Дневники 1919-1920 годов - Аркадий Столыпин

Керчь. Крепость

Май 1919 г.

Я снова в Карантине. Осада ещё продолжается. Взрыв за взрывом, воронка за воронкой… Уже две трети входов завалены. В воронки на всякий случай загоняются проволочные ежи, и потом всё это ещё засыпается.

Население Карантина мобилизовано и работает. Они прекрасно сознают своё ничтожество и пред сарказмами Львова только опускают голову. Чтобы им показать, как надо работать, мы решаем сделать подземную разведку. Гвардейцы заметили наши приготовления и смотрят недоверчиво. Не верят, что мы рискнём войти в эти дырки, даже проходить около которых они боятся. Но вот всё готово, и мы входим.

Здесь как-то мрачнее, чем в Багерово. Галереи уже и потолок ниже. Меньше длинных прямых галерей, а всё какие-то бесконечные повороты и тупики. Настоящий лабиринт… Находим бочки с селёдками, потом натыкаемся на лошадей. Бедные животные зверски привязаны на слишком короткий недоуздок и дрожат от ужаса, голода и, главное, невыносимой жажды. Мы спешим их вывести и снова углубляемся под землю.

Натыкаемся на «товарищеский» цейхгауз. Чего тут только нет! И зерно, и крупа, и мука – всего около 50 мешков. На стене на крючьях висит мясо. По стене идёт телефонная проволока. Здесь где-то, по показаниям Воронкова, должен находиться автомобиль. Мы долго его ищем и наконец находим в конце обрушенной галереи.

В общем, день удачный, тем более что мы извлекли ещё знамя красного отряда. Оно, конечно, ярко-красное, и на нём белыми буквами написано: «Грозный балшевицкий Ден. отряд».

«Ден.» обозначает, что это отряд Денисенки. Денисенко раньше был подпрапорщиком в пехоте и имел полный бант. Это человек редкой находчивости и непоколебимой твёрдости и мужества. У него есть помощник: некто Татаринов, начальник команды разведчиков, бывший дотоле лакеем, метрдотелем и даже актёром-любителем. Это тоже очень храбрый человек.

Если прибавить к этому, что каменоломщики – идеальные стрелки, то становится понятным, что борьба с ними – нешуточное дело, и нелегка будет победа.

Керчь. Крепость

Май 1919 г.

В Карантине всё кончено. Гвардейцы наглухо засыпали все ходы. Часть разбойников пробралась в Аджимушкай, часть – в Оливинскую скалу, часть погибла.

Эскадрон перешёл в Аджимушкай к Брянскому Заводу. Я остаюсь в Крепости, так как в Карантине вывихнул себе ногу.

В Аджимушкае идёт бой. Из крепости выстрелов не слышно, но зато видно всё как на ладони. В рейде стоят английские миноносцы №№ 77 и 58 и бьют по деревне Аджимушкай. Туда же бьёт наш бронепоезд с Завода. Снаряды разбивают дома, крошат каменные заборы и подымают облака пыли. Выстрелы гулко раздаются в бухте.

Аджимушкай серьёзнее Багерова и Старого Карантина. В Багерове было около 60 разбойников и у нас 2 эскадрона; в Карантине было около 150 разбойников, а у нас – наш полк и гвардейцы. Здесь у врага около 600-800 человек, а у нас кроме нашего Сводно-Кавказского полка и гвардейцев есть ещё 2-й Офицерский конный генерала Дроздова [25] полк, затем Крымский конный полк, казачьи сотни – Таманская и Слащевского конвоя [26], кроме того, так называемая Керченская рота.

С первого же наступления мы загнали противника под землю. Но самое расположение отверстий – беспорядочное и на огромной площади – и то, что отверстия частью выходят в самую деревню между домами, делает осаду крайне трудной и опасной.

Керчь. Крепость

Май 1919 г.

Ранены Николай Старосельский, корнет Массальский и штабс-ротмистр Лухава. Старосельский ранен очень тяжело – в обе ноги гранатой и пулей. Левая нога просто прострелена, правая сильно разворочена. Львов рассказывал, что когда Старосельского перевязывали, то из открытой раны так и сыпались куски жёлтого жира! Такой он был упитанный юноша.

Массальский, вероятно, умрёт: пуля пробила грудь и, по-видимому, задела позвоночник, так как вся нижняя половина тела от пояса и ниже уже отнялась. Лухава ранен легко – пуля задела плечо.

Убит капитан Юрий Червинов, храбрый начальник нашей подрывной команды. Его привезли хоронить в крепость. Убит он был следующим образом: стояли двое – он и Ю. Абашидзе – у входа в галерею. Червинов прицелился, так как ему показалось, что в глубине что-то мелькнуло. В этот момент грянул выстрел. Бедняга только вздохнул и упал замертво. Пуля попала прямо в правый глаз и вышла из затылка.

Если так будет продолжаться, то каменоломни дорого нам обойдутся.

Керчь. Крепость

Май 1919 г.

Мы сидим прямо над обрывом. Перед нами бухта, невидимая в темноте безлунной ночи. Только около берегов бесчисленные огни трепетно дрожат и отражаются золотистой рябью в воде. Город весь сияет огнями и окутан светлой дымкой. Там всё спокойно: так же медленно и беспрерывно переливается толпа, и рестораны полны народом.

Здесь у нас тоже спокойно и тихо под звёздным небом. А там – в Аджимушкае – в это время идёт бой. Ночной бой. Льётся кровь, ружейная трескотня похожа то на треск разрываемой материи, то на клокотание кипящей воды. Пулемёты дают очередь за очередью, ленты всё идут и идут, и, наверное, уже давно кипит вода в круглых стальных кожухах. Беспрерывно бьют орудия с поезда и с двух английских контрминоносцев.

Сверля воздух алмазным мечом, беспокойно передвигаются лучи прожекторов, то скользя по деревне Аджимушкай, то внезапно впиваясь в какое-нибудь особенно интересное место. Невидимые в темноте дома внезапно ослепительно вспыхивают, когда добирается до них любопытный луч. И тогда, вероятно, всё ложится в том месте, объятое паникой… Потому что луч редко бывает один: за ним следует громовой выстрел, и, переходя с высокого тона на альт, летит снаряд и врезывается в землю оглушительным снопом осколков, визжащих, шипящих и воющих, как рассерженные звери.

Изредка где-то, вероятно, около завода медленным, плавным подъёмом взметается ракета, то синяя, то кроваво-красная, вспыхивает, как какая-то сказочная звезда, и сейчас же вслед за ней раздаётся выстрел с английского миноносца, более резкий, чем орудийный. Что-то летит, словно курьерский поезд, с шумом, шипением и треском. Потом лопается, и вдруг, словно какое-то ночное солнце, появляется ракета: огромная, ослепительно-яркая, освещающая самые затаённые закоулки Аджимушкая. Она медленно, словно нехотя, опускается вниз и гаснет где-то у самой земли. Подымается невообразимая трескотня; молчаливые в темноте, пулемёты сразу начинают трещать на все лады. Бьют гранатами, бьют с кораблей. Как только гаснет ракета, те, что лежали, вскакивают, делают перебежки, бросаются вперёд, атакуют, кричат; только слышны отдельные выстрелы в упор.