Захвачены в бою. Трофеи русской армии в Первой мировой - Алексей Олейников

400 пленных стали трофеями 116-го пехотного Малоярославского полка 29-й пехотной дивизии, содействовавшего атаке.

В результате этого боя взято около 1 тыс. пленных — в т. ч. пионерная (т.е. саперная) рота попала в плен в полном составе, с 3 офицерами и врачом{219}.

Начальник 29-й пехотной дивизии 20-го армейского корпуса генерал-лейтенант А.Н. Розеншильд-Паулин называет цифру в 1200 пленных{220}. Большинство пленных принадлежало к частям 131-го и 138-го пехотных полков. После взятия Махарце брались пленные и из состава других частей, подошедших к полю боя.

Очевидец вспоминал, что их части удалось захватить в плен солдат 97-го пехотного полка 42-й пехотной дивизии 21-го армейского корпуса, которые были ошарашены встречей с русскими, — 12 дней назад они еще были во Франции под г. Аррас, откуда их повезли в Восточную Пруссию и прямо из вагонов бросили в бой.

Значительны были и кровавые потери противника. По воспоминаниям русского участника боев: «Осматривавший на другой день поле сражения начальник связи 108-го полка насчитал более 300 трупов… У пленных находили много карт Франции… Один из пленных сам отдал захваченное им во Франции знамя пожарной дружины г. Аленкур на р. Эн. Знамя было очень похоже на военное, из трехцветного шелка, с золотой бахромой; на нем были вышиты золотом инициалы Французской республики и название дружины… На шоссе и около него валялись русские повозки… и много немецких трупов…»{221}

Германский источник также подтверждает крупные потери сторон: «…силы противника, окопавшиеся на дороге Подсерскиляс — Махарце, сильным ружейным и артиллерийским огнем препятствовали выходу из леса. Между тем левая колонна 78-й резервной дивизии продвигалась по скверным, лесистым дорогам от Сернетки на Махарце, а 59-я пехотная бригада напала со стороны Фронцки. Но противник упорно держался. Потери обоих сторон были весьма значительны»{222}.

Русский офицер В. Литтауэр, в составе гусарского полка при повторном русском наступлении побывавший на местах боев в Августовских лесах, так передает свои впечатления, свидетельствующие в том числе о германских потерях: «2 марта, спустя девять дней после поражения XX корпуса, 10-я русская армия перешла в контрнаступление… В сумерках мы вошли в Августовский лес, где был окончательно разгромлен XX русский корпус. По обеим сторонам дороги было свалено что-то, издали напоминавшее штабеля дров. Снежков подъехал ближе к штабелям и сообщил, что это груды тел… Поля и леса были буквально покрыты убитыми — и немцами и русскими. На последнем этапе битва, по всей видимости, шла с переменным успехом, и тела немецких и русских солдат покрывали землю слоями, словно начинка в пироге. Я как сейчас вижу батарею на огневой позиции: заряжающие за орудиями; солдаты и лошади на своих местах, и все они мертвые. Я помню пехотную роту, которая, судя по состоянию тел, была скошена пулеметной очередью. На лесной дороге я наткнулся на несколько носилок с немецкими солдатами. Солдаты на носилках, санитары-носильщики и два медбрата — все были убиты. На дороге стояли фургоны, принадлежавшие русскому полку; и лошади, и люди в фургонах были мертвы. Дальше, в том месте, где дорога проходила под мостом, лежала груда мертвых немецких солдат. Возможно, они спрятались под мостом и там их настигли пули. На окраине деревни тоже лежали тела мертвых немецких солдат. Кто-то сказал мне, что там лежало 400 трупов. Вероятно, они построились в колонну в ожидании приказа, когда из леса неожиданно раздались пулеметные очереди.

По всей деревне в домах лежали раненые русские солдаты. Это были тяжело раненные, и немцы не стали брать их в плен; от них были бы одни неприятности. Их разместили в домах, оказали какую-то помощь и оставили одних. У немецких врачей хватало забот с собственными ранеными, и они не могли заниматься русскими солдатами. Нельзя описать словами ту радость, которую испытали эти раненые солдаты при виде нас. В домах стояло такое зловоние от немытых тел и загнивающих ран, что я предпочел ночевать на улице, в снегу. На следующее утро мы эвакуировали этих несчастных людей»{223}.

Собственные высокие потери подтверждает начальник штаба германского Главнокомандующего на Востоке генерал-лейтенант Э. фон Людендорф, который писал: «15-го и 16-го (нового стиля. — А.О.) авангард 21-го армейского корпуса… продвинулся далеко вглубь леса. Но здесь его смяли отходящие с запада на восток русские колонны и частью взяли в плен»{224}. Об этом факте сообщает и полковник М. Гофман{225}.

Но, к сожалению, как и в случае с погибшей в окружении в августе 1914 г. в Восточной Пруссии ударной группировкой 2-й армии, большинство русских трофеев опять вернулось к немцам. Но в случае с погибающим 20-м армейским корпусом человеколюбие русского командования привело к тому, что германские пленные были освобождены в течение нескольких дней.

Было учтено, что многие раненые (в т. ч. и германцы) находились под открытым небом, располагаясь в лесу. Некоторым из них немедленная операция могла сохранить жизнь. Среди раненых находились два командира полка, а также несколько германских офицеров. В этой ситуации был сформирован санитарный транспорт, который в сопровождении раненых немцев, во главе с командиром германского 131-го пехотного полка и с врачом, под красным флагом (белый флаг принципиально не стали использовать как намек на сдачу в плен), направили к германским позициям. Командир русского 20-го армейского корпуса генерал от инфантерии П.И. Булгаков вручил начальнику транспорта записку следующего содержания: «Старшему немецкому начальнику. Препровождаю вам ваших раненых, одновременно с нашими, ввиду невозможности оказать медицинскую помощь. Возвращая ваших пленных, прошу взамен разрешить пропуск нашим в Гродно или вообще за линию расположения русских войск».

Разумеется, выпускать из окружения русские части никто не собирался, но раненые были спасены.

Вскоре пришел черед получить свободу и здоровым германским военнопленным. Пленные немцы, находящиеся в расположении арьергардных частей 20-го корпуса, тщательно охранялись, находясь в каменном сарае у фольварка Любиново. Опасаясь, что в скором времени германцы, уничтожая окруженцев, огнем нанесут потери своим же пленным и решат, что это дело рук русских (а это могло вызвать репрессии противника по отношению к русским пленным), старшему среди неприятельских офицеров — капитану (командиру пионерной роты) было приказано во главе оставшихся пленных уйти к позициям германских войск. Показательно, что пленные должны были идти под флагом Красного Креста — чтобы клочок белой тряпки вновь не позволил немцам думать, что арьергард корпуса капитулирует.

В период Второй Праснышской операции, после первоначальных успехов германских войск, уже с 11 февраля полки германского 1-го резервного корпуса завязали бои с подходившими сибирскими частями и войсками 1-го Туркестанского армейского корпуса и 38-й пехотной дивизии. 36-я резервная дивизия уже к вечеру 11 февраля в районе переправ через Оржице потерпела серьезное поражение. Русские войска овладели переправами, в 18 часов 11 февраля взяли штурмом господский двор в дер. Красносельцы — главный опорный пункт дивизии (остаток гарнизона в 150 человек попал в плен). М. Гофман отмечал: «Дивизии Ферстера удалось… взять Прасныш, но затем последовала неудача: одна ландверная бригада была разбита. Большие русские силы стали напирать на Прасныш с юга и в обход через Оржиц»{226}.

Русское контрнаступление, начавшись 11 февраля, явилось неожиданностью для противника, развернувшись на фронте Красносельцы — Венгржиново — Воля Вержбовская. У последнего пункта 12 февраля разыгралось упорное встречное сражение, после которого германцы отошли к Праснышу. Лишь за один день 11 февраля русские войска захватили до 1 тыс. пленных.

12 февраля было сломлено сопротивление 36-й резервной дивизии и 9-й ландверной бригады.

13 февраля 1-й Сибирский армейский корпус ночной атакой овладел мест. Добржанково (в 6 км юго-восточнее Прасныша), захватив большое число пленных (около 2 тыс. человек). 1-й Туркестанский армейский корпус атаковал стык между 36-й резервной дивизией и дивизией генерала Верница (участок Зелена — Лагуны), выдвинувшись к западным подступам Прасныша. На 13 февраля трофеи русских войск в Праснышском районе составили 40 офицеров и 3,6 тыс. нижних чинов.

Уже вечером 13 февраля сибиряки ворвались в Прасныш, окончательно очистив его от противника на следующий день. В этих боях 1-й Сибирский армейский корпус нанес решительное поражение германскому 1-му резервному корпусу (соединение в период 11 —

13 февраля захватило 10 тыс. пленных). 14-я сибирская стрелковая дивизия 2-го Сибирского армейского корпуса с 10 по 15 февраля захватила до 1 тыс. пленных{227}.

Атака Прасныша началась разновременно.