Вихри Мраморной арки - Конни Уиллис

— Я пойду с вами, — решительно перебила Анна, накидывая серую мантилью. В такой холодный день, конечно, следовало надеть что-нибудь потеплее, но Анна боялась, что Виктория не дождется и убежит: бедная девушка пребывала в полном смятений.

«Хватит! Я не позволю Элиоту шутить с невестой такие жестокие шутки, — думала Анна. — Я все ей расскажу».

Но сказать правду по дороге к доктору ей так и не удалось. Виктория шла быстро, Анна с трудом поспевала за ней. Слова лились из безутешной невесты болезненным, пульсирующим потоком, будто кровь из вспоротой вены:

— Странно, что брат до сих пор не приехал. Из Нью-Лондона, где должен был пришвартоваться его корабль, по-прежнему нет вестей. В порту его задержать не могли. Море так часто штормит… Страшно за корабль! Я написала брату, как только пропал Элиот. Я Знала, что мой любимый погиб, знала с первой минуты… Отец уговаривал меня не беспокоиться, уверял, что Элиот где-то задержался, что не следует терять надежды… А теперь пропал и мой брат, Роджер, и рядом никого не осталось…

Они подошли к дому доктора Сойера. Виктория постучала в дверь, и Анна вновь поразилась, какие у бедняжки красные замерзшие руки. Доктор открыл почти сразу же. Он не предложил им снять пальто, коротко бросив «там холодно», и повел их мимо кабинета, в глубь дома. Девушки поспешили за ним.

— Жаль, что вашего отца нет в городе, — проговорил доктор. — Не пристало юным леди заниматься такими вещами.

«Если они остановятся хотя бы на секунду, я им все расскажу», — думала Анна. Но они не останавливались, и она покорно последовала за ними.

Доктор открыл дверь в большую квадратную комнату, которую Анна вначале приняла за кухню. Всю середину помещения занимал большой стол, покрытый свисавшей до пола простыней. Виктория побелела.

— Поверьте, Виктория, мне самому все это очень не нравится, — доктор говорил все быстрее и сбивчивее. — Ваш отец… Весьма неприятная процедура…

«Сейчас она увидит, что это не Элиот, и я все ей расскажу», — подумала Анна. Доктор Сойер сдернул простыню.

Время, которое до сих пор неслось, как сумасшедшее, разом остановилось. Мужчина на столе был мертв уже несколько дней. «Он утонул в шторм», — подумала Анна. Грязный, промокший сюртук, белая шелковая рубашка… Из кармана черного парчового жилета торчал вымокший серый шелковый платок. Труп… Холодный как лед.

Виктория протянула руку к телу, но тут же отдернула ее.

— Примите мои соболезнования, — сказал доктор Сойер. На столе лежал труп Элиота.

— Давно пора.

Анна вошла в комнату. Элиот лежал на скамье, подложив Под голову свернутый сюртук. Рубашка и жилет был и расстегнуты, из кармана выглядывал серый шелковый платок.

— Я весь истосковался. — Он поднялся навстречу Анне. Она протянула ему сверток с едой: хлеб, ветчина и яблоки.

— Ходила на чай к Викки? — спросил Элиот, пытаясь развернуть пакет. Узлы бечевки не поддавались. — Что, утешила несостоявшуюся вдовушку? Забавно!

— Нет. — Анна наблюдала за ним. Ждала. Он так и не справился с бечевкой и отложил сверток на скамью. — Мы ходили к доктору Сойеру.

— Зачем? Неужели мой досточтимый отец занемог? Или, может быть, помутилось в голове у красавицы Викки?

— Мы ходили опознавать тело.

— Фи. Не слишком приятное занятие. Наша милая Викки, разумеется, хлопнулась в обморок при виде утопленника. А тут и доктор Сойер с нюхательными солями…

— Элиот, это было твое тело.

Она ждала потрясения, лукавства, страха. Элиот спокойно откинулся на скамью, заложил руки за голову, взглянул на нее и улыбнулся.

— Милая Анна, как такое возможно? Или у тебя тоже в голове помутилось?

— Элиот, ты так и не рассказал мне… Как ты добрался от реки до Хэддама?

Он даже не шелохнулся.

— Там, на берегу, паслась лошадь. Я, как заправский наездник, вскочил на нее и направился к тебе.

— Ты же сказал, что лошадь нашел на постоялом дворе.

— Не хотел тебя смущать рассказом о том, как я украл кобылу. Похоже, я тебя недооценил, потому что в данный момент ты обвиняешь меня… Кстати, а в чем ты меня обвиняешь? В том, что я убил невинного прохожего и напялил на него свою одежду? Нелогично. Как видишь, я не переодевался.

— Моя накидка насквозь промокла, — медленно проговорила Анна, — сапоги покрылись толстым слоем грязи. Подол платья испачкался и изорвался… Как тебе удалось проскакать от реки до самого Хэддама в ветреную дождливую ночь и появиться в безупречно чистом сюртуке, в начищенных до блеска сапогах?

Элиот неожиданно сел и схватил ее за руки. Она невольно отшатнулась.

— Анна, ты пошла на это ради меня? — воскликнул он. — Ты дожидалась меня на острове, вымокла и замерзла? Неудивительно, что ты сердишься. Но, милая, зачем же меня так наказывать: запирать меня в пыльной комнате и вести речи о призраках? Хочешь, я куплю тебе новую накидку…

— Почему ты ничего не ешь? Ты же умирал от голода, а теперь вот уже сколько дней ничего не ешь…

Он выпустил ее руки.

— А как я все это съем, если ты постоянно стоишь у меня над душой и изводишь глупыми вопросами? Сейчас поем.

Он взял пакет загорелыми руками, совсем не похожими на обесцвеченные рекой руки трупа.

Анна следила, как Элиот возится со свертком.

— Пироги и милая Анна… Чего еще желать мужчине? Однако пакет он так и не развернул и положил его на скамью.

— Поем, как ты уйдешь, — раздраженно бросил он. — Россказнями о мертвецах ты мне весь аппетит испортила.

На следующий день Элиот был полностью одет и готов к выходу: черный сюртук, серый платок аккуратно выглядывает из жилетного кармана.

— Во сколько похороны? — весело спросил он. — Вторые похороны, разумеется. Интересно, а сколько мне вообще предстоит похорон? И еще интереснее, придется ли мне платить за многочисленные венки и букеты, если я воскресну?

— Похороны состоятся вечером, — ответила Анна, тут же спросив себя, а следовало ли вообще говорить правду.

Все утро она раздумывала над тем, не опасно ли приходить сюда в такой день. На этот раз она оделась как можно теплее, вычистила и привела в порядок мериносовую накидку, сунула руки в муфту… Анна нащупала ключ и поняла, что не сможет не прийти. Ей на ум пришло странное сравнение: в ночь, когда она готовилась к свиданию на острове, холод волновал ее меньше всего. Единственное, что ее беспокоило — это как проскользнуть незамеченной, не привлекая внимания, поэтому она остановила выбор на черном платье, черной шляпке и черной накидке. В ту ночь она оделась, как на похороны, но поняла это только сегодня утром.