Обман Инкорпорэйтед (сборник) - Филип Дик

– Боже, – мягко сказал Хедли, – я не рисовал с самого колледжа.

– Я говорю не только об этом. Но и об этом тоже. Ведь ты уникальная личность, Детка. В тебе такие глубины. Бездны! Ты глубоко копаешь… Ты сложный человек. Эллен понимает тебя по-настоящему? Хочет понять, верю, – Салли беспечно, весело рассмеялась. – Какой же ты дурачина, Детка! Нельзя позволять говорить такое о собственной жене.

Уставившись в стол, Хедли негромко сказал:

– Ты можешь говорить все, что угодно. И делать все, что угодно. Ты всегда все делаешь правильно.

– Это ты так говоришь, – Салли вздохнула. – Жаль, что Боб думает иначе. Послушать его, так я все делаю неправильно. И ему это нравится – он язвит над каждой моей промашкой. Стоит мне разбить тарелку или уронить в ванной флакон – любая моя оплошность. У него в подсобке эта чертова мастерская, со всеми этими шлифовальными машинами и инструментами… – Она резко оборвала фразу. – Так кто же это? Не девушка? Выбор сужается, – она уставилась на него опасливо, предчувствуя недоброе. – Детка, в колледже ты одно время водился с той компанией – ну, когда ты еще рисовал. Тогда это было нормально, я все понимала. Но если ты связался с ними теперь…

– Нет, – сказал Хедли, – это другое. Я… был на лекции одного человека.

– Напоминает популярную песенку «Жил один парень…». Боже, какой ужас.

Глядя в упор на сестру, Хедли сказал:

– Я еще не понимаю этого до конца. Не знаю, как оно на меня повлияет… пока я полностью это не усвоил. Но я чувствую, что это не все: оно по-прежнему действует.

С лица сестры слетело веселье.

– Что за человек? – Посерьезнев, Салли выгнулась на стуле, пораженная натянутостью в его голосе. – Ты правда не шутишь?

– Конечно, нет. Ты знаешь, сколько вещей никогда не имели для меня смысла. Человеческие занятия, вся эта возня… типа твоего мужа.

Салли возмущенно покраснела.

– Детка… – Она пожала плечами. – Что ж, долг платежом красен.

– Я не собираюсь на него нападать. Я отношусь к нему с большим уважением. Но я не понимаю его, не понимаю, зачем все это, вся эта беготня. Вся эта борьба. Порой я сижу в «Здоровом питании» и смотрю на людей, проходящих по тротуару. Они же чокнутые! Куда они все ломятся? Копошатся, как муравьи… Бессмыслица.

– Ты всегда любил мечтать, лежа на диване, – тихо сказала Салли. – Ты всегда был великим фантазером. Заключал у себя в голове огромные сделки, придумывал, чем будешь заниматься. Планы… Ты прирожденный продавец. Готова поспорить, старухи в тебе души не чают.

– Но теперь я понимаю, – продолжал Хедли. – Теперь, когда я их вижу, это больше не приводит меня в недоумение.

Встревожившись, сестра покачала головой.

– Что ты понимаешь, Детка?

– Чем они занимаются. Куда идут. Почему суетятся.

– Почему?

Сцепив руки, Хедли сказал:

– Я не знаю, как объяснить, чтобы ты не рассмеялась. Когда я говорю вслух, это звучит так глупо.

– Говори.

– Скоро конец света.

Наступила пауза. Руки Салли задрожали, когда он постучала сигаретой о пепельницу.

– Что ты имеешь в виду? Войну?

Он кивнул.

– Да, в некотором смысле. Но не только. Война – лишь часть целого.

– Но ты имеешь в виду войну. Тебя беспокоит война, – она грубо, бешено выругалась. – Черт бы их всех побрал… Они охотятся за тобой, пытаются призвать тебя на службу? У тебя же ребенок…

– Дело не в этом.

– А в чем же тогда? – Салли в бешенстве смяла сигарету. – Ты хочешь сказать, что боишься? Боже, Детка, да ты сам как маленькая старушка, пугливая старушенция. Ты боишься, что тебя разорвет на куски? Детка, в тебе нет никакого стержня. Мне так стыдно за тебя… – Она взяла себя в руки, встрепенулась. – Но я понимаю. Наверное, если у тебя есть ребенок, о котором нужно заботиться… Я бы тоже волновалась. Ну, так мотай отсюда. В какую-нибудь глухомань. Просто исчезни – страна-то большая. Купи себе ферму и выращивай овощи… тебе же всегда это нравилось. Уезжай из страны: свали в Мексику.

– Нигде не укрыться.

Ее голубые глаза засверкали.

– Так вот что ты выяснил? Что все погибнут, а значит, остается просто сидеть и ждать? Этим ты и занимаешься – просто ждешь, пока начнут сбрасывать атомные бомбы? Что это за человек?

Потупившись в стол, Хедли сказал:

– Теодор Бекхайм. Наверное, ты о нем никогда не слышала.

– Нет, не слышала.

– Он возглавляет религиозную группу. Общество стражей Иисусовых. Оно распространено по всему миру. Множество последователей в Африке.

– Религиозные фанатики! Изуверы!

– Возможно. Только они не похожи на фанатиков. Все как раз очень логично. Такое чувство, будто я всегда это знал, но не мог сложить отдельные детали воедино. Когда я услышал его, все будто встало на место.

– Что ты намерен делать? – Салли судорожно, торопливо собрала пальто и сумочку, запихнула в карман зажигалку. – А вот и Боб: слышу, как он орет, – она повысила голос. – Сюда – в эту кабинку!

Занавески резко раздвинулись, и перед ними выросла фигура Боба Соррелла. Он стоял, расставив ноги, с потемневшим, грозным лицом.

– Почему вы не раздвинули эти хреновы занавески, чтобы я мог вас увидеть? – спросил он.

– Мы уже готовы, – сказала Салли тонким, бесцветным голоском. – Если, конечно, ты не хочешь чего-нибудь еще.

– Я? – Боб язвительно рассмеялся. – Пошли – пора уже выбираться на автостраду, – он хлопнул Хедли по плечу, когда тот встал со стула. – У тебя не друзья, а чудила какие-то. Где ты их откопал? Боже, будь у меня этот старый трактор, который они называют машиной… Они не проедут на этой рухляди и пары миль, – Боб громко расхохотался, когда они вышли из кабинки. – И болты у них расшатались не только в моторе, – он выхватил из безжизненных рук Хедли чек и принялся его изучать. – Я расплачусь, земляк.

Боб прошагал к кассе, выгребая из кармана серебряную мелочь. Он широко улыбнулся через плечо Салли и Стюарту и красноречиво им подмигнул.

– Теперь моя очередь, – крикнул он через весь ресторан, проходя мимо обедавших молча китайцев. – Вот только доберемся до Сидер-Гроувс, и Эллен сварганит нам настоящей жратвы.

Теплый и густой вечерний ветер капризно задувал в открытые окна квартиры. Мухи, мотыльки и жуки жужжали и бились о лампочки, поджаривались и падали крохотными шипящими комочками на ковер. Все лениво отдыхали в гостиной, уставившись друг на друга с невольным упорством. Была половина девятого. На кухне груды грязной посуды стояли в раковине, на плите, столе, сушке. Расчистили немного места, чтобы можно было открыть бутылки с джином и тоником и приготовить коктейли. Кубики льда медленно таяли на подносе, в окружении штопоров, клочков фольги, лужиц «джилбис делюкс» и лимонных корок.