаухов-старший.

Асель закрепила «наушники», более напоминавшие плоские рога, у Тани на голове и соткала из воздуха экран. Легкими пассами разогнала набежавшую рябь, появились строки символов. Отошла в сторонку и встала, сложив, по своему обыкновению, руки на животе.

Таня повертела головой. Ничего. Глянула на экран – в голове слегка зашумело, а незнакомые символы превратились в знакомые слова.

ПРОЕКТ «ЭВАКУАЦИЯ». БАЗОВЫЙ КАТАЛОГ. СДЕЛАЙТЕ ВХОД.

Откуда-то, наверное, из «наушников», она знала, что вход – движение наискось слева направо указательным и средним пальцами.

ОБЩИЙ СПИСОК ЭВАКУИРОВАННЫХ СОРТИРОВАТЬ ПО ЭПОХАМ/ВОЗРАСТНЫМ ГРУППАМ/СОЦИАЛЬНЫМ СТАТУСАМ/ПЕРВИЧНОЙ АДАПТАБЕЛЬНОСТИ/ТЕКУЩЕЙ АДАПТАЦИИ/СОСТОЯНИЮ ПСИХИКИ/СОСТОЯНИЮ ФИЗИКИ/ТЕКУЩЕМУ СТАТУСУ…

7

Таня погрузилась. Пальцы замелькали по экрану в сложных жестах, и если бы она могла видеть себя со стороны, то немало удивилась бы: она ничем не уступала Карнаухову в темпе работы.

Всего эвакуированных было двести двадцать три. Маловато за восемьдесят лет работы. Основные эпохи – конец девятнадцатого – первая половина двадцать первого века. Впрочем, значился некий Жакоб, крестьянин, 1429 год, Орлеан, возраст при эвакуации двадцать восемь, адаптабельность низкая, глубокий СЭВ, добровольный уход из жизни – пятый год эвакуации.