Накануне неизвестно чего - Михаил Веллер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Номер не прокатил. Черчилль встречаться не захотел. Смесь переговоров с допросами велись в основном через контролера европейских служб Великобритании Киркпатрика.
Переданные Гессом условия сводились к следующему: Англия полностью сохраняет свою империю, Германия возвращает колонии, бывшие до Первой Мировой, Германия рулит в Европе, Англия – на морях и вообще в мире по-прежнему, вот только выведет войска из Ирака; а еще они совместно будут воевать против СССР (одна версия), либо Англия не вмешивается в этот вопрос (другая версия).
В подтверждение значимости слов Гесса и мощи Германии в ночь приземления состоялась сильнейшая за все время бомбардировка Англии; она повторилась через три ночи; и больше не бомбили – авиацию перегоняли на восток.
НюрнбергГесс сидел в комфортабельном плену до 1946 года. Международный трибунал приговорил его к пожизненному тюремному заключению. Когда он пытался открывать рот, говоря о начале Второй Мировой, британский судья прерывал его словами: «Суду это неинтересно».
Свет в конце тоннеляОхрану тюрьмы Шпандау помесячно нес персонал стран-победительниц: СССР, США, Великобритании, Франции.
С 1964 года Гесс остался единственным ее заключенным. В семидесятые западные державы подняли вопрос об его освобождении – из гуманности, по старости и болезням. Но СССР был против. С приходом Горбачева атмосфера потеплела. В сентябре 1987 наступала очередь советской администрации Шпандау сменять на месяц английскую – и в сентябре ожидалось освобождение Гесса.
«Если русские согласятся меня выпустить – англичане меня убьют», – сказал Гесс сыну при последнем свидании.
Его «посмертная записка» оказалась написанной двадцать лет назад в приступе депрессии, и хранилась в администрации.
Англия умеет хранить тайныЕсли гордая Англия, будучи в тяжелейшем положении один на один с Германией, бескомпромиссно отказалась заключать мир и в результате фашизм был повержен – чего тут секретить? Это к ее чести! Веками секретят только национальный компромат. И когда в 2017 откроют все архивы – вряд ли там сохранилось главное.
Но. Германия не хотела войны с Англией. И война со Сталиным, могучим союзником-партнером-поставщиком, Гитлеру тоже была не нужна. Территорий на май 1941 Рейху хватало, сырье с востока шло, колонии верните – и отлично.
Пятикратное преимущество СССР в танках и самолетах, наступательная диспозиция войск и все возрастающие территориальные требования из уст Молотова пугали Гитлера.
Предложение Гесса могло быть одно: мы заключаем мир, и если одна из сторон подвергнется нападению третьей стороны, то союзник окажет поддержку жертве агрессии. Сталину не потянуть войны против Германии и Англии вместе. Я принес миру мир!
Мы уйдем с половины Польши, из Франции, Бельгии, Дании, Норвегии (говорил Гесс). Оставим себе исконное – Рур, Эльзас и Лотарингию, Судеты; Австрия присоединилась к нам добровольно. Наш союз гарантирует стабильность Европе. (И Россия целей была бы.) Иначе – страшная, огромная, мировая война! Может, Германия и проиграет… Но США своей помощью переварят и сожрут Британскую империю!
Черчилль сделал главный выбор в своей жизни. Скоро могучая Германия создаст ракеты и реактивные самолеты, невиданные подлодки и атомную бомбу. И станет непобедимой. Нельзя позволить ей существовать! Она должна сцепиться с СССР, они обескровят друг друга, и умная стойкая Англия победит!..
…Англия выбрала страшную мировую войну и десятки миллионов жертв ради завтрашнего мира без фашизма. Она предпочла это миру сегодня, без войны и жертв, но с опасным будущим.
Эпилог13 июня 1941 глава МИДа Англии Энтони Иденпровел переговоры с послом СССР Майским о всемерном сотрудничестве двух стран.
22 июня Рейх напал на СССР – и Черчилль 22-го же подал нам руку помощи.
14 августа 1941 на борту линкора «Принц Уэльский» Черчилль и Рузвельт подписали Атлантическую Хартию: самоопределение наций, свободная торговля и глобальная экономика. Англии легла под США: без помощи было не выжить. Хартия поставила крест на Британской Империи: колонии становились убыточны, а товары неконкурентоспособны.
Взяв курс на непримиримую борьбу с Германией – Черчилль разрушил величие Великобритании. Империя распалась, колонии и Индия были отпущены, сверхдержавы не стало.
Он еще произнесет Фултонскую речь, предостерегая мир от опасностей ядерной 3-й Мировой, грозящей из СССР. Он еще вернется после перерыва в премьерское кресло. Еще напишет историю 2-й Мировой и получит Нобелевскую премию.
Но роковая роль в истории родины, скрытая под его блестящим величием, вгонит его в депрессию. Последние годы жизни он пролежит на диване, не вставая.
На Парламентской площади Лондона стоит памятник «величайшему британцу в истории».
Гесс пережил его на двадцать два года.
Что нас грузит
Фашизм: психологические и социальные корни
1. Представьте себе военный гарнизон, затерянный в бескрайних просторах Советского Союза, один из множества – через десять лет после Великой Отечественной войны. Все офицеры, кроме лейтенантов, – бывшие фронтовики. Их дети, кто трех – шести лет, ходят в гарнизонный детский сад. И вот в этом детском саду некоторые мальчики, поодиночке или вдвоем-втроем, иногда рисуют углем свастику на песочнице или заборе.
Они что, тайные малолетние фашисты? Да нет, они воспитаны в абсолютной убежденности, что русские (они же советские) – самые лучшие: храбрые, самоотверженные, сильные, справедливые и победоносные. А фашисты (они же немцы) – самые плохие: жестокие, трусливые, кровожадные, несправедливые и глуповатые. Кино, книжки, обрывки взрослых речей – все свидетельствует об этом. Они гордятся наградами и подвигами отцов и победой своей Родины над гнусным и подлым врагом.
И более того: рисуя свастику, они знают, что делают дело нехорошее, запретное, осуждаемое, заслуживающее наказания. Если их ловят и уличают, они потупливают глаза и молчат, каменеют, никак не в силах объяснить, зачем они это сделали. И выслушивают в осуждение то, что и так отлично знают. И если наказывают – принимают наказание как должное. И совершенно не упорствуют – назавтра назло уличителям рисовать свастики даже не думают.
Если ловят – им стыдно и неловко, их поймали за нехорошим.
Может, они дебилы, дефективные? Нет, нормальные и вполне развитые дети.
1-А. Кстати о птичках. Трудно встретить ребенка, который не прошел бы через опыты детской жестокости. Будь то кошка, цыпленок или паук. С болезненным, азартно-тошнотворно-сладострастным любопытством мучают, увечат, убивают. Удовольствия не получают. В повторяемую привычку не превращают. Вспоминают с содроганием – и однако это внутреннее содрогание, память о кислой слюне под языком и легкой холодно-подрагивающей тошноте под ложечкой, вспоминают с известным удовлетворением. При этом отлично знают, что поступают нехорошо. Свой поступок не одобряют. От взрослых скрывают. Обычно проводят такие опыты в одиночку. Редко делятся даже со сверстниками. Если перед ними и бахвалятся подобным – ощущают, что в этом больше защитного цинизма, напускной бравады, скрывающей под собой самоосуждение и на словах оправдывающей собственную нехорошесть. То есть потребность самооправдаться как аспект бравады.
Запомним этот опыт и будем иметь его в виду.
2. И вот эти дети, несколько повзрослев – уже не 4–6, а 5–11 лет – играют в войну. Делятся на «наших» и «ихних». Самый обычный в течение десятилетий вариант в СССР – на «наших» и «немцев», то бишь «фашистов». Заранее известно, что наши победят, иначе и невозможно, да и на самом деле так ведь было. В фашисты идти никто не стремится, но – надо: делятся, причем наши, конечно, поздоровее будут, получше и многочисленней, и главный лидер всегда среди наших. Наше дело правое, победа будет за нами. Наши способны совершать подвиги, фашисты – нет. Наши готовы на самопожертвование, фашисты обязаны отвечать на допросах и стараться сберечь свою жизнь.
И «немцы» мигом входят в роль. Засучивают рукава, выставляют «шмайссеры», придают зверский вид лицам и позам. И с садистским удовлетворением «расстреливают госпиталь» или «мирное население». Им приятно быть страшными, жестокими, беспощадными. Приятно побыть в шкуре жутких и наступающих немецких солдат, как их показывали в советском кино про сорок первый год.
Это что – гениальная система Станиславского? Или игровое проявление скрытой немотивированной агрессии? И первое есть, и второе есть, но полностью объяснить явление они не могут.
Однако запомним: восьмилетние мальчики ставят себя на место своих страшных (и побежденных в данном случае) врагов, идентифицируют себя с ними – и испытывают от этого острые положительные ощущения. Вот только «положительность» здесь надо оговорить. В общем ощущения желаемые, приятные, но присутствует и оттенок, нотка, прослойка, мазохизма. Вообще они не хотят быть фашистами, навсегда, постоянно – не хотят: да им это и не грозит. Но временно побыть в шкуре страшного врага, причем в тех ситуациях, когда этот враг тебя побеждает, – это довольно отрадно. Манко. На критический момент поменяться с ним шкурами и вкусить своей победоносности и страшности – вместо того чтобы попасть под чужую победоносность и страшность в качестве жертвы. Запомним.