Синий мир. (Сборник) - Джек Вэнс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ГЛАВА 7
Постепенно исчезли последние следы былой катастрофы, и плот Спокойствия обрел былую красоту и благоустроенность. На специальном плоте-костровище были сожжены последние остатки разгромленных хижин, пепел которых заботливо сохранялся для дальнейшего производства мыла, извести, огнеупорного кирпича, отделки тканей, гирь для ныряльщиков и для осветления лака. Тела погибших, после двухнедельного содержания в специальных коконах-саркофагах, где в течение этого времени особые червячки счищали плоть с костей, были просушены на дальнем конце плота, отведенном для этой цели. Из больших костей делались необходимые инструменты, остальные шли на изготовление извести. Это занятие являлось епархией Зазывал.
Из свежесрезанного тростника и камыша были сплетены новые хижины, а потом покрыты отлакированной рыбьей кожей, что делало их полностью неуязвимыми для сырости и самого сильного ливня и шторма. Новая губка была опущена на нитках в голубые воды лагуны, чтобы расти и обеспечивать урожай.
Маяк — самое крупное сооружение на плоту, строительство которого требовало наибольшего искусства, — был сооружен последним. Новая башня оказалась значительно выше прежней и была расположена ближе к лагуне. Она строилась новым способом, не так, как по традиции строились маяки. Мощные стебли тростника были пропущены сквозь отверстия в плоту, где прочно стягивались крепкими корнями. Кверху башня постепенно сужалась, сохраняя коническую форму.
Непривычные пропорции башни, тяжелые балки и непомерная длина вызвали много нареканий со стороны Старейшин. Иксон Мирекс обвинял Ролло Барнака, главного Лепилу, в отступлении от старинных традиций.
— Никогда еще не видел более нелепой башни! — возмущался он. — Зачем нужна такая каланча? У тебя шесты протягиваются под плотом чуть ли не настолько же, как и сверху, — зачем это?
— Это и придает ей устойчивость, — пояснил Ролло Барнак с хитрой усмешкой.
— С таким маленьким основанием будет достаточно крепкого порыва ветра, чтобы вся эта махина рухнула в лагуну.
— Вы уверены? — совершенно серьезным тоном спросил Ролло Барнак, отходя от башни в сторону, так, будто видел ее впервые, и словно прицениваясь к ней.
— Я, конечно, не Лепила, — продолжал Иксон Мирекс, — и мало понимаю в конструкциях, но это же очевидно! Да еще когда фонари с колпаками висят на перекрестьях! Подумай, насколько это неустойчиво!
— Чтобы придать башне устойчивость, мы предусмотрели специальные растяжки.
Арбитр в замешательстве покачал головой.
— Почему бы не строить, как заведено предками, расставив опоры по сторонам, как в шалаше? Слишком сложное у вас сооружение, на мой взгляд.
— Зато посмотрите, сколько мы сэкономили места на плоту, — обратил его внимание Ролло Барнак. — Разве это того не стоит?
Иксон Мирекс опять упрямо покачал головой, не желая признавать его правоту. Однако дальнейших возражений с его стороны не последовало.
Когда была воздвигнута верхняя часть башни и выставлен противовес балки, Иксон Мирекс снова явился посмотреть на конструкцию. Увидев придирчиво наблюдающего Арбитра, Ролло Барнак подошел к нему.
— Зачем вам такая массивная балка? Это же неразумно!
— Не беспокойтесь, у нас все рассчитано. Масса балки обеспечит меньшую вибрацию, и фонарщики смогут работать быстрее.
— А эти веревки зачем?
— Я же говорил — это растяжки. Они обеспечивают устойчивость.
— А как у вас крепятся опоры?! Просто привязаны веревками! Разве можно строить маячную башню таким легкомысленным образом?
— Мы надеемся, что она сможет служить для того, для чего она предназначена, а большего нам и не нужно.
И опять Арбитр Мирекс ушел, сокрушенно качая головой.
За все это время Царь-Краген ни разу не появился вблизи плота Спокойствия.
Между тем с башни Трашнека то и дело поступали сигналы о его появлении в округе: Крагена видели к югу от Санкстона, направляющимся на восток. Видимо, наладился на кормление к Народному Равенству, потом обжирал лагуны Парнаса, следующего плота в западном направлении. Потом пару дней о нем не было слышно.
Жизнь текла вполне нормально. Плот Спокойствия стал прежним местом, заслуживающим такого названия. Урожай губки был богатым, и башня, окруженная новоотстроенными хижинами, горделиво и величественно возвышалась над лагуной.
Больше всего времени заняло устройство кабины фонарщика. Три дня смолили лаком концы балки, обрабатывая их огнем, чтобы лак поскорее засох и затвердел. Затем ее подняли на вершину башни, с превеликой осторожностью установив на отведенном месте. Здесь она была добросовестно закреплена в предназначенных пазах, привязана и проклеена.
И снова Иксон Мирекс был недоволен.
— Башня стоит криво!
— Неужели? — откликнулся Ролло Барнак.
— Посмотри сам — с Трашнека наши сигналы будут видны не прямо, а под углом.
Ролло Барнак объяснил:
— Мы отдавали себе в этом отчет. Но на Трашнеке тоже собираются строить новую башню, и отведенное для нее место находится как раз напротив нашей.
Семм Войдервег тоже был недоволен:
— Такой уродливой башни я еще не видел. С таким длинным, нелепым противовесом и с такой узкой и неуютной кабинкой для фонарщика! Не маяк, а прямо подъемный кран!
Ролло Барнак терпеливо повторил свои доводы в защиту башни.
— Нас и так уже на других плотах считают отступниками и извращенцами! А с этой нелепой башней, торчащей над нашим плотом, они решат, что мы спятили!
— И, возможно, справедливо, — с усмешкой заметил Склар Хаст. — Зачем же вы остаетесь на этом плоту, где вам так не нравится?
— Не будем поминать того, что осталось в прошлом! — пробормотал Арбитр Мирекс. — Все это кажется дурным сном, словно и не случалось никогда.
— К сожалению, это случилось, — заметил Склар Хаст. — И Царь-Краген по-прежнему плавает в океане. Хоть бы он сдох сам собой — подавился бы губкой или обожрался бы и утонул!
Семм Войдервег смерил его взглядом:
— Что ты за человек? В тебе нет ни почтения к Крагену, ни уважения к окружающим!
На этом Сводник с Арбитром удалились. Склар Хаст посмотрел им вслед.
— Вот ведь ситуация! — пожаловался он Роджеру Келсо. — Мы не можем быть обычными, достойными гражданами плота; но не можем и открыто объявить о своих замыслах. Как меня утомило это увиливание, наполовину протест, наполовину согласие!
— Сейчас уже бесполезно жалеть, — ответил ему товарищ. — Мы сделали свой выбор уже давно, а сейчас осталось совсем немного до настоящего дела.
— А если у нас ничего не выйдет?
Роджер Келсо пожал плечами:
— Один к трем — вот реальный шанс нашего успеха. Все должно пройти настолько точно, нужно будет так вымерять каждую секунду, что излишний оптимизм здесь неуместен.
Склар Хаст сказал:
— Мы должны предупредить людей. Это самое меньшее, что мы можем сделать для них.
Ролл о Варнак и Роджер Келсо пытались протестовать, но безуспешно. Ранним вечером они созвали население плота, и Склар Хаст вкратце объяснил, что они собираются попробовать убить Царя-Крагена, и предложил всем, кто не чувствует в себе уверенности, покинуть плот Спокойствия.
Иксон Мирекс вскочил с места:
— Ты не можешь вовлекать в такие дела других! Так нельзя поступать, это я говорю как Арбитр!
Склар Хаст не отвечал. К Мирексу присоединился Войдервег:
— Я полностью согласен с уважаемым Арбитром! И позволь тебя спросить, каким это образом ты собираешься проводить в жизнь свои чудовищные замыслы?
— Мы собираемся скормить ему отравленную губку, — ответил ему Роджер Келсо. — Когда Краген съест ее, он разбухнет и потонет.
Склар Хаст отошел к краю плота и стал смотреть в океан. За его спиной некоторое время еще продолжались споры и дискуссии, но постепенно народ разошелся по домам.
Мэрил Рохан подошла к нему, и некоторое время они смотрели друг на друга в наступающих сумерках.
— В трудное время мы живем, — сказала она. — В древности это называлось смутой. Смута — это не просто мятеж; смута — это когда неясно, кто прав, кто виноват, и непонятно, чью сторону держать. Эпоха гражданских войн.
— Счастливый Золотой Век подошел к концу, — сказал Склар Хаст. — Эпоха Невинности кончилась. Ярость, ненависть и неразбериха ждут нас впереди. И мир уже никогда не станет таким, каким был прежде.
— Но ведь потом снова может возникнуть время мира, спокойствия и согласия?
Склар Хаст покачал головой.
— Сомневаюсь. Даже если Краген завтра утонет, нажравшись нашей губки, перемен все равно не миновать. Такое ощущение, что мы созрели для перемен, и теперь нам остается только идти вперед — или поворачивать вспять.
Мэрил ничего не ответила, погрузившись в задумчивость. Потом показала на маяк Трашнека.