Что я любил - Сири Хустведт

— Правда? — спросил я. — Каким же образом?

— Очень простым. Мистер Рия и мисс Терия. Или мисс Тери и я. Вам понятно?

— Вполне.

— Это главные герои пьесы, которую я пишу.

Дан яростно дернул себя за волоски на коже, словно хотел вырвать их с корнем. Потом он закурил и уставился в потолок. Под глазами у него темнели круги, но тощий профиль делал младшего брата до странности похожим на старшего, и на мгновение я представил себе двух мальчишек, Билла и Дана, стоящих на дорожке перед домом.

Дан снова ушел в себя. Его пальцы опять пришли в движение, быстро и беспокойно складываясь в букву "о". Он вскочил на ноги и опять принялся мерить мастерскую шагами. К нам подошла Вайолет.

— Как насчет рюмочки коньяку? Не хотите к нам присоединиться? — спросила она.

— Спасибо, Вайолет, — любезно шаркнул ножкой Дан. — Но я лучше покурю и похожу.

Однако через несколько минут он сам подошел к общему столу, пристроился рядом с Биллом, близко наклонился к нему и принялся энергично трепать брата по плечу, приговаривая:

— Братец Билл. Большой Билл. Старина Б. Б. Билл — не добил…

Билл ласково обнял брата, и он притих.

— Хорошо, что ты приехал, Дан, я так рад, что ты здесь!

Дан расплылся в улыбке, схватил стоявшую перед Биллом рюмку с коньяком и сделал глоток.

Через час со стола все было убрано, посуда перемыта; Марк и Мэт играли у окна в кубики, а мы вчетвером стояли у кровати, на которой мертвым сном спал Дан. Он свернулся калачиком, обхватив руками колени, и мирно похрапывал с полуоткрытым ртом. Рядом на покрывале валялись сломанная сигарета и зажигалка.

— Как же я не уследил с этим коньяком, — сокрушался Билл. — Он же принимает литий.

Дан был в мастерской редким гостем, но Билл регулярно, чуть не каждый день звонил ему по телефону С головой у бедняги было совсем худо. По сути дела, вся его жизнь представляла собой отчаянную попытку оттянуть неизбежный приступ, который вновь приведет его на больничную койку. Раздираемый параноидальными страхами, он вдруг звонил Биллу и спрашивал, не разлюбил ли он его, или, что было куда страшнее, за что тот хочет его убить. И тем не менее, несмотря на болезнь Дана, братья были в чем-то удивительно схожи. Обоих снедали страсти, которые невыносимо трудно было вместить в себя, но у Билла для этих мощнейших эмоций существовал выход — работа. Он как-то сказал мне, что работает, чтобы жить, но только после встречи с Даном мне стал понятен подлинный смысл его слов. Для Билла творчество было насущной необходимостью, средством удержаться на грани, выжить. Стихотворения и пьесы Дана были по большей части не закончены, загнанный мозг порождал эти ошметья, топчась все время на одном месте, потому что не мог убежать от себя. Интеллект, нервная организация, личные качества старшего из братьев позволили ему выстоять в противоборстве с тяготами бытия. Младший выстоять не сумел.

Каждый день я слышал наверху шаги Люсиль. У нее была очень специфическая походка: легкая и вместе с тем чуть шаркающая. Когда мы сталкивались на лестнице, она неловко улыбалась, прежде чем заговорить. Ни о Билле, ни о Вайолет она не сказала со мной ни единого слова. И никогда более не просила меня посмотреть ее стихи, хотя я всякий раз интересовался ее работой. По моему настоянию Эрика пригласила ее и Марка к нам на ужин. Была весна, ради торжественного случая Люсиль надела платье, старомодное бежевое безобразие рубашечного покроя. И хотя мешковатое одеяние скрывало ее фигуру, его нелепость странно тронула меня. Я увидел в этом еще одно доказательство ее горней сущности. Уродливое платье не отвратило меня, а почему-то запало в душу. В тот вечер Люсиль сидела напротив за столом, и я не мог надивиться строгому спокойствию ее черт. Отчужденная замкнутость бледного овала лица словно отрицала его одушевленность. Люсиль казалась собственным портретом, написанным за несколько веков до того, как она появилась на свет.

В тот вечер Марк и Мэтью откуда-то вытащили свои прошлогодние костюмы со Дня Всех Святых и с визгом носились в них по квартире. На Марке красовался костюм скелета из тонкого черного нейлона с нарисованными белыми косточками, а тощенький Мэт в синей пижамке с огромной буквой "S" из алого фетра, нашитой на груди, и в красном бархатном плаще представлял собой Супермена — недокормыша. С легкой руки нашего сына Марк тут же превратился в "скелетона" и "черепка", а через пару минут оба радостно скандировали:

— Черепок, ты подох!

С громким топотом мальчишки носились друг за другом перед окном в столовой и вопили, как два ополоумевших могильщика:

— Че! Ре! Пок! Ты! По! Дох!

Эрика не спускала с них глаз, да и я пару раз хотел вмешаться, опасаясь, как бы они не взвинтили себя до такой степени, когда возня может кончиться слезами. Но Люсиль даже не повернула головы, словно ни Марка, ни Мэта с его дразнилками в квартире просто не было.

Она рассказала нам, что в хьюстонском Университете Райса ей предложили вести творческие семинары для начинающих писателей и она всерьез об этом подумывает.

— Я никогда не бывала в Техасе, — сказала она. — Надеюсь, если я соглашусь, то встречу там парочку ковбоев. Ни разу не видела ковбоев.

В тот вечер я впервые обратил внимание на странную особенность ее речи. Она договаривала каждое слово, не смазывая ни единого окончания.

— Мне очень нравятся ковбои, — продолжала Люсиль. — Они мне нравятся с самого детства, но, конечно, не настоящие, а те, которых я сама себе придумала. Возможно, настоящие меня ужасно разочаруют.

В начале августа Люсиль дала окончательное согласие на работу и улетела с Марком в Техас. С Биллом они уже два месяца как расторгли брак. Через пять дней после официальной процедуры развода Билл и Вайолет поженились. Бракосочетание состоялось на Бауэри, прямо в мастерской, и, что примечательно, шестнадцатого июня, то есть ровно в тот день, когда джойсовский Улисс-Блум начал свои странствия по Дублину. За миг до того, как Билл и Вайолет обменялись кольцами, я вдруг подумал, что Блюм и Блум различаются только мягким "л", а по-немецки die Blume — цветок. Мысли мои без всякой связи перескочили на фамилию Билла — Векслер, от немецкого der Wechsel — изменение, смена, перемена. Блюм и Векслер. Цветение и переменчивость.

Билл и Вайолет мечтали пожениться в Париже, хотели, чтобы рядом не было ни родни, ни друзей, только они вдвоем. По крайней мере, именно так они объявили Регине, матери Билла, и родителям Вайолет. Но романтическим мечтам не суждено было сбыться из-за чересчур запутанных французских законов, так что сперва им пришлось расписаться в Америке и только потом лететь во Францию. Единственными свидетелями знаменательного события оказались Мэт, Дан и мы с Эрикой. Марк и Люсиль отдыхали с ее родителями на Кейп-Коде, Регина и Ал отправились в какой-то круиз, а родня Вайолет собиралась устроить прием в честь новобрачных у себя в Миннесоте, но попозже.

Жара стояла под сорок градусов, и мы обливались потом. Скрипучий потолочный вентилятор гонял по кругу раскаленный воздух, и под этот скрип маленький лысый человечек из Общества этической культуры[4] мигом провернул всю церемонию. Сказав несколько слов и прочитав "С добрым утром" Джона Донна, он объявил Билла и Вайолет мужем и женой. В ту же минуту в распахнутое окно дохнул внезапно поднявшийся ветер и хлынул дождь. С небес на мостовую низвергались потоки, грохотал гром, а мы вшестером пили шампанское и отплясывали под Дайану Росс и The Supremes. Танцевали все. Дан плясал с Вайолет, с Эрикой, с Мэтом и со мной. Он скакал так, что половицы прогибались, и время от времени издавал короткий утробный смешок, но потом привычное стремление забиться в дальний угол и ходить там взад-вперед с сигаретой во рту взяло свое. Мэт тоже плясал. В честь свадьбы Эрика нарядила его в синий пиджачок с золотыми пуговками и серые брючки. Довершал картину галстук-бабочка. Но сейчас он был босой, в одной рубашке и трусах. С закинутыми вверх руками Мэт раскачивался в такт музыке. И новобрачные не отставали. Вайолет то "чарльстонила", то "канканила", то рывком выгибалась назад, а Билл ритмично двигался рядом. Внезапно он подхватил ее на руки, выскочил на лестничную клетку, а потом торжественно внес жену в мастерскую.

— А что дядя Билл делает с Вайолет? — озадаченно спросил Мэт.

Я присел с ним рядом на корточки. Как мне объяснить символическое значение порога дома?

— Дядя Билл вносит жену в дом.

Мэт завороженно слушал, а потом спросил:

— А ты тоже так маму нес?

Я покачал головой. Взглянув на сына, я понял, что ореол моей мужественности весьма и весьма потускнел на фоне могучего дяди Билла.

Билл очень не хотел, чтобы Люсиль увозила Марка из Нью — Йорка, но чем больше он настаивал, тем упрямее Люсиль стояла на своем, так что первый раунд в схватке за сына оказался в ее пользу. Квартира на Грин-стрит, купленная на отцовское наследство, осталась за Биллом. За это он лишился машины, счета в банке, всей мебели, которую они покупали вместе с Люсиль, и трех портретов Марка. К тому времени, как Билл и Вайолет вернулись из Франции, Люсиль и Марк уже улетели в Техас, а в квартире остались только голые стены да груда принадлежавших Биллу книг. Вайолет тут же засучила рукава и принялась за уборку. Вскоре состоялся переезд.