Том 11. Неопубликованное. Публицистика - Аркадий Стругацкий

На горизонте, плохо видимые в тумане, темнели странные длинные сооружения, похожие на ангары для дирижаблей. Над ними торчали сетчатые мачты высоковольтной линии, уходящей за горизонт, и еще какие-то строения — серые куполообразные башни, огромные, тяжелые. Это был Большой Северный ракетодром — самый большой и самый северный в Союзе. Отсюда стартовали межпланетные корабли — на ИС Земли, на Луну, иногда и дальше: на Марс.

Алексей вздохнул и полез вниз, скользя по мокрой грязной земле, размахивая руками, чтобы сохранить равновесие. Люди внизу подняли головы, парень в мокром кожаном шлеме, лихо сбитом на затылок, что-то сказал, все засмеялись. Алексей побагровел, сердито насупился и, повернувшись к ним спиной, побрел, увязая по щиколотку, к небольшой, настежь распахнутой дверце у самого подножья. Холм был искусственный. Лет десять назад здесь был просто большой полигон для испытания ракет. Наблюдатели помещались в окопах. Иногда громадные, величиной с дом, ракеты вследствие каких-то неточностей в установке вместо того, чтобы лететь в небо, начинали, изрыгая огонь, прыгать по равнине. Сначала обходилось без жертв, но однажды многотонная махина обрушилась прямо на окоп. Пришлось возвести вот такие холмы — под толстым слоем бетона и земли, рассчитанным на прямое попадание ракеты, наблюдатели могли чувствовать себя в полной безопасности.

Согнувшись, Алексей пролез в дверцу и поднялся по ступенькам в наблюдательный пункт. Здесь было тепло и светло. Алексей присел у стола, потер руки, озираясь. Большая серая комната с бетонными стенами. Вдоль передней стены в ряд — несколько столиков, рядом с каждым торчат прямо из стены трубки в брезентовых чехлах — окуляры перископов. В комнате никого нет, но из-за полуоткрытой тяжелой двери в соседнее помещение доносятся голоса. Алексей узнал сиплый неторопливый бас Краюхина:

— ...Э-э, чепуха... Время у вас было... Нет, вы — растяпа...

Другой голос бормотал что-то, явно оправдываясь. Алексей усмехнулся — снова кого-то разносит — грозный дядя. С таким служить — ой-ёй-ёй! В комнату вошел, вытирая мокрое от дождя лицо, смуглый плечистый мужчина в кожаном пальто. Кивнул Алексею, прислушался, быстро прошел в соседнюю комнату, прикрыв за собой дверь. Теперь оттуда доносился гул трех голосов.

Алексей вспомнил — этого человека он видел в кабинете Краюхина во время их первого разговора, там, в Москве. Он сидел в углу у окна в большом кресле, лениво листал газету, поглядывая поверх нее на Алексея. Да, знаменательный был разговорчик. Здравствуйте, вы из военного министерства? Алексей отрапортовал. Так, очень хорошо, садитесь. Я Краюхин, Николай Захарович, будем знакомы. (Голос глуховатый и сиплый, слушая его, хотелось откашляться.) Кадровый офицер? Ага, двенадцать лет. Отлично. И все время служили в Кара-Кумах? Не надоело? Да, вы правы, конечно: и пустыню полюбить можно. Если не ошибаюсь, участвовали в Саульском походе? Конечно, не могли не участвовать — зампотех дивизиона бронетранспортеров. Вкратце, как там было дело? (Алексей рассказал. Это был страшный тройной самум, покрывший Саульский оазис и колонну транспортеров Алексея, вывозивших остатки населения. «За проявленную инициативу и успешное выполнение боевого задания» Алексей получил благодарность командования, но вспоминать об этом походе не любил: на одной из двух занесенных бурей машин остался его хороший друг — лейтенант Гаджибеков. Даже могилы его не нашли в барханах.) Краюхин слушал внимательно — плечистый, сутуловатый, с большелобой лысой головой. В полусумраке кабинета (шторы на огромных окнах были опущены) глубоко запавшие глаза его казались темными пятнами на узком безбровом лице. Так-так. Вы также принимали участие в спасении экспедиции Вальцева? Да, ну об этом я расспрашивать не буду — знаю хорошо и сам. (Об этом Алексей как раз рассказал бы с удовольствием — славное было, удачное дело.) Одинок и холост? Так-так. Это хорошо. (Чего уж хорошего, подумал Алексей.) Цель командировки известна? (Алексей сказал — участие в геологической разведывательной экспедиции.) Это, конечно, так, но и не совсем так. Вам, товарищ Громыко, предлагается принять участие в экспедиции на Венеру. (Алексей изумился так явно, что тот, смуглый у окна, с несколько запоздалой поспешностью попытался скрыть улыбку за развернутой газетой.) Да, на Венеру. Разведка... м-м-м... некоторых полезных ископаемых и организация посадочной площадки для звездолетов. Почему именно вы? Нам нужен человек, похожий на вас — знающий пустыню, знающий свое дело, решительный, опытный, смелый. (Ого, усмехнулся Алексей.) Мы мало знаем о Венере, даром что крутимся около нее уже лет десять. Но там, вероятно, много пустынь, а это по вашей части. Песчаные бури, безводье, зыбучие пески — это тоже по вашей части. Очень, очень тяжелые условия, трудности, постоянное напряжение всех сил — и это опять же по вашей части. Командование рекомендовало мне человек пять, я выбрал вас. Так уж мне захотелось, что поделаешь. Срок? Полгода, год — трудно сказать заранее. Почему нужен обязательно военный? Я этого не говорил, но... знаете ли, может быть, понадобится именно военный: места дикие, незнакомые — Венера! (Краюхин растянул в усмешке тонкие губы.) Сейчас, капитан, от вас требуется только принципиальное согласие. Рассматривайте эту командировку как тяжелый опасный боевой поход. Участие в научных экспедициях для вас не новость — вели же вы Вальцева через черные пески. Межпланетное путешествие — ну что ж, летают ведь люди в _туда_, много лет уже летают и — ничего. Венера... Это, конечно, хуже, это совсем не курорт... Ну, одним словом, думайте... Вальцев, кстати, тоже летит... (Алексей видел, что человек с газетой украдкой, но внимательно наблюдает за ним. Черт побери, судя по всему — опасное дело, но не отказываться же. Если его послали, значит, он справится не хуже других... Да, и потом... А, ладно! Согласен, сказал Алексей, берусь.) Краюхин заулыбался. Отлично. Договорились. Ну вот пока и все, а теперь познакомьтесь — Зорин Андрей Андреич — начальник Большого Северного. С ним вы еще встретитесь... Выходя, Алексей встретился в дверях с маленьким толстым человечком, стремительно рванувшимся в кабинет, лишь только скрипнула дверь. Прямо с порога он негодующе начал: «Николай Захарович, но при чем тут я...» Краюхин в ответ грозно просипел: «Где стабилизаторы?» и снова, прерывая захлебывающийся тенорок: «Я вас спрашиваю, где стабилизаторы?» Алексей тихонько прикрыл дверь.

Что и говорить — знаменательный был разговорчик. Алексей встал, прошелся по комнате, посмотрел на часы. Через несколько минут прибывает звездолет с ИС Венеры. Тот самый — «Астра-12» — который полгода назад высадился на поверхность планеты. Первый в мире. То есть, конечно, высадился не первый — сумел вернуться первый. До него были, говорят, еще три попытки, и первая самая удачная. Это были чехи. Они успели даже послать две радиограммы, из которых явствовало, что сели они довольно удачно и что кругом пустыни. Через пару недель пришла третья радиограмма — последняя. Из-за сильных помех в ней смогли разобрать только несколько слов, какой-то бред: что-то вроде «купи кипу пик» и потом до конца раз десять подряд: «горячка, горячка, горячка...». С тех пор о них ничего не слыхали. Скоро уже десять лет. Вторая экспедиция была тоже чешская — спасательная. О них известно только, что «пошли на посадку» и все. Третья экспедиция — совместная англо-советская. Сравнительно недавно — год, полтора. Звездолет сгорел в атмосфере. Люди превратились в пыль «вместе с сотней тонн высококачественной тугоплавкой легированной стали», как говорил подвыпивший Левка Вальцев, когда месяц назад рассказывал все это ему и еще одному парню — геологу, которого Вальцев хотел зачислить в эту новую экспедицию на Венеру. Они сидели у Левы, пили вино, за окном шумел вечерний город, было очень хорошо и уютно, и Вальцев рассказывал. О тяжелой работе, о славных бесстрашных ребятах, о метеорных полях, о лучевой болезни, поражающей почему-то в основном самых сильных и здоровых, о пропавших без вести, о строителях Лунного города близ кратера Коперник на Луне, об одиноких могилах на берегах марсианских морей, где лежали геологи — товарищи Вальцева по первой экспедиции. Он уже побывал и на Луне, и на Марсе, этот Вальцев. Пил вино стакан за стаканом и рассказывал, а этот паренек — Сергей его звали, кажется, — слушал с горящими глазами с потухшей папиросой в зубах. Потом он не пришел на вокзал, когда они уезжали сюда, а Вальцев всю дорогу ожесточенно играл в карты с Алексеем и только перед самым прибытием, когда, рассказав все анекдоты, они томились в ожидании у окошка, сказал вдруг: «Серега этот... Очень талантливый парень... и не трус... здесь на Земле... Но у него слишком богатое воображение. Слишком. Никаких шансов». Это была его любимая присловка — «никаких шансов». Говорил он серьезно, деловито, без насмешки и даже без жалости. А потом посмотрел на Алексея так, что тому стало неудобно за свои мысли.