Rucciя - Шамиль Идиатуллин

Лупоглазый старший лейтенант, стоявший рядом, рявкнул: «Степанов, Губайдуллин – огонь!» – и, бегло прицелившись, одиночными выстрелами срезал двух ближайших спецназовцев. Потом рванул вперед, к старлею. Степанов, вскинув автомат, но не стреляя, бросился за ним, а побелевший Губайдуллин, закусив губу, загрохотал очередью на полмагазина, норовя попасть в невысокое солнышко.

Ренат гаркнул: «За тачки!» – и, как и собирался десять минут назад, прыгнул через капот BMW. Через секунду к нему подполз Славян, а Тимур с Саньком, спрятавшиеся за второй машиной, махнули руками, показывая, что с ними все в порядке.

– Ни хера себе, – сказал Славян. – Малай, тебя всегда так родина встречает?

Малаем Татарина называли только совсем свои – с легкой руки армейского прапора, служившего в свое время в Казани. Наутро после прибытия пополнения из учебки прапорщик Ковтун сообщил помятой казарменной общественности, что рядовой Рахматуллин за свой беспредел будет наказан, потому что бить ногами своих боевых товарищей за невинную шутку нельзя – тем более если ты еще не eget (парень), а malay (пацан). Больше прапор филологическую разносторонность не демонстрировал никогда, а с Ренатом здоровался за руку – но кличка все равно прилипла.

– Слава, ты чего-нибудь понимаешь? – спросил Ренат в ответ.

– А чего понимать, – коротко подумав, сказал Слава. – Взятие Казани, часть вторая. Сваливаем?

– Надо бы, – согласился Ренат. – А куда?

Они высунулись из-за капота, чтобы увидеть, как старлей с капитаном единым кулем валятся на асфальт, подскочивший к ним лупоглазик, упав на колени, бьет из автомата по надвигающемуся БТР, шоссе вокруг них кипит мелкими фонтанчиками, а сержант отстреливается от рассыпавшихся по трассе спецназовцев. Пару секунд Ренат смотрел как зачарованный: лупоглазый вытащил коллегу из-под капитана и, водя автоматом, поволок его в сторону КПМ – старлей Закирзянов брел спотыкаясь, но, похоже, на целых ногах. Степанов стелющимся шагом отступал рядом с ними. БТР остановился, с борта ссыпались двое в камуфляже, на секунду припали к лежащему капитану, тут же подскочили, подхватив его с асфальта, и подтащили к БТР. Машина издала оглушающую очередь, затянув окрестности вонючим сизым дымом – и, набирая скорость, двинулась вперед. Остальная техника потянулась за ней, на ходу разворачиваясь из колонны в рваную шеренгу.

Головной БТР с флагом рванул за отступающими гаишниками, а второй по широкой дуге двинулся к иномаркам. Какой-то миг Татарин и его люди наблюдали за приближением острого рыла с жадным интересом, потом до всех дошло, что случится через несколько секунд. Они прыгнули в кювет и бросились дальше по непросохшей траве – и только Славка, не обращая внимания на крики «Долбанулся? Раздавит на хрен!» махнул через капот и, оттолкнув слепо пятившегося Губайдуллина, заорал, раскинув руки:

– Стой! Мы русские! Гражданские! Стой говорю, мудила!

В следующий миг он бросился в сторону, едва успев уступить лыжню рычащему БТР. Тот, чудом миновав Славку и явно поплывшего сержанта, на полном ходу врубился в бок «семерки». Иномарка, слегка подпрыгнув, развернулась и легко скатилась в кювет, распугивая бывших седоков. БТР сдал чуть назад и врезал короткой оглушительной очередью из крупнокалиберного пулемета по «шестерке». Спасибо, не из пушки, механически отметил Ренат. Впрочем, «Утес» был немногим лучше. Пули вынесли стекла и безнадежно изорвали двери, но каким-то чудом миновали бензобак и двигатель. На этом транспортер счел долг перед немецким автомобилестроением выполненным и рванул к КПМ.

Ренат, не обращая внимания на доносившуюся сверху стрельбу, подошел к скатившему в кювет BMW и, сунув руки в карманы, задумчиво попинал уцелевшие зачем-то скаты. В сторону верхней машины пристально смотреть он просто боялся. Подарок сестре безнадежно погиб. Бимер пропитан проводкой как кусок эпоксидки – волокнами стеклоткани. И капризен как избалованная дама на сносях: случайное повреждение любого проводочка может обернуться не погасшей фарой или там заткнувшимся сиди-чейнджером, а глухой блокировкой двигателя и других мелких деталей, необходимых для поступательного движения тачки. Допустим, даже, автомобиль был на ходу и поддавался восстановлению. Но дарить Ляйсанке расстрелянную машину, да еще расстрелянную бэтээром… Ладно хоть багажник уцелел.

Тут Ренат все-таки поднял голову. Багажник не был смят и у лимузина. Это ничего не значило. Пуля, заглянувшая в салон, могла срикошетить в любую сторону. Даже плотно уложенный ящик мог подпрыгнуть при ударе – и разрушить нежную часть своего содержимого. Все могло случиться в этой долбаной жизни, если менты начинали садить в ментов из крупного калибра. Вон как заходятся. Ладно. В любом случае, сохранность груза надо было проверить.

В кювет скатилась любовно составленная подборка экспрессивного мата, а за ней Славян, от избытка чувств доставший из-за пазухи «Стечкина». Он рыдал, скрипел зубами, жалел, что нет при себе ПТУРСа или НУРСа и обещал, несмотря на такую оплошность, прямо сейчас вытащить этих сук из банки и вырвать им по кадыку. Тимур с Саньком стояли рядом, храня мрачное молчание. Сверху поспешно спускался сержант Губайдуллин, серый и обеими руками вцепившийся в автомат. Увидев пистолет в руке Славяна, он застыл на месте.

– Слава, – сказал Ренат. – Не будем вытаскивать. Так сделаем. Готов?

Славян посмотрел на Рената, на машины – сначала нижнюю, потом верхнюю, – на пистолет в своей руке. Сунул «Стечкина» под мышку и сказал:

– Как пионер. Малай, а ты уверен, что так надо?

– Ну, я же не русский, – ответил Ренат. – У меня как бы выбора нет. У тебя есть. Решай.

– Да ладно разводить-то, – сказал Славян. – Погнали. Земляк, – он обернулся к сержанту, – глянь, там гвардия вся проехала?

Губайдуллин сглотнул, хотел что-то сказать, но молча развернулся и выполз к дорожному полотну. Быстро осмотрелся и сполз к тольяттинским.

– Два БТР стоят у КПМ, остальные, наверно, ушли к Нурлату.

– Надо отъехать, – решил Славка. – Уходящих и отсюда бы накрыли, но опасно – увидят, раздавят. И низко здесь. На полкилометра отойдем – самое то будет, и по расстоянию, и по высоте. Поехали.

Славян решительно подошел к машине, пару раз дернул мертво заклинившую дверь, еще раз люто матюгнулся, обошел автомобиль и забрался в салон через дверь пассажира. Лимузин завелся сразу и шепотом, как невредимый. Тимур с Саньком дернулись было подтолкнуть, оптимисты несчастные, но Славян обошелся без посторонней помощи: машина, опасно накренясь, торпедой вылетела на шоссе и притормозила. Тольяттинские поспешили наверх, сержант озадаченно смотрел им вслед.

Уже хлопнув дверью, Ренат спохватился, распахнул ее вновь и крикнул:

– Сержант, в КПМ какой телефон?

– Старый, советский еще, – растерянно сказал Губайдуллин.

– Молодец, – терпеливо отозвался Рахматуллин. – Номер какой и код?

Сержант запнувшись на секунду, продиктовал и повторил. Ренат поблагодарил, хлопнул дверью, машины с визгом развернулись чуть ли не на месте и умчались в сторону Самары.

Через пять минут на столе у дежурного офицера КПМ «Юг» зазвонил телефон. Дежурный офицер аккуратно выглядывал в окошко, поджидая, не высунется ли из стоявших напротив БТРов еще одна неразумная голова. Поэтому трубку немеющей рукой взял Марсель, который у окна стоять не мог из-за тошноты и головокружения – ладно хоть кровь больше не текла.

– Старшего лейтенанта Закирзянова могу услышать? – осведомился уверенный голос.

– Слушаю, – вяло сказал Марсель. – Гафурыч, ты?

– Не, я Салимзяныч. Мы с вами минут двадцать назад общались, не помните?

Марсель напрягся, вспоминая, с кем это он общался двадцать минут назад. Вспомнив, сообщил:

– На хер пошел, козел, – и начал было вешать трубку.

– Стоять, – рявкнул фэсэошник. – Я тебя сейчас спасать буду, – тут он перешел на татарский. – Слушай тремя ушами. БТРы, я так понимаю, ваш скворечник еще не сковырнули?

Марсель промолчал. Транспортеры вынесли все стекла на верхнем этаже и смяли пристройку из алюминиевого профиля (там обычно шла торговля пивом и пирогами, но с прибытием казанских ментов торговцам предложили забыть дорогу сюда до лучших времен). Капитальные стены в три кирпича нападавшим разрушить не удалось – может быть, потому, что они не пускали в ход пушки (Марсель не знал, что, на его счастье, организаторы стремительного броска в Казань решили боезапас для пушек у БТР изъять – на всякий случай). Впрочем, надежды самарский спецназ не терял. Ничего другого ему не оставалось: безвестный гаишник, руководивший возведением КПМ, был, похоже, поклонником средневековых крепостей: стены «Юга» были толстенными, окна – узкими, как бойницы, наружные двери – из трехмиллиметровой стали, а оружейка располагалась в сухом капитальном подвале (тоже с железной дверью и даже бетонными ступенями), соответствовавшем не стандартному «скворечнику», а крепкому коттеджику комнат на десять. Так что самарскому спецназу не удалось ни красиво взорвать дверь и ворваться внутрь, ни без изысков расстрелять защитников нурлатской крепости сквозь окна – крупнокалиберные очереди выбивали кратеры в скосах оконных проемов, но внутрь не залетали. Впрочем, капля камень точит – а пуля тем более. Закирзянов понимал, что держаться им осталось в лучшем случае минут десять. Потом нападавшие пройдут через второй этаж, а то и просто сквозь стену – и тогда оборонявшихся не спасут ни автоматы, ни найденные в оружейке подствольники.