Возмездие в рассрочку - Сесил Форестер

Тем не менее статус безработного Маблу пока не грозил. В некоей привилегированной фирме, занимающейся операциями с иностранной валютой, услышав историю с Сондерсом, решили, что человека с такими способностями, как мистер Мабл, просто грешно не использовать. Он — единственный в Сити, кто предугадал рост курса франка; мало того, у него хватило смелости действовать в соответствии со своей догадкой и пустить в дело все свои сэкономленные деньги: а сверх всего, ему удалось втянуть в сделку Сондерса, что свидетельствует о незаурядной силы характере. Такого финансового гения не помешает держать в запасе! Представители фирмы встретились с мистером Маблом и, прощупав его, предложили должность. После некоторого раздумья он принял предложение, тем более что и сам он смутно понимал: лучше, если его голова будет занята каким-нибудь делом. Обязанностей по службе у него было немного; шеф робко назвал ему сумму жалованья: пятьсот фунтов в год. Мистер Мабл отчаянно боролся с собой, чтобы то и дело не вспоминать, что блестящим своим успехом он обязан исключительно смертельному страху перед виселицей.

Собственником дома 53 по Малькольм-роуд он стал без особых трудностей. Для оформления понадобилось всего три дня; владельцы были вне себя от счастья, что нашелся человек, готовый отдать им семьсот фунтов за дом, на содержание которого уходит двадцать фунтов в год, а арендную плату власти не разрешают поднимать выше тридцати пяти фунтов.

У мистера Мабла хватило бы денег и на дом втрое дороже. Но он никогда бы не отважился переехать отсюда. Он и думать не хотел о том, чтобы маленький участок земли с заброшенной клумбой остался без присмотра. Кроме того, он немного побаивался: вдруг выйдет распоряжение, что владельцы пустых домов обязаны их сдавать? И тогда, конечно, произойдет то, что упрямо рисовало ему вновь и вновь измученное воображение. Нет, как ни кинь, уехать из этого дома он никогда не сможет… Так что мистер Мабл при тысяче семистах фунтах годового дохода по-прежнему жил в убогом предместье, на тихой, почти деревенской улице, в доме с двумя маленькими комнатами, тремя крохотными спальнями и такой тесной кухней, что миссис Мабл едва могла в ней повернуться!

Бедная Энни Мабл! Она едва замечала происходящие вокруг изменения. И с тем большим ужасом обнаружила — всего через две или три недели после скандальной сцены в гостиной, — как перевернулся привычный порядок вещей… Однажды утром мистер Мабл, собираясь в город — теперь ему ни к чему было выходить раньше девяти, — задержался в дверях, чтобы попрощаться, сунул руку в карман и, не глядя жене в лицо, протянул ей что-то.

— На, — сказал он коротко; слова его прозвучали почти грубо. — Держи… И чтоб до обеда истратила все до последнего пенни. Повторяю: все. Возьми — и с Богом!

И вышел. Миссис Мабл изумленно раскрыла ладонь. В ней была пачка банкнот, свежих, хрустящих, только-только из банка. Она перебрала их: несколько пятифунтовых купюр и сколько-то однофунтовых. Вместе — огромная сумма: пятьдесят фунтов. Столько денег она до сих пор не только не держала в руках, но даже и не видела…

А мистер Мабл, сидя в автобусе по пути на станцию, чувствовал себя куда лучше, чем в минувшие две недели. Что там ни говори, а если ты не смеешь посмотреть в глаза собственной жене, это не очень-то весело. Бедняжке всегда жилось нелегко; мистер Мабл по опыту знал, что среди скудных радостей, которые ей доступны, возможность тратить деньги — одна из первых. С пятьюдесятью фунтами в кошельке она может пройти вдоль по Рай-лейн и накупить полные сумки товаров… Вечером, когда они встретятся, Энни, может быть, снова ему улыбнется, и тот ужасный вечер, когда он потерял контроль над собой, навсегда уйдет в прошлое.

Пока он так рассуждал про себя, миссис Мабл все еще боязливо разглядывала банкноты. Честно говоря, она бы больше обрадовалась, если бы муж дал ей пять шиллингов. Ведь пять шиллингов не дают повода вспоминать о полиции и о тюрьме. Кроме того, миссис Мабл понятия не имела, что можно сделать с пятьюдесятью фунтами; и еще она слишком боялась будущего, чтобы взять и истратить все сразу. Вне всяких сомнений, миссис Мабл была человек простоватый и недалекий, но жизнь внушила ей очень важную истину: нет ничего желаннее денег; нет ничего, что так легко уходит, как деньги; нет ничего, что было бы так же трудно добыть. Миссис Мабл ушла в дом и спрятала бумажки в один из своих тайников.

Она не спеша сделала свою утреннюю работу — помощников у нее по-прежнему не было, — застелила постели, убрала в комнатах, начистила к приходу детей картошки; затем, надев шляпку, обычным маршрутом отправилась за покупками. В передней она немного поколебалась, потом махнула рукой и быстро поднялась наверх. Открыв заветный ящик, она с виноватым видом взяла однофунтовую купюру и положила ее в кошелек…

Мистер Мабл вернулся домой рано, дети еще пили чай. По всей видимости, он был в благодушном настроении, и миссис Мабл, заметив это, тоже невольно повеселела. Муж с любопытством оглядел столовую, потом вышел в переднюю, постоял там, озираясь. Затем принялся заглядывать под стол и в другие, самые невероятные места.

— Ты что там ищешь, Уилл? — спросила миссис Мабл. Она едва удерживалась от смеха, видя, как странно ведет себя муж.

— Ищу, что ты сегодня купила, — был ответ.

Миссис Мабл виновато взглянула на мужа.

— На те деньги, что ты дал утром?

— Именно. Я для того и дал, чтобы ты их потратила.

— Мне не хотелось тратить все, дорогой. Я потратила, но немного.

Мистер Мабл достал из кармана золотой портсигар, вынул из него сигарету с позолоченным фильтром, чиркнул спичкой о позолоченную спичечницу и с едва скрываемым самодовольством посмотрел на жену.

— Что же ты купила? Ну-ка выкладывай!

Миссис Мабл нервно теребила край блузки.

— Да так… кое-какие мелочи на кухню…

— А все-таки?

— Тряпку для мытья пола, дорогой, и две сковородки.

Мистер Мабл громко расхохотался:

— Роскошно!.. А еще?

— Новый фарфоровый горшок для лилии… очень красивый. Конечно, с доставкой домой. И перо к моей шляпке — знаешь, к той, черной. И… и… кажется, все. Ах не смейся, пожалуйста. Я не виновата.

Но мистер Мабл просто умирал от хохота.

Между приступами смеха он повернулся к детям и, тяжело дыша, проговорил:

— Я дал матери пятьдесят фунтов, чтобы она пошла и истратила их. А она вот что купила! Тряпку для пола и сковородки!.. Энни, ты меня в могилу сведешь…

Даже дети почувствовали: то, что он в их присутствии высмеивает мать, не очень-то порядочно. Бедная миссис Мабл нервничала все сильнее:

— Пожалуйста, Уилл, не смейся надо мой! Откуда я знала, что ты в самом деле хочешь, чтобы я их истратила?

Мистер Мабл не стал спорить.

— Завтра суббота, — сказал он. — На службу я не иду. Мы поедем с тобой вместе, и я покажу, как надо тратить деньги. Ну, что скажешь?

— О, дорогой, это будет чудесно!

Миссис Мабл сияла от счастья. Прошло, наверное, не меньше года с тех пор, как они с Уиллом вместе выходили в город. А уж в центральную часть Лондона, к северу от Темзы… тут наберется и все три года.

Но субботнее утро, которого она нетерпеливо ждала всю ночь, вышло все же не таким удачным. Оно походило, скорее, на горячечный сон. Поход свой они начали в десять часов на Тотнэм-Корт-роуд. Мистер Мабл первым делом зашел в транспортную контору договориться, что из дома 53 по Малькольм-роуд будет вывезена «кое-какая подержанная мебель». Затем началась настоящая оргия покупок. Видно было, что Мабл действует по собственному, разработанному заранее плану, так как он сразу пошел в магазин дорогой мебели. Но привлекали его не скромные гарнитуры в стиле королевы Анны и не дивные «чиппендейлы». Все это было не в его вкусе. Ему хотелось что-нибудь в стиле ампир. И он получил свой ампир. Причем самый что ни на есть настоящий, сплошь в позолоте. Этот ампир был выразительной иллюстрацией того дешевого стиля, что затопил Европу после сороковых годов. На стульях и канапе, которые приобрел Мабл, живого места не было от позолоты и завитушек. Кроме того, он купил и огромную кровать, тоже, конечно, в стиле ампир, — невероятно безвкусную, с золочеными купидонами. И — как венец всего — массивный полированный стол причудливой формы, с резьбой и позолотой, со столешницей, выложенной мраморной мозаикой, изображающей какой-то классический узор. Было видно, что стол весил не один центнер.

Хозяин магазина потирал руки. Такого удачного дня у него не было со счастливых военных времен. Он всучил мистеру Маблу, в приложение к мебели, семь белых слонов, потом проводил супругов к картинам в тяжелых рамах. Правда, в душе хозяин испытывал некоторое разочарование. Слишком неинтересно облапошивать простаков. Не требуется никакой ловкости: предлагаешь товар, называешь цену, оформляешь покупку… Но даже он — уж на что разбирался в покупателях — не понял, что мистер Мабл приобретал именно то, что хотел, а не то, что ему предлагали. Мистер Мабл был на верху блаженства. Это обилие золота, эти завитушки и выкрутасы — нечто среднее между Лаокооном[4] и кошмарным сном — в его глазах были верхом изысканности. Что же касается стола с мозаикой, то, став его обладателем, мистер Мабл считал себя редким счастливчиком.