Курс русской истории - Василий Ключевский

Из всех классов общества на обоих соборах всего сильнее было представлено служилое сословие: на соборе 1566 г. военно-служилых людей, не считая входивших в состав правительственных учреждений, было почти 55% всего личного состава собрания, на соборе 1598 г. - 52%. Представительство этого класса по источнику представительных полномочий было двоякое - должностное и выборное. Эта двойственность объясняется организацией служилого класса, тогдашнего дворянства. Мы уже знаем, что в составе его надо различать два слоя: высшие военно-служилые чины образовали дворянство московское, столичное, низшие - дворянство городовое, провинциальное. Столичные чины образовали особый корпус, исполнявший разнообразные военные и административные поручения центрального правительства. Пополняясь путем выслуги из рядов городового дворянства, этот корпус в XVI в. не терял служебной связи с последним. Столичные дворяне в походах обыкновенно назначались командирами, головами уездных сотен, рот, составлявшихся каждая из служилых людей одного какого-либо уезда. В XVI в. головами уездных сотен назначались обыкновенно те из столичных дворян, у которых были поместья и вотчины в тех же уездах. Их можно назвать походными предводителями уездного дворянства, как городовых приказчиков мы назвали дворянскими предводителями в административном смысле (выше, с. 237). На соборе 1566 г. уездные дворянские общества были представлены только своими головами - земляками, столичными дворянами, сохранявшими поземельную связь с ними. Эти головы командовали отрядами, двинутыми против Польши, и явились в Москву прямо с театра войны, по поводу которой был созван собор. Некоторые из них и указали на это в своем соборном мнении, заявив, что они не хотят помереть запертыми в Полоцке. «Мы, холопы государевы, ныне на конях сидим и за его государское с коня помрем», - добавили они. Их потому и призвали на собор, что они лучше других знали положение дела, занимавшего собор. Но ни из чего не видно, чтобы уездные отряды избирали их своими представителями на собор. Каждого из них полковой воевода назначил в походе головой уездной сотни как лучшего служилого землевладельца в уезде, а как голову его призвали или послали на собор представителем его сотни, т. е. уездного дворянского общества. Назначение на должность по служебной годности и призыв или посылка на собор по должности - такова конструкция тогдашнего соборного представительства, столь далекая от наших политических понятий и обычаев. Мы увидим, что этой особенностью всего выразительнее выясняется характер и значение земского собора XVI в. В этом отношении избирательный собор сделал, правда, некоторый шаг вперед, в сторону наших понятий о представительстве. И на нем было много столичных дворян, представлявших уездные дворянские общества по своему должностному положению. Но рядом с ними встречаем довольно незначительное число дворян (около 40 на 267 членов собора) из военно-служилых людей, которых с некоторою вероятностью можно считать выборными соборными депутатами уездных дворянских обществ из их же среды. Это новый элемент в составе собора 1598 г., незаметный на прежнем, но он столь малозначителен, что является как бы местной случайностью или исключением, не нарушавшим основного принципа соборного представительства.

Соборное представительство городского торгово-промышленного класса построено было на одинаковых основаниях с представительством служилых землевладельцев, и в нем эти основания выражены были даже более явственно. На собор 1566 г. было призвано только столичное купечество, притом лишь высших статей, в числе 75 человек. Не видно и невероятно, чтобы это были выборные представители своих статей или вообще каких-либо корпораций: скорее это вся наличность высшего московского купечества, какую в данную минуту можно было призвать на собор. Но за этим купечеством стоял весь торгово-промышленный мир, как за столичным дворянством стояли уездные дворянские общества. Подобно тому же дворянству, московская купеческая знать набиралась из лучших людей, выделявшихся из рядового торгового люда, столичного и провинциального. И эта торговая знать тоже несла службу, только в другой сфере управления. Нам уже известно, что такое была верная служба: это целая система финансовых поручений, исполнение которых казна возлагала на земские классы, не имея пригодных для того приказных органов. Высшее столичное купечество в этой казенной службе имело такое же руководящее значение, какое в службе ратной принадлежало столичному дворянству: на него возлагались наиболее важные и властные, но и самые ответственные казенные поручения. Эта служба и поддерживала его связь с местными городскими обществами, из которых оно вербовалось. Ярославский или коломенский капиталист, возведенный в чин московского гостя, коммерции советника, продолжал жить и торговать в своем городе, и правительство возлагало на него ведение важных казенных операций обыкновенно в его же родном краю, с хозяйственным бытом которого он был хорошо знаком по собственным делам. Так тузы местных рынков становились ответственными агентами центрального финансового управления и являлись в областных городах направителями наиболее ценных казенных операций - питейных, таможенных и других, верстали местных посадских людей податными окладами, закупали на государя местные товары и вообще вели разнообразные торгово-промышленные предприятия казны. Это был своего рода финансовый штаб московского правительства, руководивший областными торгово-промышленными мирами. Если, таким образом, в соборном акте 1566 г. отразилось фискально-служебное значение столичного купечества, то в списке его представителей на соборе 1598 г. выразился с некоторым изменением основной принцип соборного представительства. К тому времени и столичное купечество, подобно дворянству, получило окончательную сословную организацию, разделилось на чины по своей капиталистической мочи и казенно-служебной годности. Высшее купечество составилось из гостей и из торговых людей двух сотен, гостинной и суконной, гильдий своего рода; рядовая торгово-промышленная масса столицы образовала несколько черных сотен и слобод, которые можно приравнять к промысловым цехам. На собор 1598 г. вызваны были 21 человек гостей, старосты высших сотен и 13 сотских черносотенных обществ. Гости, очевидно, были призваны поголовно, по своему званию, сколько можно было их тогда призвать: их и в XVII в. было немного, обыкновенно десятка два-три. Но сотенные старосты и сотские были призваны или посланы на собор по должностному положению; только должности свои они получали по общественному выбору, а не по назначению начальства, как головы дворянских сотен. Так суммарный призыв 1566 г. теперь заменился для купеческих сотен призывом их должностных представителей.

В описанном сложном составе обоих соборов можно различить четыре группы членов: одна представляла собою высшее церковное управление, другая - высшее управление государства, третья состояла из военно-служилых людей, четвертая - из людей торгово-промышленных. Те же группы отчетливо различает в составе собора 1566 г. и современный летописец. Он пишет, что государь на соборе говорил со своими богомольцами, архиепископами и со всем Освященным собором, «и со всеми бояры и с приказными людьми, да и со князи и с детьми боярскими и с служилыми люди, да и с гостьми и с купцы и со всеми торговыми людьми». Первые две группы были правительственные учреждения; две последние состояли из лиц двух общественных классов. Только лицам этих последних групп и можно придавать представительное значение. Но эти лица не были представителями своих классов в нашем смысле слова, выборными депутатами, специально уполномоченными представлять их только на соборе. Это были все должностные или служилые люди, поставленные во главе местных обществ по назначению или выбору и исполнявшие военно-административные либо финансовые поручения правительства. Значит, основой соборного представительства был не общественный выбор по доверию, а правительственный призыв по должности или званию. Я уже оговорился, что исключение, замеченное на соборе 1598 г., не колебало этой основы. Если хотя бы приблизительно таков же был состав собора 1550 г., то выясняется общая физиономия земских соборов XVI в. На них правительство встречалось с обществом, призывало на совет людей двух его классов - столичного дворянства и столичного же купечества. Но люди этих классов являлись на собор не представителями общества или земли, а носителями службы, общественными орудиями центрального управления. Иначе говоря, оба этих класса имели тогда значение представителей земли только по своему правительственному положению, а не по земскому полномочию: это были верхушки местных обществ, снятые правительством, пересаженные в столицу, чтобы служить добавочными орудиями управления теми же обществами. Значит, земский собор XVI в. был в точном смысле совещанием правительства с собственными агентами. Таков первичный тип земского представительства на Руси. Тогда иначе и не понимали народного представительства, как в смысле собрания разностепенных носителей власти, органов управления, а не уполномоченных общества или народа. Но по понятиям того времени такое собрание было все-таки народное представительное собрание, имеющее власть решать судьбы народа. Такой взгляд на народное представительство сложился потому, что тогда и народ понимали далеко не по-нынешнему. Ныне понимают так, что народное представительство есть выражение воли народа через избираемых им представителей и что народ как политическое целое и есть государство, а правительство - это только организация, связующая народ в такое целое и создаваемая самим же народом. В Москве XVI в. думали, что не народу подобает назначать выразителей своей воли, что для того есть готовые, волею божией установленные извечные власти - правительство с его подчиненными слугами, которое и есть настоящее государство; говоря проще, народ не может иметь своей воли, а обязан хотеть волею власти, его представляющей. На соборе, избравшем Бориса Годунова на царство, из непривилегированных классов присутствовали только 13 сотских, и притом только от столичных черносотенных обществ; между тем акты об избрании говорят про участие в этом деле «всенародного множества», «всех православных христиан всех городов Российского государства» и даже «всего многобесчисленного народного христианства от конец до конец всех государств Российского царствия». Здесь говорит не одно приказно-книжное красноречие, болезнь высших московских канцелярий: предполагалось, что всенародное множество духовно присутствует на соборе и говорит устами своих невыборных, прирожденных столичных представителей. Юридические фикции занимали гораздо больше места в общественном сознании тогдашнего русского человека, чем теперь. Фикция представительства рядовой народной массы высшими столичными чинами складывалась не без участия русских церковных законоведов, как и самый земский собор строился отчасти по подобию Освященного собора, у которого заимствовал и свое название собора. В древнерусском церковном обществе преобладала мысль, что настоящая деятельная церковь - это иерархия. Потому церковный собор по своему составу был собранием только пастырей и учителей церкви. И земский собор XVI в. вышел собранием руководителей всех частей государственного управления, представителей всех ведомств, действовавших вне собора раздельно, в кругу своих особых задач. В земском соборе видели, как бы сказать, представительство государственной организации. То живое, конкретное содержание, которое жило и работало в рамках этой организации, управляемое общество, или народ, рассматривалось не как политическая сила, способная говорить на соборе устами своих уполномоченных, не как гражданство, а как паства, о благе которой могут думать сообща только ее настоятели. Земский собор был выразителем ее интересов, но не ее воли; члены собора представляли собою общество, насколько управляли им. Нужно было пережить страшное потрясение, испытанное государством в начале XVII в., чтобы переломить этот взгляд на народное представительство и сообщить дальнейшим земским соборам настоящий, не фиктивный представительный состав.