Другая музыка нужна - Антал Гидаш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Напротив, она радовалась от всей души, что он пришел, что достаточно было одного слова, и этот серьезный юноша, домашний учитель, послушался ее. Ее охватило чувство торжества — не только торжества девочки над мальчиком, но и ученицы над учителем. «Мы тайком катаемся на коньках. И больше ты не домашний учитель, не уполномоченный моей тетушки, а просто мальчик. И ты не можешь больше требовать, чтобы я учила уроки, не можешь ругать меня, если я не выучила, точно так же, как и остальные мальчики, с которыми мы вместе ходим на каток».
— Я всегда без свитера катаюсь, — угрюмо ответил Мартон.
Илонка только теперь поняла, что ей не надо было спрашивать об этом.
— Не простудитесь? — с тревогой спросила она, потом и об этом пожалела.
Она глянула на ноги Мартона, заметила «галифаксы», но притворилась, будто не видит их. Взяла мальчика под руку, теперь уже только его одного, чтобы примирить и успокоить, затем возбужденно и радостно, не глядя больше на остальных, попросила:
— Выведите меня на лед. Вы, наверное, хорошо катаетесь, Мартон?
— Плохо! — бросил Мартон сквозь зубы и взял под руку Илонку. — Пойдемте! — сказал он. И, не будь никого вокруг, добавил бы: «Пойдемте куда-нибудь подальше от них, вдвоем, Илонка!»
Они выбрались уже на левую дорожку. Мартону было холодно в одной сорочке и в пиджаке, но он не обращал на это внимания.
— Умеете восьмерки описывать на льду? — спросила Илонка.
— Не умею!
— Почему вы сердитесь? — И Илонка прильнула к Мартону.
— Не сержусь! — глухо раздалось в ответ, и девочка умолкла.
А дальше, дальше все закружилось, завертелось…
Собрав всю силу и ловкость, Мартон носился с Илонкой по катку. Впереди и позади них кружились мальчики и девочки, пришедшие вместе с Илонкой. Мартон совсем потерял голову. Чтобы уйти от всей компании, он взял еще более быстрый темп. Фонари над головой, словно обезумевшие луны, мчались в обратном направлении. Мартон обнял одной рукой Илонку за талию, другой сжимал ей руку и летел все дальше и дальше, вперед за поворот пруда, к дальнему, еле освещенному, затерявшемуся в тумане катку. Илонка чуточку испугалась, да и дыхание захватывало от этой головокружительной быстроты.
Когда они были уже на дальнем темном катке, Мартон склонился к ней.
— Илонка… — промолвил он, но остальные слова уже нельзя было разобрать.
— Что?.. Что?.. — спросила девочка, пугаясь этого исступленного юноши.
— Ничего! Катаемся!..
— Да… — пролепетала девочка.
Компания Илонки осталась где-то далеко позади. Они вдвоем вылетели из тьмы на свет, когда Мартон почувствовал вдруг — беда! Он отпустил руку Илонки. Железные скобы «галифаксов» открылись, и один конек слетел с ноги. С невероятным напряжением сил, высоко подняв ногу, Мартон закружился на одном месте. Илонку понесло дальше. Девочка затормозила и остановилась. Обернулась посмотреть, что случилось. И увидела: Мартон быстро-быстро кружился на одной ноге. Это было очень красиво. Казалось, он хочет показать новую трудную фигуру и кружится под музыку, озаренный ослепительным светом фонарей. Но вот движение замедлилось, Мартон все еще продолжал держать ногу на весу, как будто поранил ее и не знает, куда девать, — и тогда картина стала вдруг грустной.
Какой-то мальчишка в свитере из компании Илонки поднял далеко отлетевший конек и, вальсируя, передал его растерянному Мартону, который все еще стоял на одной ноге.
— «Галифа-акс»! — крикнул юноша в свитере, нарочито протянув последний слог.
— Ну и что? — спросил Мартон, словно беря оскорбленный конек под защиту. На глаза у него навернулись слезы, зрачки горели неистовым огнем. — Ну и что?
…Как все было потом, как он ушел с катка, как встретился с Тибором и что ему сказал, Мартон уже не помнил.
6
Он перестал давать уроки Илонке, в школу тоже не ходил. Не навещал и Тибора с матерью: боялся их сочувствия.
Утром, так как дома ни о чем и понятия не имели, он выходил вместе с Банди в обычное время, будто в школу, но на улице Йожефа прощался с братом. «У меня тут дело одно, — говорил он. — Только смотри не проболтайся!» И Банди не выдавал его, правда, скорей всего из равнодушия.
Мартон блуждал до самого обеда. Присаживался на скверах, останавливался на улицах у витрин, разглядывал, проходил дальше. Но спроси его, что он видел, он не мог бы ответить. Никогда не думал он, что так долго может тянуться ничем не заполненное утро. Как трудно, оказывается, ничего не делать! Будь еще лето, совсем другое дело!.. Он почувствовал даже облегчение, когда перевел как-то слепого через людную улицу, и в другой раз, когда посоветовал сгорбленному старому мужику, приехавшему в Пешт, в какую ему идти больницу. Увидев растерянно моргающие глаза старика, Мартон проводил его до клиники, записал к врачу, сел с ним рядом в приемной и даже зашел вместе со стариком в кабинет врача. С ужасом смотрел он на худое тело крестьянина, стаскивавшего с себя рубаху, на его согнутую спину, на торчавшие ребра и позвоночник, походивший точь-в-точь на скелет змеи, который Мартон видел в музее. После осмотра врач, указав пальцем на Мартона, спросил больного: «Внук?» И, не дождавшись ответа, растолковал Мартону, как надо лечить старика, и рецепты тоже передал Мартону, который вместе со стариком поблагодарил за них доктора.
В таком состоянии прошло несколько дней. Мартон жил бесцельно, не строя никаких планов.
Но вот в эти дни вклинилось холодное, ветреное воскресенье. Мартон мог остаться дома, но решил, что лучше навестит Петера Чики, у которого еще никогда не бывал. Петер, по счастью, понятия не имеет о происшествии на катке и не станет ни о чем расспрашивать. «Там будет хорошо», — подумал Мартон.
Чики жил на улице Сасхаз — самой бедной из всех бедных улиц Будапешта. Еще тогда, когда Мартон вернулся домой после бесплатного отдыха, мать коротко, а г-н Фицек пространно рассказали ему историю Шандора Батори, отца Петера, — некогда грозы Будапешта. Мать вспомнила о нем с любовью и с благодарностью, г-н Фицек — без всякой благодарности и в заключение даже сказал назидательно: «Вот так-то и случается с тем, кто сходит с пути истинного!» Как раз это и влекло сейчас Мартона к Петеру Чики. «Сошел с пути истинного… А что это за истинный путь?»
Могучий парень встретил своего друга босой, в брюках и в рубахе, распахнутой на уже волосатой груди. Радость Петера была непомерна.
— Мать! Вот и Мартон пришел! Помнишь? Знаешь?.. Мартон Фицек…
В тесной темной комнатушке Мартон сперва ничего не различал,
