Великая Российская трагедия. В 2-х т. - Руслан Хасбулатов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Павловский пишет, что Ельцин долго казался человеком, скорее потворствующим своим комплексам, чем ведущим осознанную игру на понижение ценности демократических правил. Он удивительно долго терпел клятвы демократией, не решаясь освободить нас от этой химеры. Но сегодня это уже не так. Новый Ельцин — противник местного самоуправления, недруг представительной власти, гонитель людей, имеющих личное мнение. Сегодня он —знамя тех, кто прежде голосовал против него, вождь поворота страны от демократии к ее травле. Что, страна повернулась по команде не вся? Тем хуже для страны: “президент обдумывает решительные меры в случае несогласия...”, с каждым днем растет глубоко тщеславное, если вдуматься, подозрение Ельцина, будто вся Россия вступила против единственного человека (“Альтернативы Ельцину нет!”) в коммуно-фашистский заговор. Вот уж и усмиренной Москвы мало — Вандея открыта в Воронеже и Барнауле, заговоров ждут из Сибири. Даже сценарист 1937-го не прибегал к версии коллективной вины целого института местного управления за события в столице.
Павловский с тонким юмором высмеивает неуклюжие попытки “кремлевской гвардии” всех сомневающихся причислить к заговорщикам.
Россию, ее земли и республики, ее партии и конституционные институты, фактически обвинили в причастности к мятежу —и сделал это ее президент. Президент свободной страны не имеет права выступать ни с приговорами, ни с идеологиями перед свободной нацией, где есть разные точки зрения на вещи, да и нет прав судить “коммуно-фашизм” у недавнего коммуниста, члена ЦК КПСС товарища Б.Н.Ельцина.
За две недели, прошедшие от заявления о перевороте до его военного оформления, Борис Ельцин неоднократно нарушил презумпцию невиновности не только в отношении отдельных лиц, но и в отношении групп, выборных корпораций и партий. Его заявления об установленной виновности тех или других, — включая последние, где еще до начала работы правительственной комиссии “установлено” наличие заговора, — обостряли ситуацию, препятствуя компромиссу.
Зря кто-то думает, что Ельцин обрел в "коммуно-фашизме” последнего врага, одолев которого, он даст отдых земле российской. “Коммуно-фашизм” — идеологема, точно скопированная с “иудо-фашизма” Д.Васильева, давнего сторонника Б.Ельцина и его собеседника с 1987 года, с той же функцией: намеренным оскорблением половины российской нации внести раскол, настроив граждан друг против друга...” [162]
Глеб Павловский отмечает полное совпадение взглядов Ельцина со взглядами поддерживающих его Д.Васильева (“Память”), Жириновского (ЛДПР) и В.Новодворской.
Любопытно единство взглядов в этом вопросе людей, не скрывающих, что их цель — диктатура. И разве не естественно, задает вопрос публицист, что господа, видящие в гражданах России стадо без пастуха, подставили плечо Ельцину, как только он порвал с идеей строительства свободной России?
Весь радикализм Бориса Ельцина какой-то чиновничий. Слово “демократия” в его лексиконе не подразумевает компонента личной свободы и является таким же обмылком прошлой риторики для демократа Ельцина, как некогда “социальная справедливость” — для Ельцина-коммуниста. Он и обращается с населением страны, как ЦК с чиновниками партаппарата: отбирает у них сбережения, презирает их верования и привычки, упраздняет все, что ему кажется “привилегиями”, с неприкрытым удовольствием старшины, очищающего тумбочки рядовых. На мой взгляд, справедлив вывод о том, что главный мотив молчания общества, это — страх. Наш бравый Президент, пишет Павловский, имел электорат из граждан и социальных групп, более всего на свете боящихся форс-мажорных обстоятельств, особенно гражданской войны. Всякий, кто не учитывал этого обстоятельства, являлся политически обреченной фигурой в сравнении с Ельциным — защитником страны от страшного будущего. Шестьдесят процентов за Ельцина — это шестьдесят процентов боязни войны в случае, если Ельцин уйдет. И все это оборвалось октябрем, когда сам Президент стал источником страха, его изобретателем и раздатчиком. В течение года Президент РФ демонстрировал намерение нарушить Конституцию, раз за разом подвигал общество и политически активные его группы к линии раскола. В сентябре 1993 года граждане уж и не ждали от Президента ничего, кроме переворота. Но Борис Ельцин не только осуществил переворот — он еще создал условия для перерастания его в гражданскую войну. Создав эти условия, он вдруг не сумел с ними справиться. Зато Ерин стал Героем России...
...Для этнолога бесценно наблюдать, как в конце ХХ века на территории бывшего СССР возникает уникальный полусамодержавный режим, возглавляемый личностью, сочетающей в себе черты допетровских царей с повадками брежневских областных самодуров. При должном цинизме любопытно было бы досмотреть протекающий на наших глазах исторический процесс. Ведь и Запад поглядывает на Москву с брезгливым одобрением: о, рабская русская душа, видно, этот Ельцин — то, что русским и нужно! Результатом стало утверждение у ядерного пульта персонажа из Салтыкова-Щедрина, обслуживаемого группой экспертов — бывших интеллигентов, утративших собственное лицо, позицию и язык. Услугами полулюдей вольно играть, зато их куда трудней прогнозировать, чем старцев из Политбюро.
Те за десять лет отважились на один только Афганистан; эти плодят афганистаны десятками, не задумываясь. Отличают ли они вообще Афганистан от Таджикистана? Таджикистан — от Азербайджана? Бог весть. Они бестрепетны, ибо сами не знают, где их земля и границы. У них нет целей. Но средства у них есть.
Военная тайна ельцинского Кремля — нигилизм. Чего там еще “нельзя”? Все можно! Нет прошлого, нет идей, нет целей. Былые соратники ныне — платные лизоблюды либо разоблаченные враги. Прокуроры, адвокаты, провокаторы и правозащитники —все на одно лицо. В сейфе “Программа реформ” хоть шаром покати — одни планы развертывания Таманской и Кантемировской дивизий. В Ельцине, пишет Павловский, поражает полная неспособность уйти, отойти и дать действовать политикам, профессионалам, местным гражданским группам. Человек, который начал подыскивать способ навсегда закрепиться на посту президента, уже не остановитсянаполпути. Вовлеченность государственных структур в антиконституционный процесс политически растлевает и чиновников, и институты. Двухлетнее экспериментирование Ельцина с моделями диктатуры стало главным катализатором политической коррупции и государственной нестабильности. В ожидании диктатуры нечем заняться, если не воровать и не мастерить подполья...
Человек, не понимающий существования границ дозволенного, не умеющий сознавать себя прежде всего гражданином федеративной страны, не различающий собственную волю и должностные полномочия, может быть кем угодно, только не ее президентом. Удалить Ельцина с политической сцены России сегодня трудней, чем вынести Ленина из Мавзолея. Но именно это похоже, становится общей мыслью новой оппозиции и даже сил, хранящих обманчивую лояльность президенту. Исходящая от Бориса Ельцина угроза федеральной государственности России столь велика, что ее нейтрализация стала первостепенной задачей политиков всех направлений...
Только опасно было бы думать, будто Ельцин дремлет, что он ни о чем не догадывается. Третья тайна та, что Ельцин не спит, а обдумывает новый удар. По кому? Неважно. Всюду одни враги. Да, всюду враги.
Но известно, кто пролил кровь граждан и раздал за это кощунственные награды, уже никого ни с кем не примирит. Он —порождение нашей долгой слепоты и усталости, политический фантом ушедшей эпохи. Эпоха ушла, а он заблудился в Кремле и оттуда тянет, тянет Россию в сумеречный мир.
Одна из блестящих статей Виктора Топорова в “НГ” называлась “Сон Ельцина” рождает чудовищ. Чудовища рождают друг от друга”. Однако Ельцин не спит, но пребывает в каком-то неугомонном трансе. Вновь, впервые с 1953 года в Кремле загорелось оконце: это Большой Брат по ночам думает о тебе думу. Указ за указом куют стране новый строй, и вскоре строй будет готов. Зато мы — спим, кто крепко, кто беспокойно, досыта поужинав или перекусив чем Бог послал. Чего волноваться? Когда все кончится, вам сообщат. Вас растолкает сосед по нарам.
С пятого октября Россией правит уже не Ельцин, а страх. Имя страху подарил человек из Свердловска. [163] Страх, однако, имеет свои пределы. В социальной жизни наступает такой этап, когда наблюдается равнодушие к страху. Эскалация недовольства сметает политические режимы. Любые политические режимы.
Пропагандистский образ "модернизаторов"
“Новый кремлевский вождь” — это коллективное достижение новой “демократической” или либеральной номенклатуры, а точнее — высшего слоя бюрократического чиновничества. Ельцин выступает как бы “групповым портретом” этого нового социального слоя — федеральной бюрократии, которая по численности уже превосходит бывшую союзную, а по возможностям влиять на самые важные политические решения ее роль может быть сравнима лишь с ролью Политбюро ЦК КПСС.