Жизнь без спроса - Саша Канес

Проявив невиданное самообладание, бабушка вызвала участкового, который не без труда выставил моего супруга и его «сестру по вере» из нашего дома. Несмотря на присутствие стража порядка, приведенный ими слесарь уходить просто так не желал и требовал бутылку за беспокойство. Я застала только самый конец драмы. Валера тихо и уныло покидал поле проигранной битвы, но тетка в платочке не стеснялась и орала на весь район. Увидев меня, она обрадовалась вновь открывшимся возможностям и, указывая на мой огромный живот трясущимся перстом, завопила:

– Вот она, блудница! Заманила грехом брата нашего! Научила гадостям непотребным! Дьявола, дьявола носишь во чреве своем!

При этих словах бабушка Рая побелела, схватилась за сердце и рухнула на пол. Приехавшая через полчаса «Скорая» диагностировала инфаркт. Получилось так, что Маша появилась на свет в родильном отделении той самой больницы, где в кардиологическом отделении лежала бабушка Рая.

Валеру я больше никогда не видела. Институт он не закончил. В армию не пошел, получил «белый билет».

Несколько лет назад наткнулась на его фотографию в газете, занимавшейся расследованием деятельности тоталитарных сект. Оказывается, сектанты интересно и высокодуховно проводят время. «Братья и сестры» церкви «Нагих праведников» начинают день с того, что, раздевшись догола, читают Библию на морозе, а по вечерам молятся под гармонь и пьют собственную мочу. Особенно продвинутым адептам позволено добавлять в собственную урину немного мочи духовного лидера, «блаженного отца» Лавра. Валера, насколько я понимаю, там в первых рядах. Увы, великим математиком Машин отец так и не стал, зато удостоился славного имени «благочестивый брат Онан». Так, во всяком случае, его представил корреспондент газеты. Но, что интересно, прописан Валера до сих пор в нашей старой квартире.

Разумеется, никто из домашних не рассказывал Маше эту историю. Покривив душой, я наврала дочери, что ее отец бросил меня из-за другой бабы. О если бы!

Бутылочка в «Дикобразе»

Суд оформил наш развод, и я снова оказалась одна. То есть теперь у меня, разумеется, была дочь Маша, в которой я души не чаяла. Мама постоянно мне объясняла, что Маша и есть смысл моей жизни и я не должна отвлекаться ни на что иное. Под «иным» имелись в виду не только возможные в перспективе сердечные привязанности, но и любимая и, что немаловажно, прибыльная работа.

Из академки в институт я так и не вернулась. Поняв, что пора хоть в чем-то настоять на своем, я занялась поисками специальности, которая меня бы реально интересовала. Еще во времена занятий в художественном кружке, где я училась рисовать и лепить, мне очень понравилась профессия дизайнера. Причем больше всего меня интересовал дизайн интерьера, в том числе использование света. Стыдно признаться, но важнейшим фактором в таком интересе, судя по всему, стало мое подспудное отвращение к декору нашего семейного гнезда. В доме был блестяще реализован принцип «бедненько, но чистенько». Безусловно, лично мне никогда и в голову бы не пришло покушаться на мамины принципы обустройства нашей, теперь уже совсем тесной, квартиры. Но падение советской власти позволило превратить увлечение в профессию – и со временем то, к чему меня тянуло, стало реальным источником существования.

Став в конце концов хозяйкой своего собственного маленького бизнеса, я смогла решить даже самый тяжелый, квартирный, вопрос и обзавестись собственным жильем, а потом купила квартиру и для подрастающей Маши.

После истории с Валерой мама стала чуть меньше и осторожней встревать в мою личную жизнь, но моя работа ей все равно не нравилась. Как это ни дико, маме очень мешало, что мы перестали быть нищими. Она наотрез отказывалась заходить со мной в кафе или в ресторан и даже приготовленные мной деликатесы ела без всякого удовольствия, не переставая вздыхать, что вместо того чтобы готовить два часа какое-нибудь блюдо из морепродуктов, я могла бы сходить с дочерью еще раз в Третьяковскую галерею.

– И посмотреть там на натюрморт, изображающий вино и рыбу? – спрашивала я маму. – Вместо того чтобы выставить их на своем столе? Да?

Мама только безнадежно махала рукой.

Она несколько раз предлагала мне отказаться от бизнеса, объясняя, что я не должна отвлекаться от воспитания собственной дочери и что возможность приобретать новые вещи и ездить в отпуск на море ничего не стоит, если я не могу уделять ребенку достаточно внимания. Я, разумеется, соглашалась с мамой в том, что внимание важнее дорогих игрушек, но все же старалась совместить обязанности матери с интересной и любимой мною работой.

Мне повезло нанять хорошую няню. Мама тоже иногда соглашалась посидеть с внучкой. Случалось это нечасто, так как, во-первых, мама продолжала работать, а во-вторых, ее совершенно измучили папины страдания и тяжелая болезнь бабушки Раи, после инфаркта пораженной еще и инсультом. К моему удивлению, мама относилась к Маше совсем не так, как в свое время ко мне. Возможно, на внучку у нее не оставалось времени и сил, но мама ей практически ничего не навязывала и порой с гордостью рассказывала, как моя дочь умна и самостоятельна в своих мыслях и решениях.

Но на меня мама продолжала давить по-любому. Ужаснее всего было то, что она продолжала меня убеждать, что о личной жизни мне, матери-одиночке, теперь вообще не следует беспокоиться, так как это не главное. Важнее всего дочь, а остальное не имеет никакого значения. То есть рассуждения о судьбе «серой мыши» продолжались.

Однажды, когда мама нашла у меня несколько морщинок на висках и принялась меня утешать, что и без этих морщин внешность никогда не была моей сильной стороной, я не выдержала, накричала на нее и напомнила, что из-за ее советов потеряла единственного достойного человека, желавшего связать со мной жизнь.

При упоминании истории с Олегом Точилиным мама заплакала и сказала, что мне должно быть очень стыдно оттого, что я сваливаю свои проблемы на мать и что я всегда должна помнить лишь о том, что если бы тогда я не рассталась с Олегом, то никогда не родила бы от Валеры дочь Машу.

– Ты только что своими словами легко и просто предала одновременно и свою мать, и свою дочь!

От этих слов я впервые в жизни пришла в бешенство и ушла из родительского дома, хлопнув дверью. Но уже по дороге домой поняла, что мама опять во многом права, и пожалела о своей резкости. А потом я узнала, что через два часа после моего ухода скончалась бабушка Рая, с которой я даже не попрощалась.

На похоронах я искренне попросила у мамы прощения. Та кивнула, грустно глядя на неблагодарную дочь из-за толстых стекол своих старых уродливых очков.

В личной жизни действительно ничего не клеилось. Мужчины, которых я встречала на работе или в отпуске, оказывались или неинтересными, или уже женатыми. Как правило, впрочем, они были и скучны, и несвободны одновременно. Сексуальные эпизоды были и редкими, и убогими. Я с удивлением убедилась, что вовсе не фригидна, но ни подлинного счастья, ни страсти мне испытать не удалось.

Чтобы не замыкаться лишь на бизнесе, я придумывала для себя, а иногда и для нас с Машкой какие-то хобби. Мы ходили в походы, ездили на лошадях. Вот только дайвингу я училась одна. Пару раз мама соглашалась побыть с Машкой целую неделю и отпускала меня съездить на Красное море понырять с аквалангом.

Я никогда не забывала нашего с Олегом разговора по дороге из театра. Как же он был прав тогда, восхищаясь коралловым миром! До меня доходили слухи, что Точилин опять не женат и занимается подводным плаванием профессионально. В глубине души я надеялась, что жизнь подарит мне еще один шанс на новую встречу с моим… соседом по парте. Но, увы…

Впрочем, единственным по-настоящему вожделенным мужчиной для меня по-прежнему, как это ни глупо, оставался тот самый великий актер и режиссер. Я накупила кучу кассет и дисков с его фильмами и спектаклями и чуть ли не каждый вечер, уложив спать Машку, проводила хоть немного времени перед экраном телевизора, любуясь мужчиной своей мечты. Разумеется, я и не надеялась повстречать его лично и побывать у него дома. Но судьба все же подарила мне такой шанс!

После окончания школы я не общалась практически ни с кем из одноклассников даже из своей последней, любимой школы. Человек я мирный и никогда не ругалась, но жизнь как-то быстро нас развела. С кем-то я иногда встречалась на улице, о ком-то слышала из тех или иных источников. О Кате Михайловой, которую я «сосватала» в свое время в гуманитарный класс, говорили, что она процветает, хорошо и успешно работает редактором где-то на телевидении. А ведь в школе Катя казалась стеснительной и немного замкнутой, но милой и чрезвычайно интеллигентной девушкой, такой изысканной и грамотной речи не было ни у кого из нас.

Однажды я купила целых две ее книжки. Увидев Катину фамилию на обложке книги, продававшейся на развале возле метро, я перевернула для верности томик и увидела фотографию, свидетельствующую о том, что моя одноклассница не сильно изменилась. «Слава богу!» – подумала я и купила и эту книжку, и еще одну, немедленно предложенную мне бойкой продавщицей.