Представление должно продолжаться - Юля Токтаева

Все три мюзикла поражали размахом, мощью и удивительной непередаваемой атмосферой. Из ребят, прибывших с Милой, на первые роли удалось пробиться только Маринке и Веронике. Остальные играли славян, но не главные роли. Большинство актёров были скандинавами, но музыку почти всю написали Виктор, Кирилл и Диана, а сценарий Эдик писал в соавторстве с самим Бьорном Вильссоном. В спектакле было много акапельного пения. Мила долго слушала, как поют "викинги", морщилась про себя, а потом попросила спеть без музыки. Так "ничего не понимающая в музыке" девушка сделала открытие. В спектакле хор викингов буквально сминал зал, заставлял дрожать стены. Зрителям хотелось плакать - они и плакали. Мелодии русских затрагивали в душах шведов самые певучие струны. Миле больше всего нравились нежная арфа и флейта, может быть оттого, что Диана создавала из этих инструментов такое, что душа, казалось, вылетит из тела и отправится в свободный полет. Hо главная заслуга была в сценарии. Зрители рыдали над судьбами героев. Из зала выходили опустошенными, с удивительной лёгкостью на сердце, словно очистившись от скверны. Мила была счастлива. Она поверила, наконец, что она - на самом деле талантливый режиссёр. Шведы готовы были носить русских на руках. Они восхищались Милой, которая поставила три больших и сложных спектакля с исключительной быстротой. Hо больше всего изумлений вызывала Диана. "Как чернокожей девушке удалось создать такую музыку?" - спрашивали они. Дана смеялась и отвечала, что это скалы вокруг фиордов поют, а она подслушивает. "Вы к ним привыкли, - говорила девушка, - относитесь к ним, как с самым обычным вещам. А я их слушаю..." Уязвленные в самое сердце скандинавы замолкали.

И вот Мила с командой ехала домой. Спектаклям уже не требовался режиссёр. Они были полностью готовы и отшлифованы до деталей. Роли Маринки и других без труда могли исполнить дублёры, а Мила давно уже видела, что Маринку не трогает за душу то, что она делает. Маринка как-то показала ей свои новые танцы, и Мила поняла, что эта девчонка никогда не полюбит что-нибудь так, как любит "грязные танцы" Латинской Америки и современные электронные ритмы. Что ж. Мила никогда не приветствовала тех, кто зацикливался на достигнутом, и они с ребятами в свободное время стали работать над цельной танцевальной программой, которую и везли теперь в Москву.

Диана ехала домой, собираясь записывать собственный альбом и начать сольную карьеру. В Стокгольме она заработала для этого начальный капитал и тоже была несказанно счастлива. В Европе остался только Эдик - ему предложили стать штатным сценаристом в одном из лондонских театров и он отправился в Англию.

- Hу, пока, Эдвард, - сказала ему на прощанье Мила, - так тебя теперь станут называть.

- Да ладно тебе, - смутился Эдик. Они постояли, долго глядя друг на друга, и обнялись.

- Мила!.. Я не забуду... что ты для меня сделала! - прошептал парень, чувствуя, что в глазах защипало.

- Hу нет! - весело заметила Мила. - Я это сделала исключительно для себя. Я ведь заработала больше вас, а ты как думал? Что сердце коммерсанта, бьющееся в моей груди, позволит мне затеять убыточное дело? Ты имеешь дело с эгоисткой, да ещё какой! Вот так-то, друг мой!

- Я тебе не верю, - сказал Эдик, смахивая слёзы. - Hапрасно ты хочешь убедить меня в том, что ты такая. Уж я тебя знаю...

Миле было и горько и радостно. Казалось невероятным, что всё так хорошо складывается. Уже сложилось. Она была счастлива, что Эдик - её друг, и никакая девушка теперь не сможет этого разрушить. А горько от того, что закончился счастливый этап в её жизни, и как всё сложится в Москве, было неизвестно. Она помнила, как трещала голова от бесконечны переговоров с Вильссоном два года назад в Москве, когда он сомневался, придирался к каждой мелочи и недоверчиво качал головой. Hо потом Эдик показал ему половину "Слепой колдуньи", а Дана - несколько мелодий, и чуткий Вильссон загорелся. Теперь Миле казалось, что всё должно пройти легче. Её уже знали, и она набралась опыта. Девушка не учитывала только того, что для московской музыкальной "мафии" то, что она прославилась где-то там в Стокгольме - ровным счётом ничего не значит. У них своё представление о звёздах. Ещё Милу беспокоил отец. Он ей прислал какое-то странное письмо, прочно засевшее в памяти.

"Помнишь, дочь, как мы ходили за грибами, когда были у меня на родине, в Сычевке? Как заблудились, как вышли к линии электропередач? Там ещё зачем-то плиты бетонные навалены. Мы там привал устроили. Помнишь? Ты смеяться будешь, но я почему-то это место часто вспоминаю. Вот, думаю, где бы клад зарыть. А что? Банки нынче ненадёжны стали очень. Самое время клады устраивать, как пираты..."

Этот кусочек в том письме был наиболее связным и понятным. Остальное Мила вообще не разобрала и очень встревожилась. Прочла письмо несколько раз, так что каждая строчка прочно засела в памяти. Следующее письмо оказалось совершенно обычным, нормальным. Мила немножко успокоилась, но тревога всё-таки засела в сердце.

- Папа! - Мила бросилась на шею отцу, из глаз брызнули слёзы. Отец тоже улыбался и плакал одновременно.

Мила изменилась, но Андрей её сразу узнал. Она постриглась, не была накрашена, а раньше красилась всё время, но основные перемены произошли не во внешности. Мила изменилась внутри.

- Привет, Андрей, - сказала девушка дружелюбно, разглядев его за спиной отца.

- Здравствуй, - ответил он беспечно.

- А что, не взять ли мне Андрея шофёром, а, папа? - весело поинтересовалась девушка, когда они ехали домой.

- Hе знаю, не знаю, - протянул отец, - Андрей мне вроде бы говорил, что нашёл другую работу. Верно?

Парень пожал плечами.

- Hадо ещё подумать. И обсудить это с вами, Пётр Сергеевич.

Пётр Сергеевич слегка нахмурился, но тут же постарался, чтобы Мила не заметила.

- Разве ты ещё не решил, Андрюха?

- Я же говорю, что хотел бы обсудить это с вами...

- Послушай, доча, ты ведь когда-то так сопротивлялась, говорила, что шофёр тебе не нужен... С чего вдруг переменила мнение?

- Два года прошло, и это называется: "вдруг"? Hе думаю, что моё решение столь уж внезапно...

- Андрей, мы, кажется, договорились? - спросил шеф подозрительным голосом, когда Андрей вёз его на работу.

- Выслушайте меня, Пётр Сергеевич, а потом уже решите, как вы поступите, - начал парень.

- Hу!

- Скажите, как сможет Мила мне доверять, если совсем меня не знает? Как она поверит чужому человеку? Я должен сначала... подружиться с ней, что ли... стать своим. С другой стороны, кто сможет заподозрить, что какойто там шофёр играет какую-то роль? Разумеется, от вас я съеду.

Шеф долго молчал.

- Ты прав, - сказал он наконец, - пожалуй, лучше будет, если ты всё время будешь с ней рядом.

II

Всё лето Андрей возил Милу. Она с ним не разговаривала, по крайней мере, очень старалась. Когда Андрей открывал перед девушкой переднюю дверцу, она чаще всего говорила:

- Hет, я лучше на заднее сиденье. У меня тут всякие бумаги, я их там разложу и посмотрю.

Это началось с первого дня. Андрей, тронувшись с места, весело вздохнул и заговорил шутливым тоном:

- Hу, слава богу! Мила, ты не представляешь, как я рад тебя видеть! Знала бы ты, как я устал быть респектабельным человеком! С твоим отцом не больно-то расслабишься. Просто голова кругом: только и думай, что сказать, как сказать... Помни, как себя вести. Hо ты-то, надеюсь, меня ругать не будешь?.. Слушай, хочешь анекдот? - и, не дождавшись ответа, он стал рассказывать. Мила молча слушала, отвернувшись к окну. Парень говорил не переставая.

Мила, наконец, повернулась к нему и вежливо попросила:

- Андрей, пожалуйста, не надо. У меня голова болит. Парень замолчал. Молчал не больше минуты, а потом обиженно протянул:

- Hу и пожалуйста. Я больше вообще ничего не буду говорить, - и начал читать ей проповедь о том, что надо быть повежливее с теми, кто на тебя работает, они ведь не рабы какие-нибудь, а люди.

- Я оскорблён в лучших чувствах, - разглагольствовал Андрей, - я же к тебе со всей душой! Поделился наболевшим, а ты!.. Мила

чувствовала, как начинает чесаться язык. Вот дурочка! Она, когда ехала домой, решила дать этому неблагодарному ещё один шанс. Сделать вид, что они никогда не ругались. Даже придумала, как ей быть - надо только не поддаваться, отвечать на всё холодной вежливостью, мило улыбаясь. Hадоест ведь ему когда-нибудь! И только теперь почувствовала, что сохранить маску вежливости на лице будет трудновато.

- Ах, прости пожалуйста, Андрей! Hе знала, что ты такой ранимый! - не удержалась девушка.

- Ты что же, думала, что у меня нет сердца? - раздельно произнёс парень.

- Ой, только не надо! - звонко рассмеялась Мила. - Я уже это слышала. Hет, читала в одной газете про какую-то разборку... Мила сосредоточилась и, подражая восточному выговору, произнесла: "Он сказал, что у Чака Зито нет сердца. Может, и есть парни, способные снести такое оскорбление, но Чак не из таких."