Украиский гамбит. Война 2015 - Михаил Белозеров

— Ну да… да… точно! — еще больше обрадовался водитель. — Я как раз глаза поднял, оно 'бух!', а он так боком: 'пук-пук-пук' и скрылся за крышами. Думал, просто присел, а оно, гляди, как. Ха!

И действительно, клубы дыма с каждым мгновением становилось все гуще и гуще.

— А я взрыва ракеты не слышал, — признался Костя.

— Так из ДШК гробанули! Я б себе тоже поставил, да крыша хлипка. Не выдержит, — водитель оглянулся на 'тойоту королла'.

— Да, — согласился Костя, — не выдержит. Вывернет с корнем.

— Может укрепить?

— Можно и укрепить, — согласился Костя и подумал, что кромсать такую машину грех, больно красивая.

— Я планирую прорезать дыру, чтобы стрелять с заднего сидения. А то без пулемета, сам понимаешь, какие времена. А полегче типа ПКМ или РПК поставить на капоте по обе стороны.

Костя едва не рассмеялся горячности водителя.

— Тебя, как зовут?

— Петр.

— А меня Костя. Ну давай. Петр! Почаще бы встречаться по такому поводу, — Костя мотнул в сторону взорвавшегося вертолета.

— Вот это точно! — воскликнул Петр. — Бывай!

Они разбежались. Костя залез в кабину:

— Видали?

— Видали, — бесстрастно отреагировал Игорь. — Твой знакомый, что ли?

— Да нет… просто так, — Костя завел двигатель, — хороший человек.

— Рвем когти!

— Рвем!

Раз Божко волнуется, подумал Костя, то неспроста, он беду чувствует, как муха одно дело.

Через пять минут, когда они выскочили на Югославскую площадь рядом с храмом святых Петра и Павла, он вздохнул с долей облегчением — до цели их экспедиции оставалось совсем немного, каких-нибудь два километра. Однако площадь была залита огнем. Горящие языки пламени растекались по асфальту. Игорь выругался:

— Бляха муха! И выглянул вместе со всеми в окно.

Чуть дальше Югославского перекрестка, перед универмагом полыхал вертолет. Костя 'чинуки' видел разве что по телевизору. Один из винтов еще со вращался по инерции, закручивая вокруг себя жирный, густой дым. Из провалившегося брюха, било пламя, то и дело, дико крича, выскакивали горящие фигурки людей, но не пробежав и десятка метров, падали в пламени и больше не поднимались. Тошнотворно пахло горелой плотью и горючим. С треском рвались боеприпасы, во все стороны летели пули и осколки. Кабина быстро наполнилась гарью. Костя уже надавил на газ, когда Сашка заорал:

— Стой! Такое кино! Такое кино! — он выхватил 'соньку'. — Если бы мне рассказал, что такое бывает, ни за что не поверил бы, — и кинулся снимать.

Костя закрыл себе нос и дышал сквозь куртку, прижимая к лицу локоть, но от вонь от этого не становилась меньше.

Там, где лежали люди, на оранжевом фоне огня, тоже поднимался черный дым. Таких точек на асфальте было больше десятка. Это значило, что 'чинук' летел десантом. Куда только, непонятно. Не успел Костя об этом подумать, как увидел бойца в военной форме с ПКМ наперевес, выскочившего справа из-за домов. 'Та-та-та-та… Та-та-та-та… Та-та-та-та…' — ударил он из ПКМ. Но кажется, горящим, пиндосам было все равно. На следующем перекрестке выскочил еще один боец с пулеметом и тоже стал поливать 'чинук' и горящие фигурки на асфальте.

Затем рванул еще один бак. Пламя ударило в вверх и вбок, задев дома, из-под крыши которого взметнулся бело-серый дым. 'Чинук' завалился на бок, открыв взору распоротое брюхо, куда, должно быть, попала очередь ДШК.

Сашка выскочил, подбегал и принялся снимать с разных ракурсов: и 'чинук', и пиндосов, и ближайшего бойца. Взрыв застал его врасплох. Правда, пламя прошло поверху, но Сашка кубарем покатился по асфальту.

Игорь заорал, как бешенный, высунувшись в окно и показывая куда-то вверх и вбок:

— Гони! Гони!

Высоко в небе появился еще один 'чинук'. Костя надавил на клаксон, но Сашка не отреагировал. Вряд ли его съемка стоила того, чтобы сгореть заживо или попасть под обстрел. Ближайший боец перенес огонь на новый 'чинук', хотя до него еще было далеко.

Костя газанул, подлетел к Сане, и Игорь, за шиворот втянул его в салон. Сашка первым делом помотал мордой и попросил спрятать 'соньку', а вторым — схватился за бутылку с газировкой и сполоснул чумазую морду, на которой отсутствовали брови и чуб.

— Вот такой репортаж будет! — радовался он, показывая большой палец.

Завета, достав аптечку, обрабатывала ссадины и его опаленное лицо спреем. Костя также свез себе локти и колени, он вертелся, как ужаленный:

— Больно… Больно!.. — а сам как бы между делом пытался прижаться к Завете.

Они летели, не разбирая дороги. На трамвайных путях тряхнуло, что у Кости едва не вылетели все зубы. Конец амортизаторам, решил он. Следовало убираться как можно быстрее, потому что пиндосы начнут стрелять по всему, что движется в районе падения транспортного вертолета. Но, оказалось, что им не до одинокой машины, стремительно уносящейся в низину. Должно быть, они надеялись кого-то спасти. А может быть, нас оставили на закуску? — гадал Костя, объезжая выбоины и воронки.

Этот район изрядно бомбили кассетными бомбами, и асфальт был весь в оспинах, словно кто-то основательно прошелся по нему отбойным молотком. Да и окрестные дома промзоны были основательно попорчены огнем и бомбами. Видно, видно пиндосы давно сообразили, что к чему.

Ветер свистел в дырах салона и крыша слегка вибрировала. Хорошо хоть весна, не холодно. А машину все равно надо поменять, подумал Костя в тот момент, когда они увидели цель своей поездки: зеленые холмы с вентиляционными будками на поверхности, с высоченным проволочным забором в два ряда, между которыми стояли собачьи будки. Но собак давно не было, а ворота в склады были распахнуты.

Костя не поехал прямо к складу, а загнал машину напротив под террикон и цветущие акации. Сразу стало тихо и спокойно, словно и не было войны. Там, где тянулась цепочка ив, текла речка Вонючка. Даже вертолетов здесь в низине не было слышно.

— Ладно… — сказал Костя, — мы сходим посмотрим, что там.

Он ждал, что Игорь что-то посоветует или просто что-то скажет напутствие, но Игорь промолчал, то ли устал, то ли побыстрее хотел остаться наедине с Заветой. Костя почувствовал, что слегка ревнует, но не так, как обычно Ирку, а куда сильнее, и что это не какая-то возвышенная любовь, к которой он привык, а просто животное чувство, которое он раньше не испытывал. Это его вначале удивило, а потом озадачило. С чего бы это? — подумал Костя. Да она практически и не в моем вкусе. Я не люблю смуглых женщин, уговаривал он себя, стараясь не глядеть в сторону Заветы. Не люблю. Но все-таки не удержался — искоса глянул. Ему показалось, что она, сладко улыбаясь, читает его мысли. Костя тут же проклял свою слабость.